Рассказы переводчика 20
20. ПАЛЬЦЕМ В НЕБО!!!
She is the latest in technology,
Almost mythology, but she has a heart of stone,
She has an IQ of 1,001,
She has a jump suit on, and she's also a telephone.
1981 ELO “Time” Yours Truly, 2095
В этом мире нет ни одного человека, который не совершал бы досадных ошибок. Бывает даже и так, что усиленно готовишься к какому-то событию, грозно и неотвратимо надвигающемуся на тебя, или к желанному, в намерении встретить его при параде, так, чтобы событие тебе понравилось, а ты понравился ему… и все равно происходит нечто такое, отчего все летит кувырком. Причем, подмечено, что внезапно попадая в совершенно незнакомую обстановку, в общество незнакомых людей с незнакомой логикой и мотивацией, человек автоматически начинает действовать «как все», не претендует на самостоятельное мышление, и реже попадает в глупые или опасные ситуации. Во всяком случае, со мной так и было.
Однако, когда у человека есть время подготовиться ко вхождению в новое общество, то он, часто бессознательно, начинает прикидывать, как бы выгоднее себя преподнести, как бы с первых минут общения с новой командой показать себя с лучшей стороны. И вот на этом-то месте и происходит подавляющее большинство проколов. Стал жертвой такого прокола, а скорее жертвой собственной самонадеянности и юношеской глупости, однажды, и я. А дело было так:
В начале марта 1995 года я получил уведомление о том, что успешно сдал международный экзамен на знание японского языка «норёку сикэн», причем, я лихо проскочил четвертый, самый низкий уровень для начинающих, и сразу взлетел на третий. Особенно мне льстило то, что директор японско-американской школы убеждал меня «не форсить», и написать в предварительной заявке, что я рассчитываю на четвертый уровень, а я, просмотрев экзаменационные анкеты за предыдущие годы, понял, что мой уровень выше, и смело написал, что рассчитываю на третий. Директор тогда покачал головой, поджал сухие губы, и сказал, что моя самоуверенность меня погубит.
- Слышали, наш комми решил, что он самый умный! – крикнул, ворвавшись в класс Джим Рокарди, и только потом сообразил, что я уже в классе.
На меня тогда это не произвело особого впечатления, за исключением того, что я в очередной раз приготовился не замечать насмешек.
Мой единственный друг в школе – Дэвид «Скаттеола», по национальности швед, также нелюбимый американским большинством, спросил меня:
- Ты считаешь, что справишься?
- Справлюсь. И ты тоже на третий сдавай.
- Я не смогу в этом году. Может быть, на следующий…
- Думай, Дэйв. Мне кажется, что ты справишься.
Но Дэйв сдал на четвертый. Мне же позарез нужен был третий, и поэтому я до полного отупения зубрил иероглифы, учился давать им дешифровку, разбирался в радикалах и детерминативах, и при каждом удобном случае заводил разговоры с японцами, силясь ясно понимать их речь и отвечать без запинок, конструируя японские предложения. Мне было к чему стремиться. Да! Было!
Мои японские друзья, проявив незаурядную пытливость, исследовали вопрос о том, как бы перетянуть меня в японскую школу. Всем уже было понятно, что в иностранном колледже я не прижился, но переводиться мне было некуда. И вот, однажды, я в компании Кенджи, Кеничи, Ивата-сан, его отца, отца Мидори и отца своего, отправился на собеседование в самую настоящую японскую школу. Родители моих друзей были моими поручителями. Состоявшийся разговор с директоршей и несколькими старшими преподавателями прошел очень гладко, и мне поставили условие – если я сдам на третий уровень, то меня принимают в школу как «заштатного» ученика бесплатно. Было и еще одно условие – в течении первого семестра я мог учиться в «ознакомительном» порядке, иначе говоря, мои личные оценки не влияли на оценки класса, и за это время класс должен был определить, желают они иметь со мной дело, или нет. А со второго семестра, если я справлюсь, я уже становился бы «полноценным» учеником.
Стоявшие в дальнем углу Кенджи и Кеничи начали с жаром доказывать, что я справлюсь, и на вопрос директорши, согласен ли я с такими условиями, я с радостью ответил утвердительно.
Поэтому я учился как проклятый, и мои друзья не давали мне расслабляться, ежедневно занимаясь со мной по очереди. Поначалу им было очень неудобно приходить к нам домой, но вскоре и этот, последний барьер был преодолен. Моя мама, по-настоящему счастливая, что я нашел таких друзей, постоянно приносила нам что-нибудь вкусненькое, отец отвозил засидевшихся допоздна домой, и так близко познакомился со всеми родителями моих друзей поближе. Я же был уже со всеми знаком, потому что родители моих друзей проявили ко мне живой интерес, и много уже знали о нашей семье по рассказам.
Экзамен я сдал.
А дальше началось самое интересное. Учебный год закончился, и я навсегда покинул стены японско-американской школы. Теперь мне предстояло готовиться к вхождению в новое общество. В то лето, перед началом учебного года, меня познакомили с большим количеством сверстников, с которыми мне предстояло учиться в одной параллели. В какой класс с кем я попаду, никто пока не знал. Классы перетасовывались каждый год жеребьевкой – это делалось специально, чтобы школу нельзя было заподозрить в выделении «элитарного» класса, или класса «отстающих». Почти каждый день меня с кем-то знакомили. Мои друзья хотели, чтобы как можно больше людей со мной познакомились, и так мой круг общения расширился. Никто из парней, которых приводили Кенджи, Ёта или Кеничи, не пытался надо мной подшутить или поиздеваться, напротив, все отнеслись к перспективе учиться в одном классе со мной с большим энтузиазмом, хвалили меня за старание, и обещали всестороннюю помощь. Мидори и Маи распространили эту новость среди девчонок, и они тоже приходили на место наших постоянных сборов знакомиться со мной.
Я получил в школе экземпляр устава формы одежды и поведения, и мы с Кенджи пошли в специализированный магазин, покупать мне форму.
До этого я много раз видел своих друзей в форме, но как-то не представлял себя в ней. Кенджи, как всегда, начал дурачиться, и заявил продавцу, что мне нужна форма для девочек. Продавец хихикнул, но на провокацию не поддался, и после непродолжительной примерки я надел форму для мальчиков.
Когда я вышел из кабинки, где я переодевался, Кенджи заржал так, как будто его защекотали. Продавец сдержано улыбнулся. Я посмотрел на себя в зеркало и тоже засмеялся. Смотрелся я в форме, мягко сказать, нелепо.
В тот вечер от меня вся наша компания потребовала выйти на улицу в форме, потому что я теперь считался учеником, и уже получил номер. Вдоволь нахохотавшись, вся компания начала вносить в форму незаметные, но важные изменения – этого требовала мода.
А вскоре начался учебный год. Я стоял в строю своих новых одноклассников, на меня с выражением плохо скрываемого шока смотрели все, кто еще не знал о том, что теперь вот такое заморское чудо будет учиться вместе с настоящими людьми. Мне было неловко, я старался сделать непроницаемое лицо, но тут произошел первый прокол – производя перекличку, наш классный руководитель, дойдя до меня, назвал мои фамилию и имя. И тут все не выдержали. Внезапно раздавшийся со всех сторон хохот, рев и свист… и мое, потонувшее в этом грохоте, робкое, ответное «хай». Учителя с трудом навели порядок. Перекличка уже никого не интересовала – все пялились на меня.
В классе Оода-сенсей заставил меня выйти к доске, написать свое имя и представиться.
- Переведенный ученик. Будьте с ним вежливы. – произнес он полагающуюся, ничего по сути дела не значащую фразу, после которой класс бурно меня поприветствовал. Все вскочили со своих мест, каждый что-то хотел мне крикнуть, что-то сказать, а я лишь робко улыбался и неумело кланялся, что еще больше распаляло моих новых одноклассников. Кеничи, попавший со мной в один класс, уже много лет спустя сказал мне, что никогда больше не видел у меня такого затравленного взгляда… но тогда, все быстро понявший Оода-сенсей меня выручил. Он сделал жест рукой, и весь класс мгновенно затих. Мне было приказано вернуться на место.
Оода-сенсей рассказал всем кто я такой, хоть все уже и так это знали, и объяснил мой статус в новой школе.
- Подробности выясните у новенького. Начнем занятие. – сухо закончил он, передал по рядам пачки листов с планом ближайших пяти уроков, и отвернулся к доске, начав что-то писать.
Передаваемые пачки планов становились меньше от парты к парте – каждый брал себе экземпляр. Сидевшая передо мной незнакомая девочка (тогда еще незнакомая, это была Накайдо Аканэ), получив пачку листов, и взяв себе один, уже было собралась передать их мне, но тут, она, очевидно с неведомой до того остротой, поняла, КТО сидит за ее спиной, и, внезапно вскочив, передала мне листы… мое «домо» осталось никем не услышанным, потому что Накайдо-сан, опрокинув стул, бросилась к выходу из класса.
Оода-сенсей обернулся, весь класс вскочил, и уставился на меня. Я, уставившись в пустоту прямо перед собой, и держа в руках пачку программ, неподвижно сидел за партой. Я еще не до конца понял, что же именно произошло.
- Что ты сказал, Антон-кун? – строго спросил Оода-сенсей.
- Что произошло… я не знаю… - с трудом выдавил из себя я.
- Что ты сказал, Антон-кун? – тем же тоном переспросил Оода-сенсей.
- Оода-сенсей, он молчал. – сказал парень, сидевший за мной.
- Догони ее. – мрачно приказал этому парню Оода-сенсей и снова отвернулся к доске.
Неизвестно, сколько еще я просидел так, неподвижно, держа программки в руках, но когда я пришел в себя, то вдруг понял, что никто меня не окрикнул, и не стал торопить, чтобы я побыстрее передавал их дальше. Тем не менее, я положил их на следующую, пустую парту – хозяин парты выбежал. Вокруг меня образовалось пустое пространство, и я внезапно с какой-то особой остротой это почувствовал. Спереди – никого. И сзади никого. И все смотрят на меня, пользуясь малейшей возможностью повернуться в мою сторону.
… нельзя смотреть в глаза! Нельзя! Японцы поймут это совсем не так! Не улыбаться! Не показывать эмоций! Господи… да что же это?
Моя спина стала мокрой, и это почему-то меня успокоило. Идет урок. Нужно сосредоточиться на том, что пишет Оода-сенсей. О, нет! Он колошматит мелом по доске с такой скоростью… его иероглифы совершенно не похожи на печатные! Я разбираю один из десяти! Как я усвою урок!? У меня есть программка! Так, что там? Черт! Да здесь я тоже только со словарем разберусь! А если он меня спросит? А если…
Дверь класса со стуком открылась. Зашли убежавшая девчонка и этот парень. Сейчас они сядут рядом со мной…
- Оода-сенсей! Можно я поменяюсь местами с Накайдо-сан? – кто это сказал? Голос знакомый. Кеничи!
Оода-сенсей обернулся, молча кивнул, указал пальцем сначала на Кеничи, потом на Накайдо-сан, мгновенно потерял интерес к происходящему в классе, и продолжил молча писать что-то на доске.
Девчонка, проскочив мимо меня, схватила в охапку свой портфель и учебники, бросилась в направлении парты Кеничи, который спокойно встал, и перешел на новое место.
Весь оставшийся урок меня била дрожь, но прозвенел долгожданный звонок. Учитель обернулся к классу.
- Тацу! – крикнула староста.
Все встали.
- Рэй!
Поклон… Аригато годзаимас, Оода-сенсей!!!
Урок закончен… сейчас начнется.
Учитель вышел, все в классе встали, и молча обступили меня со всех сторон. Входили ученики из параллельных классов. Они, вроде хотели что-то сказать, но мгновенно поддавались общей атмосфере и замолкали.
- Что произошло с Накайдо-сан? – спросила у меня Хаяда-сан, староста нашего класса.
- Я не понимаю, что произошло. – растерянно ответил я.
- Аканэ, иди сюда! – сказала Мако.
Накайдо-сан протолкнули к старосте поближе. Староста молчала, и все молчали…
- Я испугалась… - пролепетала Аканэ.
- Не пугайся больше. – ответила Хаяда-сан улыбнувшись.
- Он не американец! – крикнул неизвестно откуда появившийся Кенджи.
Это сразу разрядило обстановку, в толпе заулыбались. Хаяда-сан выжидательно посмотрела на меня.
- Простите, я испугал вас. Мне нет прощения. Простите мою невежливость. – пролепетал я стандартные формулы Накайдо-сан и поклонился.
Неожиданно Аканэ улыбнулась, и это окончательно разрешило ситуацию. Уже через несколько минут я силился ответить на вопросы, которые сыпались на меня со всех сторон.
- Давай, Антон-кун, теперь ты с нами! - кричали мне новые одноклассники – Ты теперь в нашей команде! Мы на тебя рассчитываем! У нас правила простые, ты их не забывай!
Я отвечал, что не забуду, что я буду стараться изо всех сил, и что класс может на меня полагаться.
Вскоре прозвенел звонок на урок, вошел учитель мировой истории, и без лишних разговоров после приветствий, раздал анкеты.
- Итак, - сказал он – сегодня это пробная анкета по уже пройденному материалу. Я буду называть человека, а он будет отвечать на выбранный мной вопрос. По количеству правильных ответов оценка будет выставлена всему классу.
Я быстро пробежал анкету глазами. Вот черт! Гайрайго на гайрайго, гайрайго погоняет – подумалось мне.
- Ах! – спохватился историк – У вас новенький! Да какой! Вся школа его уже обсуждает. Рад знакомству с вами! – сказал он уже мне.
- Ёросику онегаисимас. – ответил я, встав из-за парты и поклонившись.
- Вот вы и ответите мне на вопрос номер один. – сказал сенсей. – Видите вопрос? В каком году… Напорэон Бонапатто захватил Европу?
Наконец-то я понял, что значит это дикое гайрайго, спасибо, сенсей… век не забуду. Так, но в каком же году он ее захватил? Так, вот четыре варианта ответа…
Так, я что-то не понимаю! Разве он ее захватил?
- Сенсей, здесь нет правильного ответа! – несколько секунд мне потребовалось, чтобы сконструировать предложение.
От такого ответа у историка, очевидно, случилась аналогичная проблема. Он бессловесно таращился на меня секунд десять.
- Как это? – наконец спросил он. Класс пришибленно замолчал.
- Кацумото-сенсей, Европа кончается Уральскими горами, а Наполеон никогда до них не доходил. Мы можем лишь говорить о том, в какие годы какие страны Европы он захватывал. Но Европу он никогда целиком не оккупировал. – сказал я, часто спотыкаясь, безбожно путая слова и жестикулируя.
- О-о-о… - сказал Кацумото-сенсей, после долгого переваривания того, что услышал. – Интересно, а почему тогда в учебнике написано… Вы ответили неправильно! – он неожиданно резко сменил тон. Если бы ваш ответ влиял на результат класса, то оценка была бы снижена! Садитесь!
- Ой, сенсей! Антон-кун доказал, что в учебнике ошибка! Почему ответ неправильный? – крикнул из класса кто-то из парней.
- Отвечать нужно так, как написано в учебнике, а не так, как вы думаете! – ответил сенсей. – Для высказывания своего мнения существуют семинарские занятия! Сядьте!
Класс загудел, многие повернулись ко мне.
Учитель жестом восстановил тишину.
Летнее солнце почти ушло за дома, было тепло, и на удивление почти безветренно. Мы стояли перед нашим домом.
- Нет, вы представляете, это нужно было видеть! – скороговоркой щебетала обычно молчаливая Сае-тян. – Антон-кун просто разнес Кацумото-чин вдребезги, и все равно получил ноль! Вся школа просто на уши встала от такой несправедливости.
Мидори и Маи во все глаза смотрели на меня.
- Мы его обыграли! Антоха, ты молодец! Мы все давно хотели прекратить эту зубрежку! – сказал Кенджи.
- Антоха? – спросила Мидори.
- Это один из вариантов моего имени на русском. – пояснил я.
- Так или иначе, тебе пока нужно быть осторожнее. Ты совершил серьезную ошибку, так нельзя. Завтра извинись перед Кацумото-сенсеем, он поймет. Тебе многое прощают, ты пока не слишком хорошо понимаешь, что можно, а что нельзя. – озабоченно сказал Кеничи.
- Хорошо, Кеничи, я так и поступлю. – ответил я. – Зря я попытался выделиться. Выступающий гвоздь забивают. – вспомнил я японскую пословицу.
- Хадзимэ ва дайдзи, Антоха-кун – сказала Мидори.
«Лиха беда начало» - вспомнил я наш русский аналог этой пословицы.
Декабрь 2007
На этом всё. Спасибо что читали. Ну и сам файлик тоже прикреплю, в нем есть переписка с форума кое где, комментарии и ответы автора.