Текст не мой, встретил на просторах ВК, решил поделиться.
Вот что тащит людей на рыбалку? Тратить немалые деньги на разноцветных пластиковых рыбок с крючками и лодки с моторами? Ладно, раньше это промысел был у многих, семерых по лавкам кормили. А теперь зачем надо вставать в 4 утра, зачем в крепкий мороз надо в утренних сумерках сверлить лед в паре километров от берега? Никто же не заставляет людей кормить комаров и истекать потом на июльской речке в зарослях крапивы. Никто не заставляет под ноябрьским дождем со снегом болтаться в лодке посередине Камы, да ещё и ночью. И уж точно никого силком не тащат в законный выходной день гулять по тонкому первому льду и прислушиваться к каждому потрескиванию под ногами.
Многие из нас заболели рыбалкой ещё в детстве, когда отец или друзья разрешили наконец то взять удочку и пойти вместе с ними на местную речку или пруд. Эти первые рыбалки мы помним всю жизнь. Как копали червей в соседских навозных кучах, как наглухо зацепили в донном мусоре самую ценную часть – крючок и потом надо было идти назад, домой за другим или выменивать у друзей. Как учились рано вставать, как собирались у какого-нибудь дома на выезде из поселка, как вместе с пацанами скрипели великами по лесным дорожкам и по полям, вперед, к туману. Там, за кустами начинался наш тайный мир – мир утренней зябкой воды, спокойной и тихой, пахнущей прелой соломой и теплой, если в неё опустить руку. На всю жизнь остался с нами первый встреченный на реке рассвет – солнце появляется в тумане, и ты стоишь в мокрой штормовке и щуришься на эту внезапную яркость. Мы помним, как тряслись руки, когда ты все-таки ухватил за жабры и выбросил на берег первого «крупняка» - леща или язя с красными перьями плавников. Как потом ворочалось это чудо в твоей брезентовой сумке, закутанное в крапиву и осоку, и как завидовали тебе все пацаны. Как потом во сне мы видели поплавок, прыгающий и ныряющий на бесконечной ряби. На тех первых рыбалках мы находили «свои» секретные уловистые места и никому их не выдавали, мы учились разводить костер и делать из ворованной с приречных огородов картошки «печенки», мы прятались под мостами и старыми лодками и играли в карты, кидали ножики, делили на всех взятый из дома хлеб, садовые яблоки и морковки, обсуждали свои очень важные тогда дела. И все это было привязано к нашей речке.
А потом мы стали уходить в этот тайный мир уже поодиночке. Мы научились читать эту книжку – и берега, и кусты, и едва видные струи течения и отражение облаков. Мы уходили на наши секретные места и всегда возвращались с уловом. Наверное, уже тогда мы шли на речку не только за рыбой. Мы шли за тишиной, за этим тайным одиночеством, когда ты сливаешься с берегом и водой и начинаешь видеть через воду. Теперь мы понимали этот тайный мир, мы были в нем своими. Это ощущение нельзя передать словами, это можно только почувствовать. Но именно это чувство и тянет нас снова и снова на рыбалку. Это меняет нас навсегда – всю жизнь не даст нам покоя тот пацан в мокрой штормовке, пробирающийся с треском через крапиву и ивняк на «свое» место. Это его глазами мы смотрим на блеснувшую за окном поезда ленточку безымянной речки и на берег любого водоема, бессознательно выбирая уже место для рыбалки. Это его рукой мы берем в январе неожиданно выпавшую из-за шкафа удочку и проверяем крепление поплавка. Это с его завистью мы смотрим на выложенных на рыночном прилавке лещей, щук и судаков, внезапно замирая, и слушаем, как начинает стучать сердце. Это он тащит нас и в мороз, и в холодный осенний дождь к воде.
Наверное, мы на всю жизнь будем разрываться между этим миром, в котором есть работа, магазины, дом, интернет и ещё много всего и тем, тайным миром, в котором есть только ты и часть речного берега или лодка. Нам не хватает осенних дней и мы ждем первого льда, чтобы снова оказаться в этом измерении, которое полностью понятно нам, которое ждет и зовет нас. Мы отмораживаем пальцы, купаемся в смеси воды и ледяной крошки, мы обливаемся потом, бредя по колено в снегу по ледовой целине, мы искренне радуемся, когда маленький полосатый окунек все-таки клюнет и достанется из черноты лунки. Мы слышим, как ухает трещина под водой и отползаем по льду назад, мы балансируем на самых опасных участках, когда лед качается как вода, волнами, а под тобой метров семь и мощное течение. И это не ради тех многих килограммов рыбы, которые мы хотим поймать. Есть что-то большее, чем инстинкт охотника. Мы становимся теми самыми пацанами, которыми были когда-то, и за эту возможность вернуться в самое золотое время своей жизни соглашаемся на любой мороз.
Мы видим друг друга «издалека», как говорит поговорка. Мы отличаем «своих» от случайных людей на реке. Нам достаточно пары слов, чтобы сразу понять человека, у нас есть свой тайный язык, и есть свои правила поведения на воде. Когда мы случайно встречаем «своего» в обычной жизни, то очень радуемся этим встречам. И пусть одному из нас будет за 50, а другому едва за 20, и пусть один ездит на Нисане Патфэндере, а другой на электричке – мы будем общаться на равных, когда дело касается рыбалки. И всегда общение это будет понятным и интересным. Потому что тот пацан в мокрой штормовке встретил такого же и уж им точно есть о чем поговорить.
Даже время года для нас значит кое-что другое. Зима для нас начинается, когда встанет первый крепкий лед, весна – когда будет последний лед, а лето – когда кто-нибудь из знакомых скажет при разговоре «Люди то уже вовсю на удочку щеклею таскают». И сразу же главный вопрос дня «ГДЕ?!». Все, наше лето началось. А осень начинается тогда, когда мужики устойчиво начнут готовить блесны и прочую снасть на щуку, когда некоторые из знакомых, которые «свои», начнут готовиться к поездкам на север края или в Сибирь и кто-нибудь обронит волшебное слово «таймень». Да, в нашем тайном мире своя зима и свое лето.
Вся наша жизнь делится на две части, и мы желаем лишь одного – чтобы наши близкие, не причастные к тайне рыбалки, понимали наше увлечение, и не опошляли его мыслями типа «Что там рыбачить, наливай да пей». Нет, в нашем мире нет места алкоголю, мы пьянеем от речного запаха, от стука сердца, от танца поплавка на водной глади, от пения утренних птиц и от блеснувшего из под воды рыбьего бока. И мы всегда возвращаемся, пьяные от пережитого, домой, в эту часть жизни. И мы знаем, что наши сыновья тоже оденут мокрые штормовки и немного завидуем им – у них то все это впереди.
