morem09

Психиатрическая медкомиссия — это источник постоянного недовольства со стороны тех, кто её проходит. Причём вне зависимости от результата. Кто-то сетует, что нашли противопоказания. Кто-то, напротив, пеняет докторам на то, что слишком многих допускают к недопустимому, когда те требуют непотребного. Мол, это из-за вас первая российская беда катается по второй безо всяких ограничений, не говоря уже о том, кто нами управляет и сочиняет всякие законы и постановления. Кто-то недоволен тем, что ему на комиссии задавали много вопросов. Кто-то расстроен тем, что задавали мало — дескать, а поцеловать... тьфу ты, за жизнь поговорить?

Для психиатра же медкомиссия — это потеря целого часа рабочего времени, которое он мог бы потратить на своих пациентов, ждущих около его кабинета. И постоянный конфликт с теми, кому машину водить можно только маленькую и только за собою на верёвочке. И необходимость время от времени долго и подробно объяснять, почему человеку нельзя работать тем, кем ему так хочется.

Например, охранником. Эта работа, с виду непыльная и несложная, в последнее время стала очень популярной. А что — деньги платят не совсем уж никакие, график сутки через трое, форму и оружие выдают. Прохаживайся с важным видом и охраняй вверенное тебе имущество от остальных граждан, которым не так повезло с трудоустройством и вообще по жизни.

Пришёл тут однажды на медкомиссию паренёк. Хочу, говорит, в охрану устроиться. А то больше не берут никуда, я уже пробовал. Денис Анатольевич, который к тому времени успел уволиться из спецбригады и осесть в амбулаторной службе, пригляделся внимательно: что-то лицо мне ваше знакомо, мил-человек. О, а вот и амбулаторную карту регистратура несёт. Ну точно, мой участок. Что там? Ага, вспомогательная школа, курсы, попытки устроиться на работу, жалобы и запросы от работодателя, госпитализация, ещё одна... А, так это вас мы тогда ловили по всему Новому городу! Это называется — был в расстроенных чувствах? Ну хорошо, тогда я могу сказать, что имею некоторое отношение к медицине.

Денис Анатольевич попытался объяснить, что дебил с оружием — это... как бы помягче сказать, чтобы не упоминать гранаты и теорию Дарвина? И не надо так возмущаться, я не обзывался, я лишь озвучил уточнённый диагноз. Ах да, в нём ещё про психопатоподобное поведение было, но это уже детали. Со зла диагноз поставили? Просто маму не слушался и в школу не любил ходить? И на работе работать заставляли? Ну хорошо, вот вам направление к психологу, пройдите тесты и возвращайтесь, продолжим разговор.

Через пару дней парень вернулся. Денис Анатольевич, прочитав результаты психологического исследования, развёл руками — без обид, молодой человек, диагноз был установлен верно. Поэтому оружие вам доверять никак нельзя. Показатели интеллекта, знаете ли, невысоки, не говоря уже о поведенческих реакциях.

-- Это у меня интеллект маленький?! - взвился парень, доставая из замызганного полиэтиленового пакета какие-то бумажки. - У тебя-то самого, Денис, сколько дипломов? Один, диплом врача. А у меня — целых три! Вот, гляди! Это — диплом слесаря! Это — диплом сварщика! Это — диплом плотника! Три, видишь? Значит, у меня интеллекта в три раза больше, чем у тебя!

-- Ну вот поэтому я тоже не иду в охрану, - философски заметил Денис Анатольевич, стараясь не улыбаться. - Интеллектом, понимаешь ли, не вышел. Там с этим строго.

Блог добрых психиатров

В один из выходных дней апреля 2012 года молодая семейная пара решила посетить кинотеатр. Ничего не предвещало трагедии.

Муж, назовем его Родион, молодой человек, занимающий солидную должность в одном из банков города, начитанный, умный, интеллигентный, некурящий, не употребляющий алкоголь, (это чтобы был понятен образ моего будущего подзащитного), пошел за машиной в гараж, и, зная, что в гаражах завелась стая бродячих собак, взял с собой пистолет самообороны «ОСА», поместил его в кобуру на поясе брюк.

Подогнав машину к дому, припарковался и зашел в подъезд. Вызвал лифт. Из лифта вышли девушка и пожилая женщина, а следом двое парней, нетрезвых и с прикуренными сигаретами. Пожилая женщина очень возмущалась, что в лифте накурено. Девушка и женщина сразу вышли из подъезда. Родион сделал замечание по поводу курения в общественном месте, на что получил взрыв агрессии со стороны парней. Оттеснив от лифта, угрожая ножом, произнося фразы: «Я тебя сейчас зарежу, как поросенка!», «Мы тебя заставим сейчас жрать бычки!», Родион был избит парнями в тамбуре подъезда. Ответно удары практически не наносил, в основном закрывался руками, был обескуражен и растерялся от реакции на безобидное замечание. А били его профессионально в голову, кулаками, в четыре руки.

Падая на пол, он вспомнил, что у него на поясе оружие самообороны. Закрываясь левой рукой, правой вытащил пистолет и совершил бесприцельно, а по другому у него бы и не получилось из-за крайне замкнутого пространства, 4 выстрела. После этого напавшие ослабили натиск, и Родион выскочил из подъезда, сел в свою автомашину и попытался в ней спрятаться.

Из подъезда выскочил один из нападавших и стал камнем разбивать машину Родиона. Разбил окно и зеркало бокового вида. Родион выскочил из машины и стал просить помощи у мужчины, находившегося во дворе, но мужчина сел в машину и уехал.

Родион забежал в подъезд и увидел, что второй нападавший лежит на полу без сознания, на лбу виднелась ссадина. Стали собираться люди, выбежала и жена Родиона, вызвала милицию и «Скорую помощь». Пока ожидали сотрудников милиции, из дома вышли «друзья» нападавших, на Родиона и его жену обрушилась лавина угроз, обещаний убить.

Родиона сотрудники милиции забрали в отдел для разбирательства. Его жена связалась со мной.

Это было мое первое уголовное дело в качестве защитника. Став адвокатом осенью 2011 года, я представляла интересы по гражданским делам, осуществлять защиту по уголовному делу было боязно после многих лет работы следователем, а тут позвонила подруга и попросила помочь ее знакомым, отказать ей не смогла. Так началась моя практика в качестве адвоката по уголовным делам.

Я подъехала в отдел милиции, Родион стоял холле возле дежурной части, вид у него был жуткий, лицо в синяках и ссадинах, губа разбита, одежда грязная. Второй нападавший был задержан и закрыт к камере, вел он себя вызывающе, кидался на сотрудников милиции, орал. Я переговорила с Родионом, поняла для себя обстоятельства произошедшего. На первый взгляд казалось бы, на Родиона напали, он применил необходимую оборону. Но не тут то было...

После опроса мы узнали, что раненный нападавший скончался в больнице, не приходя в сознание. Пуля от «ОСЫ» пробила лобную кость и разрушила вещество головного мозга.

Родион был опрошен следователем СУ СК в рамках материала проверки и отпущен домой. К вечеру ему стало плохо, обращение в больницу закончилось госпитализацией с диагнозом ушиб головного мозга средней степени тяжести.

Через 4 дня после произошедшего мне перезвонил следователь и сообщил, что возбуждено уголовное дело по ст. 105 УК РФ в отношении Родиона. С этого момента начался год мытарств для моего подзащитного, а для меня вал работы в виде ходатайств, жалоб, походов к руководителям СУ СК.

От заключения под стражу Родиона спасло нахождение в больнице и заключение врача о его тяжелом состоянии. Следователи готовы были задерживать Родиона прямо в медицинском заведении.

После выздоровления Родиону было предъявлено обвинение в совершении убийства, и дело пытались направить в суд, но жалобы в прокуратуру не позволили следствию это сделать, тем более что умысел на причинение смерти следствию никак не удавалось доказать и расписать в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого.

Затем было предъявлено обвинение по ст. 108 УК РФ, но умысел на убийство при превышении пределов необходимой обороны в постановлении вовсе не был расписан. Дело было направлено прокурору для утверждения обвинительного заключения. Однако, после очередной жалобы прокурору и руководителю СУ СК по краю прокурор вернул дело для проведения дополнительного следствия, указав, что в действиях Родиона отсутствуют составы преступлений, предусмотренных ст.105 и 108 УК РФ.

Мой подзащитный стал надеяться на прекращение уголовного дела в отношении него в связи с наличием в его действиях необходимой обороны, однако, я не разделяла его оптимизм. Так и вышло, обвинение предъявили по ст. 109 УК РФ — причинение смерти по неосторожности.

Жалобы адвоката, представлявшего интересы потерпевшей стороны, простимулировали следствие хоть по какой-нибудь статье, но направить дело в суд.

Суд длился 8 месяцев, несмотря на явные противоречия в показаниях нападавшего парня и взявшегося из ниоткуда «свидетеля», Родион был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 108 УК РФ. Ему было назначено наказание в виде исправительных работ по месту основной работы на срок 1 год 8 месяцев с удержанием в доход государства 10% от заработной платы и взыскан моральный вред в пользу семьи погибшего в сумме 1 миллиона рублей.

В апелляции удалось только снизить сумму морального вреда до 600 тысяч рублей. Обжаловали приговор вплоть до Верховного суда РФ, однако, все суды указывали, что применение оружия самообороны запрещено с расстояния менее 1 метра, а также то, что Родион должен был предвидеть наступление общественно опасных последствий, но не проявил должной внимательности и осмотрительности и применил оружие на недопустимо близком расстоянии.

Дело получило широкий общественный резонанс, после происшествия были опубликованы несколько статей в СМИ о том, что неуравновешенный мужчина открыл стрельбу из пистолета (без уточнения какого) в подъезде в отношении курящих и убил одного, Родиона открыто называли убийцей. Преподнесенная в таком виде информация разожгла среди жителей района чувство мести, в комментариях к статье открыто писали о суде Линча над Родионом, кто то сбросил его анкетные данные и адрес места жительства. Стало понятно, что погибший имел авторитет среди неблагополучного населения района, за его смерть готовы были отомстить.

Семья Родиона вынуждена была переехать к родственникам, так как их двери были исписаны угрозами убийством, выламывали кнопки звонка, разводили пожар под дверью, поджигали почтовый ящик. Жена просто стала бояться за свою жизнь. В итоге вовсе пришлось сменить место жительства.

Заявление о причинении вреда здоровью Родиону в течение длительного времени спускалось на тормозах, выносились постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. Мы их обжаловали, но кто- то умышленно тормозил и не давал возбуждать уголовное дело.

Тогда было принято решение заявить о совершенном в отношении него преступлении прямо в ходе допроса Родиона, и следователю ничего не оставалось, как выделить материал из уголовного дела и направить в дознание. Первое же постановление об отказе в возбуждении уголовного дела было обжаловано в суде и дело возбудили. Параллельно было возбуждено уголовное дело по факту порчи имущества Родиона, а именно автомашины (ст. 167 УК РФ). Эти дела были соединены в одно производство.

На момент вынесения приговора в отношении Родиона, уголовное дело, где он был признан потерпевшим, еще расследовалось. Нами неоднократно обжаловались бездействия со стороны вначале дознавателей, а затем следователей, суд признавал факт бездействия незаконным и указывал на нарушение разумных сроков уголовного судопроизводства. Но по этому делу продолжалась волокита. Устно следователь пояснила, что есть указание дело в суд не направлять до вынесения приговора в отношении Родиона, а то его могут оправдать.

Только после вынесения приговора Родиону, нападавшему было предъявлено обвинение и дело направили в суд. Нападавший был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного п. «г, д» ч.2 ст.112, а также по ст. 167 УК РФ. В отношении погибшего в рамках данного уголовного дела было вынесено постановление о прекращении уголовного дела в отношении него в связи со смертью.

В ходе следствия было установлено, что оба нападавших длительное время профессионально занимались боксом, а затем пошли по наклонной. Но навыки боя сохранили и показали свои способности на первом попавшем под руку… Освидетельствование нападавшего показало, что он находился в состоянии алкогольного и наркотического опьянения, о том, что погибший был в состоянии алкогольного опьянения дали показания его «друзья» — свидетели.

Родион твердо уверенный в своей невиновности, яростно отстаивал свою позицию о необходимой обороне с начала следствия. За время следствия и суда стал отцом. И с рождением ребенка стал как-то философски относиться к ситуации. Радовался, что именно он попался нетрезвым парням «под горячую руку», а не пожилой человек или ребенок, к судимости тоже отнесся спокойно, прокомментировав, что слава богу, что привлекли за причинение смерти по неосторожности, а не за убийство.

Оба дела рассматривались одним судом, но при рассмотрении дел судьи одни и те же доводы трактовали по разному, так, как было удобно отразить в приговорах. То, что использовалось в деле против Родиона, во втором деле использовалась в его интересах и против нападавшего. Я направляла оба приговора в Верховный суд РФ, указывала на недопустимость трактования одних и тех же обстоятельств диаметрально противоположным образом. Однако, суд не увидел нарушений закона.

Автор: Погорелова Т.В.

В сентябре 2016 года на рыболовецком судне, находящемся на промысле в Беринговом море, в танке был обнаружен без признаков жизни матрос, отец двух маленьких девочек, образцовый муж и сын.

При спуске в танке для его подъема на палубу пострадали еще два члена экипажа: оба потеряли сознание и упали в танк, один из них успел крикнуть «Кислород!», длительное время с диагнозом «гипоксическая кома после удушья» проходили лечение в стационаре.

Жена погибшего, получив страшное известие, обратилась к юристу, который пояснил, что детям полагается пенсия по утрате кормильца и страховая выплата в размере 20 000 долларов США (страхование ответственности судовладельца на случай смерти, травмы, увечья членов экипажа судна при исполнении ими своих трудовых обязанностей). О иных полагающихся по закону выплатах семье погибшего юрист ничего не сказал, то ли не знал, то ли забыл...

От работодателя семье погибшего было перечислено 100 000 рублей, которые были потрачены на похороны. Ни извинений, ни слов соболезнований. За год супруга не дождалась от работодателя основного документа, составляемого работодателем при несчастном случае на производстве — Акта о несчастном случае. Нанятый вдовой юрист каждый месяц обещал, что практически уже все решено, и совсем скоро Акт будет выдан, а вместе с ним и страховая выплата, но документа так и не было. Более того, представитель работодателя заявил матери погибшего, что ее сына никто в танк не отправлял, он погиб, нарушив правила техники безопасности. Вины работодателя в его смерти нет.

В конце августа 2017г. супруга обратилась ко мне, на руках у нее имелось только свидетельство о смерти и копия акта судебно-медицинского исследования трупа. Юрист никаких документов вдове не предоставил, так как «вел переговоры исключительно по телефону», также как и не обосновал причину столь длительного составления Акта о несчастном случае работодателем.

Расторгнув договор с юристом, вдова заключила договор на оказание услуг со мной. Я пояснила, что помимо обязательной страховой выплаты (ч.2 ст.60 Кодекса торгового мореплавания РФ) она и ее дети имеют право на единовременную страховую выплату от ФСС РФ в размере 1 000 000 рублей, ежемесячные страховые выплаты от ФСС РФ в связи с наступлением страхового случая на производстве в размере по 1/4 от средней заработной платы отца на каждого из детей, компенсацию морального вреда каждому члену семьи, а также матери погибшего. Моя новая доверительница ушла вдохновленная и весьма потрясенная услышанным.

Были поставлены цели, которых нужно было достичь, но на пути к целям возникло множество противодействий, непонимания и простого непрофессионализма...

Работодатель, уверенный в собственной безнаказанности, не желая производить какие-либо выплаты семье погибшего, и пользуясь тем, что СК РФ на транспорте не торопится привлечь к уголовной ответственности лиц, виновных в производственной трагедии, стал всячески противодействовать в получении документов.

Все осложнялось тем, что компания -работодатель на момент гибели матроса была зарегистрирована в г.Владивостоке, а через 6 месяцев (в мае 2017) сменила регистрацию на г.Петропавловск-Камчатский.

В первую очередь я обратилась к работодателю — очень крупной рыбодобывающей компании на Дальнем востоке — по телефону. В весьма грубой форме заместитель руководителя отказался от сотрудничества и предоставления необходимых документов. Факт отсутствия утвержденного Акта о несчастном случае на производстве прокомментировал занятостью членов комиссии и «переездом» компании из Владивостока в Петропавловск.

Тогда я начала с компанией официальную переписку по почте.

На первый мой запрос поступил «оригинальный» ответ. Коротко звучавший так: адвокат не подтвердил свои полномочия (не представлена доверенность), представленный ордер не соответствует требованиям приказа Минюста РФ №47 от 10.04.2013, запрос не соответствует приказу Минюста РФ №288 от 14.12.2016, а запрошенные документы содержат персональные данные, которые также мне не предоставят в соответствии с ФЗ «О персональных данных». При этом, в чем конкретно имеется несоответствие закону, в письме не сообщалось. Примечательно, что данное письмо было направлено не в мой адрес, а моей доверительнице.

Отказ в предоставлении информации мной был обжалован в прокуратуру г.Петропавловска -Камчатского с требованием о привлечении к административной ответственности по ст. 5.39 КОАП РФ. Привлекать к ответственности прокурор отказался, проявив навыки телепатии, указав, что отказ законен, так как в запросе не указаны «имя и отчество адвокат (указаны только инициалы), регистрационный номер адвоката, номер и дата выдачи ордера, регистрационный номер адвокатского запроса в журнале, указание на способ передачи запрашиваемых сведений».

Так как все эти сведения имелись в приложенном ордере, а в шапке запроса был указан «адрес для почтовой корреспонденции» и электронный адрес, я обжаловала определение прокурора об отказе в возбуждении дела об административном правонарушении в суд, но суд затянул с рассмотрением, и в связи с истечением срока привлечения к административной ответственности, отказал.

Осознавая, что работодатель мне не помощник, одновременно мной были направлены запросы в государственные структуры, обязанные контролировать факты несчастных случаев на производстве, для получения хоть какой-нибудь информации.

К этому времени от руководителя Дальневосточного Управления государственного морского надзора Федеральной службы по надзору в сфере транспорта поступило Заключение по расследованию аварийного случая в море, из которого следовало, что гибель матроса произошла из-за полученных травм при падении с высоты, вред, причиненный здоровью еще двоим членам экипажа произошел в результате нехватки кислорода и/или наличия токсичных газов во вдыхаемом воздухе внутри пространства танка. Причины падения погибшего в танк не установлены, свидетели и очевидцы отсутствуют.

Отмечу, что изначально руководитель государственного морского контроля подготовил и подписал отказ в предоставлении запрошенных документов, мотивировав его запретом о разглашении персональных данных, однако мое красноречие, напор и угрозы обжаловать отказ в предоставлении документов в суд и взыскать судебные издержки его переубедили.

В Приморском следственном отделе на транспорте Дальневосточного следственного управления на транспорте СК РФ я ознакомилась с материалами проверки по факту гибели мужа моей доверительницы. Ничего нового не узнала, документов практически не было, имелись только опросы нескольких членов экипажа и запросы в контролирующие органы без ответов на них. Мной была подана жалоба на бездействия следствия вышестоящему руководству и в прокуратуру.

Посовещавшись с доверительницей о нерадужных и долгосрочных перспективах уголовного преследования (ни в одном документе не было установлено, чем именно отравились погибший и пострадавшие члены экипажа, спустя год были устранены все нарушения техники безопасности (установлено ограждение танка, появились надписи о запрете спуска в танк, был разработан СУБ и т.д.), а осмотр места происшествия был проведен только капитаном судна и то поверхностно, очевидцы были опрошены спустя длительное время после корректировки их показаний руководством компании и юристами, невозможно было установить кто, когда и для чего направил погибшего в танк), нами было принято решение о наказании компании -работодателя рублем и взыскании всех полагающихся выплат.

К этому времени поступили документы из Камчатского отдела ФСС РФ, из которых следовало, что им ничего не известно о трагедии, на момент несчастного случая на производстве компания была зарегистрирована во Владивостоке, информация принята к сведению, у работодателя запрошен Акт о несчастном случае на производстве, на основании которого формируется дело о выплатах.

Работодатель не торопился утверждать и выдавать Акт о несчастном случае, поясняя, что отсутствует судебно-медицинская экспертиза в отношении погибшего. Его бездействие было обжаловано в прокуратуру и трудовую инспекцию, заявлено требование о привлечении к административной ответственности. Но вновь поступил отказ в привлечении, обоснованный тем, что не установлено, когда именно судебно-медицинская экспертиза поступила работодателю и «возможно» истек срок привлечения к административной ответственности.

В соответствии п.п.б п.15 и абз.2 п.9 «Положения об особенностях расследования несчастных случаев на производстве в отдельных отраслях и организациях», утвержденного Постановлением Минтруда РФ от 24.10.2002 №73, расследование несчастного случая на находящемся в плавании рыбопромысловом судне проводится комиссией, утвержденной приказом работодателя. То есть сотрудниками самого работодателя… Таким образом, от Государственной инспекции труда в Камчатском крае помощи получить не удалось, документов о несчастном случае на производстве они не имели.

В середине октября 2017г. по телефону сотрудник Камчатского отделения ФСС РФ сообщила, что ей работодателем предоставлен Акт о несчастном случае, аналогичный документ работодатель почтой выслал вдове. Через месяц Акт так и не был получен. На работодателя была подана очередная жалоба в прокуратуру.

Сотрудник ФСС согласился выдать заверенную копию Акта для назначения и проведения медико-социальной экспертизы, также необходимой для получения выплат, так как именно в ней делается вывод о наличии причинно-следственной связи смерти и произошедшего несчастного случая на производстве.

С проведением медико-социальной экспертизы я столкнулась впервые. Собрав необходимый пакет документов, предусмотренный Приказом Министерства труда и социальной защиты РФ №59н от 29.10.2014, я обратилась в Бюро медико-социальной экспертизы по последнему месту регистрации погибшего. Руководитель БМСЭ сразу пояснила, что за все время ее работы за подобной экспертизой обращаются впервые, поэтому будет согласовывать с краевым руководством.

Каково же было мое удивление, когда руководитель юридического отдела БМСЭ мне стал пояснять, что установленным регламентом принять у меня документы и выдать заключение не могут, так как у меня отсутствует доверенность (ВНИМАНИЕ!) от погибшего! По его мнению, в соответствии с регламентом вдова не может быть получателем услуги, так как вред здоровью и смерть причинены не ей. Руководитель БМСЭ отказывалась принимать у меня документы, несмотря на наличие нотариальной доверенности от доверительницы.

Исключительно экономя время семьи погибшего и желая как можно быстрее оформить положенные выплаты, я не стала обращаться в прокуратуру, отправлять заявление на предоставление услуги почтой и обжаловать письменный отказ. В течение часа я проводила ликбез по нормам ГК РФ с руководителям БМСЭ и юридического отдела, были устроены хоровые чтения ГК РФ и приказа №59н, с трудом, но мне удалось объяснить, что доверенность от лица утрачивает силу в случае его смерти, что регламент предусматривает получение услуги по установлению причинной связи между наступившей смертью и несчастным случаем на производстве, что вдова вправе была обратиться как лично, так и через представителя и т.д. Руководитель юротдела неоднократно звонил куда-то «выше», выяснял их позицию, и в итоге крепость под названием Бюро медико-социальной экспертизы г.Артема пала. Заявление приняли и заключение предоставили через 40 минут.

Неожиданно после жалоб в прокуратуру и инспекцию по труду от работодателя поступил полный (!) ранее запрошенный мной пакет документов, без каких либо ограничений.

В сопроводительном письме было указано, что Акт о несчастном случае ранее уже направлялся, но письмо утрачено Почтой России (переписка с почтой прилагалась).

К письму была приложена форма заявления о выплате в случае смерти (гибели) члена экипажа судна денежной компенсации в размере 20 000 долларов США в рублевом эквиваленте по курсу ЦБ РФ на дату выплат. Вновь работодатель меня «порадовал» своей находчивостью, заявление содержало следующую формулировку: «Настоящим подтверждаю, что после получения мной 20 000 долларов США, все претензии, которые могут быть удовлетворены в судебном порядке, против судна, капитана, членов экипажа, владельцев, менеджеров, круинговых агентов, страховщиков и фрахтователей, которые я могу иметь к кому либо из них, становятся полностью и окончательно урегулированными. Я гарантирую, что по получении указанной суммы мной в будущем не будет заявлено более никаких претензий и исков какого бы то ни было характера против судна, капитана, членов экипажа, владельцев, менеджеров, круинговых агентов, страховщиков и фрахтователей». Составив заявление в произвольной форме, без навязываемых формулировок, я направила его работодателю.

Юрист работодателя перезвонил мне по телефону и теперь уже очень вежливо стал просить предоставить заявление в направленной форме, так как, якобы, такая форма установлена страховой компанией. Получив категоричный отказ, юрист сообщил, что денежные средства поступят в течение суток на счет, указанный в заявлении. Свершилась первая маленькая победа.

Я предложила юристу обсудить с руководством вопрос о выплате во внесудебном порядке компенсации морального вреда жене, матери и детям погибшего. Доверители были согласны получить по 500 000 рублей на каждого и на большую сумму не рассчитывали. Но работодатель отказался решать данный вопрос добровольно.

Камчатским отделением ФСС РФ после получения заключения МСЭ и заявлений о производстве выплат были перечислены все затребованные суммы. Уточню, что 1 000 000 рублей был в равных долях перечислен на отдельные открытые в Сбербанке РФ счета на имя вдовы и обоих дочерей, ежемесячные выплаты производятся также только на счета детей. Счет считается депонированным, получение матерью денежных средств со счетов несовершеннолетних детей возможно только с разрешения органов опеки и попечительства.

Затем было подано исковое заявление о взыскании компенсации морального вреда. В пользу каждого члена семьи — жены, обоих дочерей, матери — суд взыскал по 700 000 рублей.

Итого взыскано:

— ФСС РФ единовременная выплата в размере 1 000 000 рублей (ФЗ от 24.07.1998 №125 «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний»

— ФСС РФ ежемесячные выплаты по 1/4 от среднего заработка погибшего на каждого из детей

— страховая выплата ответственности работодателя (ч.2 ст.60 Кодекса торгового мореплавания РФ) — 20 000 долларов США в рублевом эквиваленте

— компенсация морального вреда в пользу каждого члена семьи по 700 000 рублей, всего 2 800 000 рублей

— ПФ РФ ежемесячные выплаты на каждого из детей в связи с потерей кормильца

Несмотря на то, что мужа не вернуть, доверительница осталась довольна проведенной мной работой, она и не мечтала получить хоть что-то от такого недобросовестного работодателя.

П.С. Если бы с самого начала данным делом занимался профессиональный и ответственный человек, все можно было решить гораздо быстрее и эффективнее. И возможно привлечь к уголовной ответственности виновных лиц...

Автор: Погорелова Т.В.

Суд

Я стал наводить справки о судье, которой попало наше дело. Сам я с ней раньше не встречался.

Мной планировалось грамотно представить в суде все наши доказательства, разнести в пух и прах противную нам сторону, которая уже увязла в неустранимых противоречиях и получить законный оправдательный приговор. А какой еще может быть исход при таких доказательствах?

Мне объяснили, что с судьей нам крупно не повезло. Сказали, чтобы я забыл об оправдательном приговоре: эта судья вынесет обвинительный приговор при любых обстоятельствах. Рассказали, что судья в процессе ведет себя очень грубо, а иногда даже кроет матом не угодивших ей оппонентов, за что ей неоднократно уже попадало на планерках от председателя суда. Одним словом, нам подсунули самый худший вариант судьи из имеющихся в наличии.

Ну, что же, придется снять розовые очки. Значит, ближайшими целями защиты становятся: заставить суд огласить все значимые для нас доказательства и проследить, чтобы данные факты были зафиксированы в протоколе судебного заседания; попытаться, по возможности, отвести судью от дела.

Первым делом уведомляю суд об использовании защитой аудиозаписи. Ставлю диктофон поближе к судье, лелея надежду, что она в судебном заседании не сдержится и все-таки начнет крыть кого-нибудь матом, а уж повод для этого адвокат постарается ей дать.

Причем, суд также ведет аудиозапись процесса (о чем меня заранее предупредили знакомые), что потребует от нас соблюдения определенных правил. Сама судья об этом обстоятельстве скромно промолчала, хотя в протоколе, как позже выяснилось, было отражено, что суд уведомил присутствующих о данном факте.

Наблюдая за поведением судьи в судебном заседании, отмечаю ее импульсивность и неспособность контролировать свои эмоции. Язык свой она, видя мой диктофон, по-видимому, решила держать под контролем — понимает, на чем мы можем ее поймать, а вот эмоции выдают «слугу закона» с головой.

Если что-то идет вопреки ее желаниям, судья начинает краснеть, всем своим видом выказывая свое недовольство, а если адвокат продолжает гнуть свою линию, то она срывается на подсудимом, делая ему жесткие замечания, что он не так сидит, не так глядит, не достаточно резво встает. Ну, а если ситуация судью устраивает — она излучает благость и улыбается. Вот такой нехитрый психологический портрет!

Я беру на вооружение свои наблюдения и весь процесс зорко слежу за ее внутренним состоянием, если эта женщина злится — значит, двигаюсь в правильном направлении, ну, а если замечаю улыбку на ее лице — повод задуматься, значит, что-то делаю не так.

Интересы Ольги также представляет адвокат и, разумеется, они, как могут при этих обстоятельствах, прорабатывают свою позицию.

Допрос матери Ольги

Мать Ольги — единственный прямой свидетель. На ее показаниях строится все обвинение, вменяемое Кириллу. На основании показаний этой женщины о том, что Кирилл позвонил ей, в процессе этого разговора обманул ее, убедив отдать шубу дочери, а затем приехал и забрал приготовленную ей шубу, строится объективная сторона состава предъявленного Кириллу обвинения. Только вот детализация телефонных соединений Кирилла за этот день, четко показывает, что не было этого звонка.

С его стороны был только один звонок, когда Кирилл уже подъехал за шубой, и это соединение длилось всего восемь секунд (невозможно за это время убедить свидетеля отдать шубу), причем мать Ольги упоминала об этом звонке, поясняя, что Кирилл звонком сообщил о своем приезде и о шубе в этот раз речи не вел.

Допрашиваем Ольгину мать, уголовное дело их адвокат изучил, видел мое ходатайство о восьми секундах, поэтому волей-неволей главная свидетельница обвинения начинает менять свои показания, теперь она говорит, что Кирилл обманул ее не в процессе телефонного разговора, а при их личном контакте, когда он уже подъехал к ней. Да вот только они забыли, что на следствии свидетель говорила, что после звонка Кирилла, она сразу вышла к нему уже с шубой (как она узнала, что шубу нужно ему вынести, если еще не было разговора?). И число дня передачи денег дочери на покупку молокоотсоса теперь совпадает с числом реальной его покупки.

Ввиду существенных противоречий заявляю ходатайство об оглашении первоначальных показаний этого свидетеля, данных в ходе предварительного следствия.

Судья на это: «А я не буду оглашать» (железный аргумент!).

Прокурор одновременно заявляет ходатайство об оглашении доработанных показаний матери Ольги, данных уже после очных ставок с Кириллом. Это оглашаем без вопросов, хотя оснований для этого нет вообще.

Я снова с металлом в голосе спрашиваю: «По заявленному защитой ходатайству показания не будем оглашать?» Судья, поняв, что сейчас получит отвод, отвечает: «Ну, почему не будем, будем».

Начинаем оглашать. За озвучивание каждого предложения, каждого слова, приходится с судьей бороться. Она старается огласить так, чтобы не произносить нужные защите слова и выражения, отраженные в протоколах допросов. А я не забываю, что судом ведется аудиозапись заседания, потом скажут, что данные обстоятельства реально оглашены не были, следовательно, не были исследованы в судебном заседании, поэтому суд не принял их во внимание, и представят в подтверждение свою аудиозапись.

Поэтому приходится разговаривать с судьей жестко, на повышенных тонах, и заставлять оглашать все слова, которые нам нужны. Судья сидит злющая, вся красная, хоть прикуривай, а адвокату приходится чуть не силой заставлять ее делать то, что она и так обязана делать по роду своей работы.

Я объясняю судье для чего нужно огласить ту или иную фразу, что это доказывает, смотрю ей в глаза и вижу пустоту. Четко осознаю: она не желает ни слышать меня, ни понимать. Так что нужно отбросить все сантименты и относиться к ней соответственно.

Продолжение судебного следствия

Мать Кирилла с ее первоначальными показаниями, данными против сына, нам в суде не нужна, оглашать ее показания я не даю. Оглашаем нужные защите показания свидетелей. Допрашиваем работника ломбарда, принявшего у Кирилла шубу. Кроме получения вещи в залог, они могут сразу купить сдаваемую вещь. На мой вопрос о стоимости шубы, если бы Кирилл ее продал, приемщик отвечает, что сумма составила бы около 20 тыс. руб. против тех 5 тыс. руб., которые Кирилл получил за сдачу шубы с правом выкупа. Допрашиваем Кирилла...

Оглашаем протокол осмотра телефонного разговора Ольги с братом Кирилла, где она прямо говорит, что дала разрешение на сдачу шубы. У нас еще есть детализация телефонных соединений Кирилла за рассматриваемый нами злополучный день. Ни суд, ни обвинение, разумеется, не горят желанием оглашать данный документ. Заявляю ходатайство об оглашении этого доказательства. Судья спрашивает: «Какие, конкретно, соединения Вы желаете огласить? Отметьте их галочками». И дает мне дело.

Я называю соединения, отмечаю их галочками и подаю ей. Судья говорит: «Ну, вот и оглашено». Это, говорю, что, считается, что оглашение состоялось? Судья отвечает: «Конечно». А сама аж светится от счастья, и плавно переходит к вопросу о завершении судебного следствия. Похоже, что меня снова пытаются «развести». Нельзя этого позволять. По сути, такой важный документ, который полностью разбивает все обвинение, реально оглашен не был.

А ч.1 ст. 240 УПК РФ указывает, что

В судебном разбирательстве все доказательства по уголовному делу подлежат непосредственному исследованию...

Защите нужно время для маневра, и нельзя позволять судье делать так, как хочет она.

Очередной судебный день у нас подходит к концу и, чтобы получить время для составления так необходимых нам письменных ходатайств (устные ходатайства могут исказить и занести в протокол не так как нужно нам), и не дать судье закончить сейчас судебное следствие, защитник заявляет ходатайство о прослушивании аудио диска, который признан вещественным доказательством, с записью телефонного разговора Ольги с братом Кирилла. Судья отмахнуться от этого не может, поневоле приходится переносить судебное заседание.

Я, воспользовавшись передышкой, готовлю письменные ходатайства. Оказывается, заставить суд надлежаще огласить детализацию телефонных соединений — дело непростое. Составляю ходатайство об оглашении судом данного документа, причем указываю конкретно, что прошу огласить все телефонные соединения сотового номера подсудимого с другими абонентами, совершенные в указанные сутки, с оглашением номера абонента, с которым проводилось соединение, времени, в которое произошло указанное соединение, и продолжительности данного телефонного соединения. Иначе суд огласит так, что потом нельзя будет это использовать как доказательство.

Кроме того, относительно данного вопроса, прошу суд предоставить защите возможность дополнительно допросить подсудимого относительно телефонных соединений, указанных в данных документах, и связанных с ними обстоятельств, с предоставлением подсудимому возможности обозрения указанных документов при даче показаний.

Судья обрывочно и очень неохотно оглашала важную для нас часть из первоначальных показаний матери Ольги, поэтому я всю эту часть воспроизвел в ходатайстве и просил огласить все дословно. Тут уже вступил в силу адвокатский принцип, что лучше сделать что-то излишне, чем чего-то не доделать. И не бояться, если что, выглядеть глупо перед судом (пусть думают, что хотят).

Завершение суда

Продолжаем заседание. Судья весела и благодушна. Для озвучивания SD — диска притащили какой-то непонятный аппарат, похожий на магнитофон, запихнули туда диск. Вместо разговора раздался скрежет.

Судья: «По техническим причинам прослушать диск не можем». Адвокат: «Необходим компьютер, прошу воспроизвести на нем». Судья: «Нет. К тому же расшифровку разговора мы оглашали».

В принципе, прослушивание этого диска защите ничего не дает, суд все равно не воспринимает наши доказательства, но, по сути, получается, что судом не изучен документ, признанный вещественным доказательством, при заявленном об этом ходатайстве защиты (один из серьезных аргументов для отмены приговора).

Судья снова хочет завершить судебное следствие. Все наши оппоненты с этим согласны. Нет, ребята, я вам так просто закончить дело не дам. И начинаю заявлять по порядку подготовленную пачку письменных ходатайств. Судья покраснела, вся веселость и благодушие у нее махом прошли. А я, уловив реакцию судьи, удовлетворенно отметил, что делаю именно то, что нужно.

Кучу моих ходатайств судья отклонила, отклонила и ходатайство о дополнительном оглашении показаний матери Ольги, сославшись на то, что все это и так уже оглашено. Но все ходатайства приобщены к материалам дела, следовательно, теперь суд не может сказать, что какие-то значимые для нас обстоятельства не оглашались, иначе получится, что защита просила огласить, а суд не огласил. Ходатайства адвоката выполнили свою задачу — отсекли у суда возможность признать, что важные для нас показания не были исследованы в судебном заседании (ч.1 ст. 240 УПК РФ).

А вот ходатайство об оглашении детализации телефонных соединений Кирилла и его дополнительного допроса по этому поводу, пришлось удовлетворить. Я взял дело, озвучил номер каждого телефонного соединения, время соединения, их продолжительность, а Кирилл параллельно по каждому соединению дал комментарий, что это были за соединения, и о чем в них шел разговор.

Таким образом, суд не смог обыграть адвоката в том, чтобы признать не оглашенными значимые для защиты доказательства. А нам они еще могут серьезно пригодиться при работе в следующих судебных инстанциях.

Итак, против нас осталось: злополучная явка с повинной Кирилла и его первоначальные признательные показания. Больше ничего нет — остальное мы разбили. А вот за нас образуется совокупность доказательств, про которую так любят рассуждать судьи в приговорах, которая четко свидетельствует от отсутствии в действиях Кирилла состава преступления.

При допросах в судебном заседании я спрашивал Ольгу и ее мать о том, уполномочивала ли потерпевшая свою мать распоряжаться своей шубой, обе сказали, что такого права Ольга матери не давала, шуба была отдана лишь на хранение. В соответствии с действовавшим на то время п.3 Постановления Пленума ВС РФ от 27.12.2007г. «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» указано, что «злоупотребление доверием (которое вменяют в вину Кириллу) при мошенничестве заключается в использовании с корыстной целью доверительных отношений с владельцем этого имущества или иным лицом, уполномоченным принимать решение о передаче этого имущества третьим лицам».

Было очень интересно, как сможет суд мотивировать свой обвинительный приговор при таких доказательствах.

Суд признал Кирилла виновным, назначил наказание в виде 2-х лет 6 месяцев л/св. условно, объективно мотивировать свой приговор не смог и попросту проигнорировал, указанные защитой доказательства.

Показания главного свидетеля обвинения — Ольгиной матери, относительно того, каким же образом Кирилл забрал у нее шубу, суд в приговоре отразить вообще не смог — слишком много противоречий.

После изучения защитой приговора суда, можно было однозначно сказать о наличии законных оснований к безусловной отмене этого судебного «творчества».

Апелляция

Протокол судебного заседания судейские выдавали мне после вынесения приговора по частям в течение двух месяцев. Поэтому свою апелляционную жалобу я тоже выдавал им частями, согласовывая с уже полученными на руки и заверенными копиями протокола, чтобы не дать им возможность делать протокол, принимая во внимание аргументы моих жалоб. Судейские наивно ждали, что я подам им развернутую жалобу, а они на это «подправят» свой протокол, но я такого подарка им делать не собирался (на войне как на войне).

У нас была серьезная надежда на Тюменский областной суд. Но, как оказалось, судье апелляционной инстанции были глубоко безразличны все доводы защиты по этому делу. Административный ресурс на данном этапе вышел таки сильнее логики и закона.

Автор: Бандуков Д.И.

Когда пытаешься посчитать, сколько же на текущий момент в психиатрии описано синдромов.

Вот и с очередным свежевыявленным синдромом такая история: вроде бы прекрасно описан, обосновано его выделение в отдельную категорию - а всё равно есть чувство, что это был просто взгляд на фрагмент автопортрета Фаберже с нового ракурса. Но раз уж о нём заговорили и стали приводить в работах - делать нечего, придётся рассказать вам, что это за зверь такой.

В принципе, само чувство знакомо: кто-то успел прикупить себе биткоины в самом начале, пока они стоили всего ничего, а я... Кто-то подсуетился вовремя и этим летом летит на средиземноморье, а я... Кто-то раскрутил свой Инстаграм и рубит килолайки, привлекая вкусных рекламодателей, а я... Кто-то вовремя построил несколько квартир в столице и теперь лениво занимается фрилансом где-то на Бали, а я... А потом у ряда товарищей возникает генерализация, тотализация процесса: ВСЕ чего-то достигли, даже мой кот, а я...

Вот как раз с этого момента, когда все чего-то там, а я... - и начинается отсчёт начала синдрома упущенной выгоды или, как его величают по-английски, FOMO — fear of missing out, буквально «страх, будто что-то упущено». То есть, дело не обязательно в том, что вы реально лох, или вам реально надобно, задрав штаны, бежать вослед за этим комсомолом ©. Это может оказаться просто устойчивой, хоть и в корне неправильной, реакцией психики.

Впервые о синдроме упущенной выгоды заговорили не так давно, где-то в нулевые, и вы знаете кто? Правильно улыбаетесь, британские учёные. Но не только: исследованиями занимались и товарищи из Эссекса, и их коллеги из Калифорнийского университета. И именно они провели параллель между возникновением синдрома и активным зависанием в соцсетях, в общем и целом подтвердив поговорку о об обратной корреляции объёма получаемой информации с качеством и глубиной сна.

Точнее, провоцирует синдром не только объём информации, но и особенность её подачи. Сейчас объясню подробнее. Дело в том, что в соцсети мы лезем не только за новостями как таковыми - в конце концов, для этого всегда к нашим услугам целый пул информационно-новостных порталов, не считая газет, которые, конечно же, никто не читает, и телевидения, которое, конечно же, никто не смотрит. В соцсетях много возможностей для того, чтобы потешить свой вуайеризм. Иными словами, многие из нас там поглядывают на то, как другие люди живут. Причем, как сами понимаете, больше всего смотрят на тех, кто красиво показывает, причём не только свои верхние или нижние девяносто, а и просто какую-нибудь повседневку. Ну в самом деле, какой интерес наблюдать за какой-нибудь цыпочкой из Обшаровки, чего мы там в её курятнике не видели?

А ведь даже те, у которых из подписчиков в лучшем случае родственники, пара одноклассников и кошка, стараются не ударить фейсом об бук и показывают, в меру своих умений, лучшие ракурсы - лица, фигуры, квартиры, содержимого своей тарелки в ресторане, себя на фоне всех достопримечательностей, мимо которых в очередной поездке пробегали. И это даже любители. Что уж говорить о профессионалах или тех, кто вдруг таковым стал, обретя многотысячную армию подписчиков. Повторюсь ещё раз: а смотрят-то как раз на успешных. А успешные-то все свои фотки, видео и тексты ещё большей цензуре подвергают, чтобы не терять этих самых подписчиков.

Вот и создаётся ложное впечатление, будто все, кроме тебя, живут красиво и легко. Вы скажете - банальная зависть? Конечно, чуть ли не в первую очередь. Но в случае с синдромом упущенной выгоды к ней примешивается ещё и чувство, что если держать руку на пульсе событий, то есть если просматривать постоянно свои ленты в соцсетях, то появится шанс стать частью этой красивой жизни. А если нет - то нет. И это подогревает дискомфорт от выпадения из виртуала, чувство интернет-абстиненции в ситуациях, когда нет связи или возможности снова зайти на привычные странички. А ну как там у кого-то что-то важное произошло, а я и не в курсе?

При синдроме упущенной выгоды присутствует один момент в поведении, который отличает его от простой зависти, досады или любопытства: человек, листая страницы тех, кто смог, не предпринимает сам практически ничего, что могло бы лично его ввести в ту же когорту счастливчиков. Он просто наблюдает, но наблюдает исступлённо, навязчиво, попробуй-ка его от этого занятия оторвать. Вот и получается, что чего-то конструктивного в таком интернет-серфинге мизер, зато присутствуют все признаки ритуала, как при обсессии.

Не является ли этот синдром признаком чего-то более серьёзного, не пора ли, обнаружив его у себя, идти сдаваться? Сразу предупрежу: дурдом не резиновый, так что не маньячьте. Да, синдром может проявляться и при лёгком депрессивном эпизоде, может сопровождать тревожную или ананкастную личность всю её сознательную жизнь, может представлять часть симптоматики при обсессивно-компульсивном расстройстве.

Я же, взяв в руки бритву Оккама, пожалуй, рассматривал этот синдром, как один из частных вариантов токсического мышления. Соответственно, и советы бы давал схожие: пока не сильно мешает, не дезорганизует и не дезадаптирует - справляйтесь сами. Не можете, но при этом вас это выбивает из колеи - добро пожаловать к психологу или психотерапевту, а психиатр пусть отдохнёт.

Источник: Блог добрых психиатров

Что делать, если на обращения ответ не получен, либо обращение не рассмотрено в полном объеме и/или рассмотрено ненадлежащим образом? Жалоба вышестоящему приставу иногда помогает решить проблему, но ничто не действует так эффективно, как наказание рублём.

Так, ст. 5.59 КОАП РФ предусмотрена административная ответственность за нарушение порядка рассмотрения обращений граждан и организаций. Ответственность: штраф в размере от 5 до 10 тысяч рублей.

Возбуждение производства по данной статьей в силу ч.1 ст. 28.4 КОАП РФ относится к компетенции прокурора. В соответствии с п. 2.1 Приказа Генерального прокурора РФ от 19 февраля 2015 г. N 78 «Об организации работы по реализации полномочий прокурора в производстве по делам об административных правонарушениях», поводами к возбуждению дела об административном правонарушении за нарушение порядка рассмотрения обращений граждан являются данные, указывающие на наличие события административного правонарушения, содержащиеся в материалах проверок, проведенных в рамках полномочий на основании поступившей в прокуратуру информации о нарушениях закона, или в материалах проверок, поступивших из правоохранительных органов, а также из других государственных органов, органов местного самоуправления, от общественных объединений.

Порядок действий по привлечению к административной ответственности.

1. Вы направили в адрес СПИ конкретное обращение и у вас на руках доказательства его направления.

Что может быть квалифицировано как нарушение порядка рассмотрения обращения:

нарушение, предусмотренных ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан», либо ФЗ «Об исполнительном производстве» (в зависимости от содержания обращения) требований, в частности:

- нарушение срока ответа на обращение (либо вовсе отсутствие ответа);

- нерассмотрение всех доводов обращения;

- рассмотрение обращения некомпетентным должностным лицом;

- иные нарушения порядка рассмотрения общения и ответа на него.

2. Направление жалобы в прокуратуру, к компетенции которой относится рассмотрение жалоб на соответствующее подразделение СПИ. К жалобе прикладываются доказательства направления обращения, его содержание, в случае необходимости, ответ на обращение.

Прокуратура выносит соответствующее постановление и направляет дело мировому судье для рассмотрения по существу. После этого можно ознакомиться с материалами проверки в прокуратуре и следить за судьбой административного материала в суде.

По своему опыту знаю, что подобный способ является довольно эффективным, так как размер ответственности является ощутимым и после этого у СПИ едва ли появится желание еще раз игнорировать ваши обращения.

Автор: Куликов И.И.

Описание ситуации

Обратилась ко мне женщина по поводу большой проблемы, которая возникла у ее сына — студента. Сами они живут в другом, довольно далеком от наших мест, городе. Сын женщины, назовем его Кирилл, несколько лет учился в одном из институтов города Тюмени и проживал, соответственно, в нашем городе.

Со слезами на глазах они рассказали мне такую историю. За время учебы Кирилл познакомился с девушкой Ольгой. Стали проживать вместе в квартире у Ольги. Финансово жили небогато. Ольга перебивалась мелкими заработками, а Кириллу деньги высылали родители. Родился ребенок. После рождения ребенка у Ольги возникли проблемы с качеством молока, было насущно необходимо купить такой аппарат как молокоотсос.

Он стоил всего около трех тысяч рублей, но и такой суммы у пары в этот момент не оказалось. Ольга предложила Кириллу сдать в ломбард ее норковую шубу, благо было лето и в шубе нужды не было, на полученные деньги купить эту необходимую вещь, и спустя несколько дней, когда должны были появиться деньги, шубу выкупить обратно. Сказано — сделано.

Шуба хранилась у Ольгиной матери в частном доме. Ольга звонит матери, объясняет ситуацию и просит передать шубу Кириллу. Приезжает Кирилл, забирает шубу, сдает ее в ломбард на свое имя и в этот же вечер на полученные деньги покупает с рук вожделенный молокоотсос. Шубу из ломбарда он должен был выкупить через две недели.

Затем, сложившиеся обстоятельства вынуждают Кирилла на некоторое время уехать в родной город. На этой почве у них с Ольгой происходит крупная ссора. Кирилл из-за случившейся ссоры, давшей трещину в их отношениях, шубу из ломбарда не выкупил, все документы по залогу оставил Ольге, а сам улетел в свой город.

Ольга с матерью сунулись в ломбард с документами о залоге, пытаясь выкупить шубу, а им говорят, что без нотариальной доверенности от Кирилла шубу они получить обратно не могут. Ломбард предложил им выкупить обратно шубу не по сумме залога, а по продажной цене, которая в разы больше залоговой суммы. Пока Ольга с матерью искали деньги, шубу уже продали. Осталась Ольга без шубы.

Кирилл с матерью пояснили мне один нюанс, который стал, как впоследствии оказалось, серьезнейшим фактором в этой истории. Отец Ольги был сотрудником полиции и несколько лет назад погиб на посту при исполнении служебных обязанностей (был застрелен бандитами).

Что делает Ольга? Она идет в полицию и пишет заявление о том, что Кирилл, обманув ее мать, забрал у нее норковую шубу, самовольно сдал ее в ломбард, а полученные деньги попросту присвоил. Причем сама Ольга якобы вообще никакого понятия об этих действиях Кирилла не имела.

Полиция по заявлению Ольги работает оперативно: не было никаких отписок, бестолковых участковых, ненужных объяснений, сразу возбудили уголовное дело, но почему-то по ч.2 ст. 158 УК РФ с фабулой о том, что неустановленное лицо из дома матери Ольги тайно похитило норковую шубу. По приезду Кирилла в Тюмень, а приехал он вместе с матерью, их обоих быстро задержали и препроводили в отдел полиции.

Дальше все как водится. С Кириллом опера провели психологическую «беседу», и, не желая слушать его возражений, заставили написать явку с повинной и дать признательные показания у следователя в присутствии дежурного адвоката. Нашли свой подход и к его матери и, объяснив ей, что так будет лучше для ее сына, получили от нее свидетельские показания о том, что Кирилл якобы рассказывал ей, как он похитил норковую шубу у Ольги.

Сделано все было быстро и жестко, Кирилл с матерью и глазом моргнуть не успели, а им уже объясняют, что вина Кирилла полностью доказана, никакой адвокат им уже не поможет, поэтому рекомендуют лишних денег не тратить, а возмещать стоимость шубы, брать особый порядок и надеяться на получение условного срока.

Лишь на следующий день мать и сын стали понимать, как ловко сотрудники полиции смогли их «развести», и все-таки решили обратиться к адвокату.

Ситуация, конечно, скверная. Но я решил попробовать повоевать и поискать возможности обыграть оппонентов на мелочах, к тому же никто не требовал от меня оправдательного приговора.

Взгляд защиты

Итак, план наших действий:

- подзащитному отказаться от явки с повинной и первоначальных признательных показаний, дать новые подробные показания;

- матери подзащитного также отказаться от первоначальных показаний и дать новые;

- заставить следствие проводить очные ставки с нашими оппонентами и «ловить» их на мелочах;

- подкрепить новые показания подзащитного другими доказательствами.

Мы не можем подтверждать свою позицию только словами, эти доказательства при сложившихся обстоятельствах уже ничего не стоят, необходимо искать документальные доказательства. И, оказывается, если подумать, мы можем такие доказательства найти.

Со слов Кирилла, за шубой к матери Ольги он ездил на такси, которое вызывал со своего сотового телефона, на этом же такси ездил затем в ломбард и на нем же вернулся к дому Ольги. Со своего телефона он звонил матери Ольги, когда подъезжал к ней за шубой. На данный телефон перезвонила эта женщина через сорок минут после отъезда Кирилла, чтобы, по его словам, узнать сдал ли он шубу и за какие деньги. Таким же образом Кирилл связывался с продавцом молокоотсоса, договариваясь о встрече и покупке, опять таки вызывал такси.

Значит, распечатка телефонных соединений Кирилла за тот злополучный день может послужить документальным подтверждением его действий, направленных вовсе даже не на совершение преступления, для построения защиты. Получаем детализацию соединений сотового телефона Кирилла на день сдачи им шубы. На основании этой детализации строим его новые показания, благо есть на что опереться.

В явке с повинной, написанной Кириллом, указывалось, что он тайно проник в дом матери Ольги и похитил из шкафа норковую шубу. Как объяснил Кирилл, что диктовал ему оперативный сотрудник, который, видимо, руководствовался фабулой постановления о возбуждении уголовного дела, то он и написал. А вот в признательных показаниях моего подзащитного указывалось, что он обманул мать Ольги и заставил отдать ему шубу.

Следствие

На следующий день после нашей встречи с Кириллом и его матерью, следователь вызывает его для дополнительного допроса. Мы являемся во всеоружии, с собранными документами и начинаем работать по установленному плану...

Есть необходимость в очной ставке с Ольгой. Последняя, явившись на очную ставку и поняв какой оборот принимает дело, отказывается без адвоката со своей стороны принимать участие в данном действии. Она нанимает адвоката.

На очной ставке Ольга выглядит совсем неубедительно, путается в показаниях, на ходу придумывает, что деньги на молокоотсос, оказывается, дала ее мать. Правда день передачи денег называет следующий за днем реальной покупки этого аппарата (она ведь не читала детализацию телефонных соединений). Соглашается с тем, что после сдачи шубы Кириллом, они еще десять дней проживали вместе, ежедневно Ольга общалась с матерью, но последняя (женщина вменяемая и не страдающая провалами памяти) ничего ей не говорила о том, что отдала ее шубу (это выглядит очень, очень странно!).

А факт мошенничества со стороны Кирилла они вскрыли, разумеется, совершенно случайно, обнаружив в квартире документы о сдаче шубы в ломбард, вот только тогда, спустя почти две недели, мать Ольги вспомнила, что, оказывается, отдала Кириллу единственную ценную вещь дочери, отданную ей на хранение, — норковую шубу.

Смотрю, следователь начинает склоняться в нашу сторону. Ольга то изначально не рассказывала об этих значимых подробностях. И, в конце концов, не себе же Кирилл купил молокоотсос на деньги, полученные от сдачи шубы! Следствие находит и допрашивает возивших Кирилла таксистов, устанавливает и допрашивает продавца молокоотсоса, сверяет их показания с детализацией телефонных соединений — все сходится. Уголовное дело начинает расползаться по всем швам.

Наша следователь, совершенно вменяемая женщина, добросовестно выполняет свою работу, рассуждает здраво и понимает, что со стороны Ольги идет наглый и грубый оговор. Следователь говорит нам, что ей все ясно, состава преступления в действиях Кирилла она не видит, и уголовное дело, так неразумно возбужденное, будет прекращать. Ну вот, казалось бы, и все.

Продолжение следствия

Но радовались мы недолго. Через некоторое время выясняется, что наше уголовное дело у первого следователя изъято и передано другому, уже старшему следователю.

Новый следователь при первой встрече заявляет, что дело наше подробно изучил, считает, что вина Кирилла совершенно доказана, и дело, без сомнения, пойдет только в суд. К тому же это соответствует мнению руководства Областного ГУВД (значит, продолжим работу).

Был проведен ряд очных ставок между Кириллом и матерью Ольги. Причем после каждой очной ставки эту женщину ласково приглашали зайти в кабинет начальника следственного отдела и спрашивали: «Все ли нормально?»

А очные ставки показали, что какими бы влиятельными ни были покровители наших оппонентов — невозможно просчитать все мелочи и все ходы защиты. Правоохранители, похоже, к любому делу подходят спустя рукава, поэтому новый следователь не изучил должным образом распечатку телефонных соединений Кирилла и, соответственно, мать Ольги на двух очных ставках дала показания, что деньги дочери для покупки молокоотсоса она дала лишь на следующий день после его реальной покупки Кириллом, подтверждая показания своей дочери. Я за это ухватился и дополнительными вопросами хорошо закрепил данное обстоятельство, привязав его к детальным мелочам другого дня.

А Ольгина мать, поддерживаемая следствием, и уверенная в своей неуязвимости, рассказывала на очных ставках, как в этот день Кирилл позвонил ей со своего сотового телефона, она это помнит очень хорошо, обманул ее, сказав, что Ольга поручила ему забрать ее норковую шубу, и он уже едет за ней, просил положить шубу в пакет. А когда подъехал, то снова позвонил, сообщив о своем приезде.

А вот детализация телефонных соединений показывала, что звонил Кирилл матери Ольги в этот день всего один раз, когда подъезжал к ее дому, и время соединения между ними было всего 7 секунд (но мы об этом пока молчим, ибо знаем, что у наших противников крапленые все карты и совесть отсутствует напрочь).

Судьба преподносит нам еще один нежданный подарок. Оказывается, старший брат Кирилла еще до возбуждения уголовного дела из другого города звонил Ольге: разговаривал с ней о ее взаимоотношениях с братом, о рождении ребенка, коснулся вопроса о шубе. Ольга, рыдая, рассказала, что ее шубу в ломбард они решили сдать с Кириллом вместе, так как нужны были деньги на покупку необходимых вещей, а теперь шуба пропала.

А брат, не будь дураком, возьми да и запиши этот разговор. Узнав, что в отношении Кирилла возбуждено уголовное дело, брат переслал нам эту аудиозапись. В довершение ко всем бедам следствия по данному делу, эта аудиозапись, словно вишенка на торт, была положена защитой на весы правосудия. Диск с аудиозаписью был изъят у моего подзащитного, признан вещественным доказательством и приобщен к материалам уголовного дела.

После этого следствие по делу ушло в глубокий штопор, и я имел серьезные основания считать, что адвокат сделал свое дело. Но через месяц, оправившись от нашего удара, следователь вызвал нас и объявил, что высокое руководство считает необходимым все равно направить дело в суд, и он противиться этому не будет. Впрочем, он готов прекратить дело за примирением, если мы не будем против этого возражать и возместим потерпевшей остаточную стоимость шубы ( 66 т. р.).

Наша позиция сильна, и следствие это прекрасно понимает, но дело приняло форму заказного, и административный ресурс уже включен, а мы знаем на практике, что в суде административный ресурс может перевесить любые доказательства. Учитывая все обстоятельства, я предлагаю подзащитному и его матери, которая все еще находилась в Тюмени, серьезно подумать над предложением следствия (адвокат не может брать на себя подобную ответственность, хотя, конечно, было бы интересно посмотреть, чем все это закончится, если переть напролом).

Доверители решают не идти со следствием на компромисс. Значит, предстоит битва в суде.

Кириллу предъявляют наконец обвинение по ч.2 ст. 159 УК РФ, в котором указывают, что он позвонил матери Ольги, убедил ее обманным путем отдать ему норковую шубу, затем эту шубу сбыл, деньги присвоил. Вину мы, разумеется, не признаём.

При ознакомлении с делом наблюдаю, что следователь сверил таки показания, данные Ольгой и ее матерью на очных ставках, с детализацией телефонных соединений Кирилла и понял, что они обе ошиблись с днем передачи денег на молокоотсос, так как он к тому времени был уже куплен. Что он делает? Вызывает обеих и проводит дополнительные допросы, где указывает, что адвокат Бандуков на очных ставках оказывал на них психологическое давление и поэтому они, «растерявшись», указали не тот день передачи денег (мать Ольги «ошиблась», аж, два раза), но теперь, конечно, «вспомнили» и указали тот, который нужно.

А по поводу записанного телефонного разговора с братом Кирилла, Ольга согласна, что все эти фразы говорила, но говорила якобы лишь для того, чтобы «выгородить» Кирилла в глазах брата (наверно, целый месяц всем следственным отделом придумывали эту глупость).

Дело пошло в суд. А у нас была надежда, что попадется вменяемый судья.

Продолжение следует.

Автор: Бандуков Д.И.