БРАТИСЛАВА, 15 мая. /ТАСС/. Премьер-министр Словакии Роберт Фицо ранен после заседания правительства, которое состоялось в городе Гандлова в западной части республики. Об этом сообщило информационное агентство TASR со ссылкой на вице-спикера Национального совета (парламента) Словакии Любоша Блаху.
"После завершения заседания правительства в Гандлове был ранен премьер Роберт Фицо", - привело агентство слова вице-спикера парламента.
Фицо получил около трех ранений в результате стрельбы, предположительно в конечность, грудь и живот.
Тук-тук, откройте, Это я - ваше сердце. Меня заперли за дверцу, За седьмым замком, Дураком, босиком, целиком... Кровь с молоком.
"Я - триста"! ... Эта фраза часто звучит по рации во время штурма. А если не по рации, то бойцы просто передают вместе с позывным: "Тополь - триста". Значит, человек ранен. Значит - совсем беда. А ещё это значит, что через некоторое время (иногда очень нескоро) этот человек попадёт к нам, медикам... Ко мне.
И вот теперь я сам - "триста", обычное дело на войне. Известное дело. Сижу в ПАЗике... Еду по шоссе, такому же ровному, как и мое настроение (и то и другое - редкость в последнее время). Еду долечиваться в госпиталь. Уже и не больно совсем. В наушниках звучит композиция "Тук-Тук" группы Comedoz... И как-то очень она резонирует с моим настроением. Стучатся в мою голову вперемешку и воспоминания и мысли... И тянут, тянут меня в недавнее прошлое.
Тук-тук, откройте, Это я - ваша совесть: Недочитанная повесть С обожжёнными страницами, С равнодушными лицами, Где-то за границами.
Да, "трёхсотые" бывают разные. Попадаются среди них и такие. Прячущие глаза в пол. "Самострелы"... Забоялся человек настолько, что прострелил себе руку или ногу, лишь бы в бой не идти. Нет, я их не сужу, не суди да не судим будешь, но некоторую брезгливость всё же ощущаю (и в этом не одинок). Нехорошо, я ведь медик и ко всем должен относиться с одинаковым сочувствием, так ведь?.. Что интересно: прекрасно понимают - за это посадят, определить самострел есть масса методов, а все равно делают. Некоторые сами признаются, было страшно. А иные хорохорятся, до упора настаивают, что случайность, мол, врут в глаза... Такие "пациенты" особенно неприятны.
Один вообще соригинальничал, стреляться не стал, просто вколол себе шприц-тюбик Промедола и отключился в сугробе. Понятное дело, в отключке не страшно. К нам попал в виде ледышки на 90 процентов. Еле спасли чудика, и скорее всего он останется без пальцев ног: отморозил. Но, слава Богу, таких - единицы.
Тук-тук, откройте, Это я - ваше счастье: Разобрали на запчасти, Собираем по осколку... Толку - искать иголку На книжной полке?
Счастье, что выжил. Счастье, что дотащили. Удача любит сильных духом. Банально, но факт. Собираем действительно по осколкам. Приматываем к телу то, что осталось от ноги или руки и отправляем дальше. Хирурги разберутся. Но то, что осталось, обязательно надо сохранить. Хотя бы на лоскуты, чтобы было потом из чего кроить культю.
Есть, есть настоящие герои. Я бы так не смог. Вспоминается невысокий, кряжистый старшина. Три дня провел в окопе с костями ног, торчащими наружу: открытые переломы. Не могли вытащить - супостат не давал, накидывал по нашим позициям всем, чем только можно, всеми видами боеприпасов. Но вытащили в итоге, а там уже гнилостный запах, некрозы, возможно, гангрена, то есть - минус ноги... И он, бедолага, молча всё сносит. Не пикнет и не вскрикнет. Наоборот, пытается помочь его нести, уговаривает с ним не церемониться.
Или вот ещё кадр из памяти: везём паренька по срочной эвакуации, он на позитиве, анекдоты рассказывает, а вместо ноги ниже голени - ошмётки. И что характерно - без обезбола. На чистой силе воли едет. Просто терпит. Дай вам Бог, ребята, дай вам Бог.
Тук-тук, откройте, Это я - ваше горе: Нарисованное море. Глубоко до дна, Не достать, не отстать, Не восстать, не пролистать.
А бывает и так... Лечу я человеку ноги. От непрерывной носки армейской обуви там ужас, что происходит. И вылечиваю. Он меня благодарит сердечно перед выездом на задание. А на задании ему в первый же день одну из ног отрывает: наступил на мину. Шутим, мол, одну можно было и не лечить, мазь бы сэкономили... Мрачнеет боец. "Сделал дочке подарок на день рождения", бормочет он, пока я его "мотаю". Горе...
Тут же приносят другого, нашего главу сапёров, Грозного (все позывные изменены). Сильный, уверенный в себе мужик, которого я на прошлом Б.З. "поднял" после контузии и сильнейшей пневмонии, и казалось, уже ничто его не возьмёт. Куда он только не совался, какие только авантюрные задачи не выполнял, а вот поди ж ты: от судьбы не ушёл. Смотрит почему-то виновато, говорит: "отвоевался я, Илюха". Горе? Горе. Но главное, что живой. Главное, что живой.
Тук-тук, откройте, Это я - ваша правда. Никогда не будет завтра: К нам придет вчерашнее сегодня, Как злая сводня В одном исподнем.
Когда начинается штурм, раненые идут потоком и это - правда.
Зимы здесь мягкие, температура всё время танцует около нуля, и в зависимости от её танца "трёхсотые" вваливаются к нам в мед. блиндаж либо в виде комков грязи, либо в виде конгломератов льда и это - правда.
Пол у нас дощатый и не очень чистый: постоянно наносят землю с улицы, но в такие моменты на него летят окровавленные бинты, льётся кровь и падают клочья разрезанной нами формы, и это - правда.
В часы штурма блиндаж напоминает какую-то толкучку: людей - не повернуться, один перевязывает, другой держит, третий готовит инъекции, четвертый записывает в тетрадь данные раненого, которые ему громко кричит пятый, параллельно вызывая по рации машину, шестой уже надевает бронежилет, каску и хватает комплект неотложной помощи, чтобы сопровождать раненых дальше, и это - правда.
А в то же самое время в том же блиндаже на верхних нарах крепко спит следующая смена медиков, привычно не обращая внимания на суету и шум вокруг. Ребятам нужно восстановить силы. Потому что в любой момент они могут понадобиться. Потому что в назначенный час они встанут и заменят нас, а мы, в свою очередь без сил упадём на нары, и так - до окончания штурма. И это - правда.
Тук-тук, откройте, Это я - ваша честь. Постелили у порога, С чистыми подошвами в берлогу: И слава Богу. Зачем так много, Когда всё есть?
Есть на фронте новички. А есть уже обстрелянные. Иногда они работают вместе. Я бывал и с теми и с другими на заданиях. Видел, как первые превращаются во вторых. Так себе зрелище, если честно.
А отличить новичков просто. Помимо прочего - по отношению к медикам. Снисходительное такое отношение, иногда даже с легким презрением: ведь мы, медики, не штурмуем. Не идем под пули. Не рискуем собой. По их, новичков, пониманию, разумеется. Временами приходится слышать: "имей в виду, лепила, отсидеться в блиндаже - не получится". Неприятно, конечно, но я не спешу оскорбляться. Молчу и улыбаюсь с конфуцианским спокойствием.
Потому что уже знаю: всё это - до первого боя, до первого артобстрела, до первого "наката". Потому что ТАМ они увидят нас, медиков, в деле. Увидят меня, очкарика пятидесяти лет, в семикилометровом марш-броске прущего на себе, кроме бронежилета и автомата ещё двадцать килограммов "медицины". Увидят, как мы, плюнув на возможные "прилёты", выскакиваем из окопов и работаем с ранеными, так как никакая медицинская деятельность в них невозможна: слишком они узкие и неглубокие. А уж если кто не дай Бог попадет к нам "трёхсотым"... Трудно снисходительно относиться к тому, кто тебя "собирает".
И ещё я точно знаю, что в нашем взводе не останется ни одного бойца, который после задания не подойдёт чтобы пожать мне руку.
Тук-тук, откройте, Это я, ваша память, Я должна вот вот растаять: Слишком жаркая планета эта, Здесь мало света, Одни секреты.
Начмед соседнего полка Вагус - тертый войной и жизнью брылястый майор медицинской службы с печальными глазами библейского пророка хрустко закусывает огурцом и говорит: "у каждого из нас, Илья, есть своё личное кладбище. И у тебя оно тоже будет". Потом до меня дошло, о чём он.
Действительно, когда к тебе приносят одновременно двух и более "тяжёлых", и ты понимаешь, что если займёшься одним из них, то стопроцентно потеряешь остальных, это очень-очень сложный выбор. И ответственность за него, и память о нём остаются в твоей душе навсегда... Навсегда.
Сейчас память навязчиво подсовывает мне уже немолодое лицо бойца с позывным Хусейн: его подтащили к моему блиндажу, пытался автоматными очередями сбить дрон-камикадзе, дрон оказался проворней. Результат - осколок в грудную клетку, в область сердца.
Жить ему осталось не больше минуты, я это ясно вижу, но все равно клею на рану окклюзионную повязку. На бескровном лице застыло странное выражение: смесь сосредоточенности и какого-то, что-ли удивления в глазах. Глаза эти видят уже нечто недоступное мне, а зрачки - не реагируют на ярчайший свет фонарика, направленного прямо в них... Всё.
Закрываю Хусейну веки. И вроде нет тут моей вины, не мог я уже ничем помочь, а всё равно тяжко на душе и по-дурацки стыдно, что он умер у меня на руках. И никак не избыть эту тяжесть.
Наверное, это оно и есть. Моё личное кладбище. Плюс один.
Тук-тук, откройте, Это я, ваша смерть! Я устала ждать за дверью, Я хочу войти: по поверью, Вся в белых перьях. Соберётесь по пути, Пора идти.
И вот он, мой последний выход на ЛБС. Или, вернее, крайний, тут все становятся суеверными. Раннее утро. Мы - в начале "лесополки" (лесополосы). Она изрыта траншеями, завалена мусором. Раньше здесь закреплялся противник. Теперь он - в её дальнем конце. Многое осталось брошенным. Нахожу две складные тактические медицинские койки, качественные, европейские: пригодятся.
Наша мед. точка
Ребята уходят дальше, на штурм, а мы остаёмся, готовить мед. точку. Три плащ-накидки - в одну сцепку. Растянуть на шнурах-паракордах между деревьями. Сверху - масксеть. Под навес - койки (пригодились) и пару-тройку снарядных ящиков, на них - разложить всё необходимое, чтоб было под рукой. Пока это делаем - по рации уже слышно о трёхсотых. Едва закончили, до нас донесли первых...
А дальше включается жуткий конвейер. Ребята понаступали на мины. Плюс дальний конец лесополки стали обкладывать из миномётов. Такого количества отрывов за один выход у меня ещё не было. Работаем. Мотаем. Жгутуем. Чистим раны.
Притаскивают здоровяка Степашу, отчаянного бойца, с которым пройдено уже не одно БЗ. Степаше отчекрыжило ногу. Но не полностью. Она висит на тонком лоскуте мягких тканей. Степаша орёт, несмотря на обезбол. У Степаши - слабая реакция на анальгетики. Нелепо и дико выглядит его стопа, примотанная подошвой вверх к его же колену...
С первой партией раненых мой напарник уезжает на БТР - сопровождать их до следующего плеча эвакуации. Уезжает не вовремя: пошла вторая "волна". Одного за другим подтаскивают нескольких безногих. И ещё - Мела, нашего взводного, двухметрового, мощного мужика, толкового командира и хорошего человека. Взглянув на него я понимаю - плохо дело. Совсем плохо. Регламент предписывает нам сперва заниматься лёгкими и средними. Тяжёлыми - в последнюю очередь. Не могу так. Уговариваю ребят подождать, тем более, что они все зажгутованы и на обезболе, я проверил.
Мела кладут на койку. У Мела нет плеча. То есть совсем нет. Вместо него - дыра с обломками костей. Прилет из миномёта случился рядом, а осколки там немаленькие. Но - чудо: крупные артерии не задеты, иначе бы взводного просто не донесли. И нервы работают, он шевелит пальцами перебитой руки. Теоретически, руку можно спасти.
Ещё большее чудо, что он до сих пор жив: сильнейший травматический шок, да и кровопотеря всё же огромная. Дыхание поверхностное. Пульс нитевидный. Лицо восковое, с заострёнными чертами, та самая "маска смерти", которую я уже научился узнавать. Губы даже не синие - белые. Вот уж воистину Мел. Понимаю, что жить ему - совсем чуть-чуть.
Но, черт побери, на этот раз я могу хотя бы попытаться что-то сделать!
Медикаменты и перевязочный материал. Слева виден тот самый рюкзак с физраствором и всем необходимым для работы
Потрошу рюкзак, в нём был физраствор в полиэтиленовых пакетах... И снова чудо: из пяти пакетов два - не замёрзли. Мастерю проволочный крючок, цепляю пакеты, быстро снаряжаю капельницу. Загоняю катетер в еле видную вену. Машинально бормочу: "Венозный доступ получен", так положено, регламент есть регламент. Подсоединяю канюлю. Вижу, пошёл раствор, хорошо. Сейчас главное - наполнить кровеносную систему жидкостью. Ну и поддержать медикаментозно. С хрустом ломаю ампулы. Дексаметазон, Транексам, Нефопам, всё это шприцем в пакет с физраствором. Во второй пакет идут эуфиллин и хлорид кальция.
Тянутся минуты, рвутся снаряды где-то не очень далеко...
И вот, порозовели губы, появилось нормальное дыхание, стонать перестал, слава Богу. "Маска" с лица ушла. Ожил слегка боец. С помощью ребят, поднимаю его в сидячее положение, тампонирую рану (хотя это и раной не назовёшь), натуго прибинтовываю руку к груди, согнув в локте и выдыхаю: теперь - довезём. А значит, уже можно и нужно заняться безногими...
На следующий день по локации мед. точки начались прицельные прилёты кассет. Двое медиков были ранены. Один погиб.
Наше пребывание в лесополосе наконец окончено, заходит другое подразделение. Прилёты участились. Поэтому ждём, рассредоточившись в посадке. Наконец, команда по рации - выдвигаться к точке погрузки. Выходим на бетонку. Движемся цепью с интервалом. Метров через 50 - съезд с дороги в поле. Там, в поле, уже видно две БМП, они направляются к нам. Народ подошёл к точке погрузки и недопустимо.
И будто накаркал: звук, который ни с чем не спутаешь - надрывный визг дрона-камикадзе! Дрон врезается в толпу. Взрыв. Крики. Подбегаю, вижу, посекло народ мелкими осколками, пронесло, считай. Нахожу одного сравнительно тяжелого, тащу в канаву (естественная складка местности), у него в голове осколок плюс контузия, ничего не слышит, не соображает, но всё время порывется куда-то идти, приходится удерживать. Обрабатываю рану, вяжу ему на голову "шапку Гиппократа", передаю эвакуаторам.
БМП остановились, не доехав. По рации команда - идти до них, срочно грузиться и уезжать. На полпути снова проклятый звук, и снова два камикадзе, на этот раз прямо в машины... И нет у нас больше БМП.
Явно подгадав момент, супостат пускает в ход кассетные боеприпасы. Звучат прилёты. Звучат характерно: шум рассекаемого воздуха, потом небольшой взрыв, две секунды паузы и хаотичная канонада, словно фейерверк. Когда припас достигает цели, он срабатывает и раскидывает пару десятков бомбочек, которые в свою очередь детонируют, разлетаясь сотнями осколков, убивая и калеча. Вот они-то, эти бомбочки, и звучат как фейерверк. Смертельный фейерверк, надо сказать.
На этот раз успеваю сориентироваться, заслышав первый взрыв и падаю. Уши чуть заложило и... Ого! Что-то ужалило меня в правое бедро... Похоже, зацепило. Тут же понимаю, что рана ерундовая, уберёг Господь. А вот парень, шедший рядом, упасть не успел. Позже узнал, что ему осколки залетели в руку и ногу, раздробив суставы и застряв в них: это полгода-год на восстановление.
Чудо, но двухсотых нет. Чудо, что не успели погрузиться на БТР до того, как прилетели камикадзе... Из рации новый приказ комбата - двигаться по полю пешком до "железки", там подберут. Нам не по себе: ясно понимаем, какая мы шикарная мишень для дронов и кассет. Но приказ есть приказ. Двигаемся максимально быстро. Иногда падаем в воронки и глубокие колеи по прилёте очередной кассеты. Бьют они уже не так прицельно, и это спасает.
Чувствую, что-то течёт по бедру. Смотрю и вижу: обильно промокла тёмным штанина до самого низа. Первую секунду пугаюсь - откуда столько крови? Потом удивляюсь - пятно тёмно-жёлтое. Потом доходит, и я облегчённо матерюсь, смеясь. Или смеюсь, матерясь. В подсумке на боку у меня был пластиковый флакон с Бетадином (это йод, только не на спирту). Так вот, другой осколок попал именно в него, избавив меня ещё от одного ранения. Медика спас йод. Символично.
Подходим к железке. Там я узнаю, что было ещё два попадания камикадзе в наших ребят (пока шли, группа порядком растянулась, и авангард мы не видели). Но все живы. Да, отомстил противник за то, что взяли лесополосу.
Подъезжает БМП. Слава Богу! Грузимся! Двадцать минут "американских горок" и мы - на "нуле". Почти дома, можно сказать. Дают 10 минут на сборы. Кидаю в чехол от спальника самое необходимое, броник и автомат оставляю в блиндаже. Снова БМП. Везут к медикам полка. На рану клеят пластырь и отправляют дальше. Едем в медицинском "кунге". Вечером прибываем в эвакогоспиталь. Там вынимают осколок. Больно. Но терпимо. Поспал пять часов. Ночь. Будят. Едем дальше. Снова эвакогоспиталь, расположенный в бывшем санатории, в дивной лесной местности. Тут остаёмся два дня.
Шок. Совсем другой мир. Здесь есть кровати! Унитазы! Оказывается, фарфоровая посуда - не фантастика, она существует! И люди едят, сидя за столами, накрытыми белыми скатертями, а не стоя где попало... А уж снаружи!.. Можно двигаться в полный рост. Спокойно двигаться, а не короткими перебежками. Не слышно выстрелов и взрывов. Поэтому кажется, что кругом звенящая тишина. Но нет. Лес шумит. Всё равно - непривычно. .
Словно во сне иду по главной аллее... Пустующая эстрада с плакатами. На плакатах детские мордашки - очевидно летом тут проходили лагеря отдыха, санаторий-то профсоюзный. Под ними нахохленными птицами замерли инвалидные кресла-каталки: печальное соседство. Подхожу к памятнику бойцам времен Великой Отечественной. Долго стою. Читаю фамилии. Странно, как будто своих повстречал... Хотя, что тут странного? Кто они, как не свои? Самые, что ни на есть. Помним мы про вас, ребята, и про дела ваши помним. И честно стараемся - соответствовать...
Неподалёку от памятника выстроились строгой шеренгой наши временные пристанища: пневмокаркасные модули.
Пневмокаркасный модуль. Позади - памятник
Этакие чудные надувные дома, они вносят в ландшафт фантастическую ноту. В одном из них я и живу. Внутри - тепло и светло, даже уютно. Стоят двухъярусные кровати, ну да к этому не привыкать. Неподалёку время от времени курсирует санитар с матюгальником и выкликает тех, кому подошла очередь на отправку. Приходит момент, когда он называет и мою фамилию. Что ж, значит опять в дорогу... Здесь глубокий тыл. И поэтому дальше нас везёт уже обычный ПАЗик. Армейский ПАЗик цвета хаки, по непривычно ровному шоссе.
Возвращаюсь в реальность. Въезжаем в город. Скоро госпиталь и лечение. Песня в наушниках отзвучала. Плейлист закончился. Воспоминания тоже. Что впереди - неизвестно. Но есть надежда. На мирное небо. На торжество разума. На правду, в которой сила. И на любовь, которая "никогда не перестаёт".
Сейчас вопросы детских домов в Луганске, Донецке и т. д очень острые. Потому что таких Надь, которые остались без родителей очень много. Я бы даже сказала катастрофически много. И всех этих Надь, Петь и Лен необходимо одевать, обувать, они хотят играть, рисовать, кататься на роликах и самокатах. Поэтому раз в месяц (стараемся чаще, но это очень не дешевые поездки, плюс не везде безопасно) мы загружаем бортовую газель со всем необходимым: одежда, игрушки, посуда, постельное и отправляем туда. При этом сиротами остались не только дети, но и многие старики. Раньше ухаживали дети, а теперь ни детей, ни дома, зачастую даже базовой одежды нет. Так что пока у нас есть такая возможность, а им нужна помощь, мы продолжим возить и помогать. Что б каждая Надя дождалась папу в комфортных условиях)
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Эту историю я услышал от бойца, который заканчивал длительный курс лечения после тяжелого ранения в одном из столичных госпиталей. Я сам побывал на СВО, был ранен, повидал и услышал много разного, но, слушая рассказ бойца с позывным «Злыдень», я пережил такие эмоции, каких пока не испытывал в жизни.
ФОТО: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
Мой герой родом из Казахстана. Родился в простой семье. По профессии - сварщик-монтажник. Заключил контракт и отправился в зону СВО, потому что, как он говорит, не смог оставаться в стороне и смотреть, как украинские власти уничтожают мирных людей. Взял в руки автомат и пошел защищать наш народ.
В начале 2023 года его штурмовое подразделение участвовало в боях за Артемовск-Бахмут. Там-то и произошло, как он считает, главное событие его жизни...
– Обстановка тогда была очень напряженной, пригород был под нашим контролем, а Бахмут находился под ВСУ. Первые наши группы только начали входить в город. Перед войсками стояла цель сомкнуть котел вокруг города и освободить его.
В моей группе было девять человек. Действовали тройками. Предстояла задача провести зачистку пятиэтажного дома. План был такой: ползти с трех сторон к дому, а потом - какая первая тройка зайдет в дом, оттуда и начнем зачищать.
Поползли к дому. Украинский снайпер увидел мою тройку и начал по нам стрелять. Мы быстро среагировали, заняли удобную для себя позицию. Выстрелы прекратились.
До дома оставалось метров десять. Мы притаились и через несколько минут по одному начали ползти к пятиэтажке. Помню, в доме было шесть подъездов. Я оказался у четвертого. Никогда теперь его не забуду.
ФОТО: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
Вижу проем и туда скатываюсь, чтобы пуля врага не зацепила. Смотрю – подвал и лестница. Я заглядываю туда и вижу: чьи-то ноги торчат. Начинаю ползти вглубь подвала, а там женщина мертвая лежит. По телу видно, что была убита около недели назад - ноги уже черные. Замечаю осколочное смертельное ранение в шею у женщины. И вдруг слышу - кто-то рядом шевелится, смотрю – девочка лет десяти сидит, трясется и плачет...
Я всегда шоколадку горькую таскаю с собой, вот и пригодилась. Даю шоколадку и спрашиваю: «Ты кто?» Крохотная девчушка мне отвечает: «Надя!» Вот так мы и познакомились...
Передаю по рации, что нашел в подвале ребенка, и прошу технику для эвакуации. Но командир передает, что техника подойти не может — плотный огонь. Я понимаю: дойти самому - задача непростая, работает снайпер. Парням своим говорю: стреляйте в сторону противника, отвлекайте, а я сейчас буду бежать, эвакуировать ребенка.
Говорю Наде: «Глаза закрой». А она всё шоколадку эту грызет, как хомячок. Мы выдвинулись. Бегу, что есть силы. Наденька так крепко вцепилась в меня, и я понимаю, что ее жизнь в моих руках. От этого становится страшно. Вижу уже парней из эвакуационной команды. Остается метров двадцать до них. Но тут пуля снайпера попадает…
– Куда, куда попадает?.. (Не утерпел удержаться от вопроса).
Мой собеседник молчал минут пять. Было заметно, как он борется с эмоциями. Ком в горле не давал ему сказать ни слова. Такого напряжения я давно не ощущал. Через несколько минут он продолжил:
– Пуля снайпера была разрывного типа, и попала в край боковой пластины моего бронежилета. Пластина вместе с пулей превратились во множество осколков. Мое тело как магнит притянуло их. Зато у девочки - ни царапины. Я из последних сил добегаю и передаю девочку нашим парням. Потом уже ничего не помню. Очнулся в больнице. Вспоминаю все словно сон.
ФОТО: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
Только пришел в себя, врачи говорят: чудо, что ты остался жив. Осколки застряли в легком и сердце. Смотрю, медсестры шепчутся и говорят: «К тебе посетитель». Вижу: ко мне бежит девочка из сна, и мы с ней в слезы. Рыдаем, не можем поверить, что мы вместе пережили...
Было сложно продолжать беседу, я решил «убавить градус» эмоций и сменить тему. Задал рядовой вопрос, но услышал оригинальный ответ.
– Что запомнилось в боях?
– Страх.
– Чего именно?
– Твоя жизнь каждую секунду на волоске. Артиллерия противника работала по нам постоянно, и ты понимаешь, насколько рядом твой конец.
– А как Надя оказалась в подвале, и кто была та мертвая женщина рядом с ней.
– В Бахмут Надя приехала с мамой к тете в гости. А потом ВСУ оцепили город и не дали им уехать домой. Мирных жителей использовали в роли живого щита. Мертвая женщина в подвале была Надиной мамой. Девочка не бросала маму до последнего. Она была так сильно привязана к матери, что даже когда маму убили, она была рядом с ней. Трудно представить, что повидали глаза одиннадцатилетней девочки. Вспоминаю, когда ее увидел, она была худая, чумазая, одни глаза. Одета в красный спортивный костюм. Мы сейчас с тобой разговариваем, а в глазах так и стоит образ матери и дочки.
– А что сейчас с ней?
– Она так быстро растет! Сейчас она в детском доме в Луганске. Надя безумно любит танцевать, и мы записались на танцы. Приезжала на Новый год ко мне в гости. 13 декабря был у Наденьки день рождения. А еще она меня называет папой, а я ее дочкой.
– Значит, вас можно поздравить?
– Пока рано. Я как узнал, что у Нади никого нет, понял, что я ее отец, а она моя дочь. Хоть у меня и позывной «Злыдень», но сердце у меня доброе. Мы с ней каждый день разговариваем. Я активно участвую в ее жизни. Проверяю уроки, рассказываю, как надо вести себя со сверстниками. Она гордится мною и говорит, что папа у нее герой. Я счастлив, что вижу у этого дитя улыбку и свет в глазах.
– Ты снова собираешься на СВО?
– Конечно. Жители Бахмута рассказывали о массовых расстрелах мирных граждан солдатами ВСУ. Я лично видел, как висели на заборах мертвые дети, которых убили украинские нацисты. Это жутко - находить кучу трупов в колодцах. Вэсэушники их туда сбрасывали, чтобы все, кто пил воду, были отравлены. Мне рассказывали мирные жители, как пьяные офицеры Украины кричали: «Что, москалей ждете? Предатели!» И расстреливали людей! Как тут после всего этого дома сидеть?
– А Надя как отреагировала, что ты снова уходишь воевать?
– Дочка меня ругала, даже плакала, но мы договорились, что папа должен спасать людей. Когда вернусь, то сразу я ее удочерю. Она окончит школу, поступит в институт, а потом найдем достойного жениха, и я буду счастливым дедушкой. Пока идет СВО, я не могу сидеть дома, ведь сколько таких Надь еще на Украине! И мне это не дает покоя.
– Что еще довелось повидать на СВО?
– Там каждый день - особый. Вспомнил один забавный случай. Первый мой бой. Прихожу на передок (первая линия обороны. - Авт.), встречает меня командир группы - ростом под два метра и веса больше ста килограмм. Кабан такой. Боевая задача – взять лесополосу. Мы с боем занимаем позицию. Всегда, когда берешь украинский укреп (опорный пункт противника. - Авт.), так сразу жди артиллерийский обстрел противника. Этот раз тоже не был исключением.
ФОТО: ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
Противник начал бить по нам тяжелой артиллерией, снарядами 120-миллиметрового калибра. Слышу, командир орет. Лежит, нога вся в крови, а он из-за своего веса и крупной комплекции не может жгут наложить на ногу.
Крови много, осколок попал в артерию. Парни молодые растерялись, я подбежал, быстро наложил жгут, кровь остановилась. Тяжело его было эвакуировать, больше ста килограмм нести - это проблема. Командиру при эвакуации снайпер еще в эту же ногу попал, вот так ему не повезло.
– Командир остался жив?
– Да. Мы потом с ним в госпитале виделись – почти бегал. С таким ранением мог прямо там вытечь (потерять много крови. - Авт.) и умереть. Я смеялся над ним, как он из-за пуза не смог наложить жгут, посоветовал сесть на диету.
Сейчас стараюсь мало вспоминать про войну, лучше забыть это всё...
***
Мой собеседник награжден орденом Мужества за спасение девочки.
Сегодня я проводил своего боевого товарища с позывным «Злыдень» снова на СВО. Настроение у него боевое. Приложил он фотографию Наденьки к сердцу и поехал помогать нашим друзьям выполнять боевые задачи. Я его обнял и пожелал, чтобы он вернулся живой. Дочка переживает и ждет своего отца.
ВСУ хаотично покидают свои позиции в Авдеевке, бросая раненых, это бегство, рассказал РИА Новости советник главы ДНР Ян Гагин.
"Да, действительно, Авдеевку покидают части ВСУ, мы замечаем, что они выходят, выходят разрозненными. То есть это не то, что (главком ВСУ Александр - ред.) Сырский написал, что будем выходить – ничего подобного. То, что происходит сейчас, - это бегство", - сказал Гагин.
В ночь на субботу Сырский объявил о решении вывести украинские подразделения из Авдеевки и переходе к обороне. В ВСУ заявляли ранее, что ситуация для украинских войск в районе Авдеевки критическая, она хуже, чем была в Артемовске, который Киев сдал в мае 2023 года и украинской операцией там тогда командовал в том числе и Сырский.
"Каждый сейчас спасает сам себя. Очень много брошенных раненых, они бросают раненых, наши бойцы им оказывают медицинскую помощь. Есть подразделения, одиночные бойцы, техника – да, действительно, они выходят. Там куча забытых подразделений – маленьких и больших, которые сопротивляются, кто сдается", - рассказал он.
Гагин подчеркнул, что пока преждевременно говорить о переходе Авдеевки под российский контроль, поскольку необходимо дождаться официального сообщения Минобороны РФ.
"Противник выходит, потому что они боятся остаться в котле, погибнуть. Есть очаговое сопротивление, есть сопротивление небольших подразделений и небольших разрозненных групп, которые не имеют между собой связи чаще всего", - сказал Гагин.
Авдеевка - северный пригород Донецка, превращенный ВСУ в мощный укрепрайон. Сейчас за город идут бои.
В среду представитель оперативно-стратегической группировки ВСУ "Таврия" Дмитрий Лиховой признал, что в ВСУ готовятся к тому, что скоро утратят основную линию снабжения своих войск под Авдеевкой, ситуацию в которой командование украинских войск ранее признало "чрезвычайно сложной". А в конце января глава Главного управления разведки Украины Кирилл Буданов* признал продвижение войск РФ, в том числе под Авдеевкой.
* внесен в реестр террористов и экстремистов Росфинмониторинга
Бывший следователь Главного следственного управления Москвы СКР, майор юстиции Левон Агаджанян обвинен в фальсификации доказательств в деле о перестрелке, которая случилась во время конфликта на праздновании дня рождения предпринимателя Дмитрия Павлова. В этот день охранники бизнесмена вступили в перестрелку с охраной совладельца башни "Око" Гаврила Юшваева. Ситуацию попытались уладить росгвардейцы. Причиной стал припаркованный у ВИП- входа в башню «Майбах» Юшваева. В результате перестрелки один человек погиб, несколько получили ранения. Следствие считает, что Левон Агаджанян, подменил найденные гильзы и подделал несколько протоколов, чтобы помочь одному из участников перестрелки избежать наказания. Ссылка:
Чешская полиция опубликовала фотографию, сделанную недалеко от места происшествия
Около трех десятков человек были ранены. По меньшей мере девять человек получили серьезные ранения, пятеро — ранения средней тяжести и до 10 — легкие, сообщают экстренные службы.
Сообщается, что инцидент произошел на территории факультета искусств Карлова университета, расположенного на площади Яна Палаха в Праге. Эта площадь и соседний с ней район оцеплены. Полиция призывала местных жителей не подходить к месту происшествия и не выходить на улицу.
Один из преподавателей Карлова университета Сергей Медведев написал в фейсбуке, что стал свидетелем происшествия.
«В это сложно поверить, но мы в тишайшей Праге под обстрелом. Я читал лекцию в университете, когда в здании раздались выстрелы, дрожали стекла, — пишет Медведев. — Затем было много криков, в аудиторию ворвался спецназ и проверил помещение».
«Мы со студентами забаррикадировались в аудитории. На все это невозмутимо смотрит Пражский Град», — пишет Медведев.
В соцсетях стали также появляться пока неверифицированные фотографии, на которых видны люди, цепляющиеся за внешнюю стену университета на высоте нескольких этажей.
Другой очевидец событий, житель Праги с британско-австралийским гражданством Тарг Пейшенс, квартира которого соседствует с университетом, рассказал в интервью Би-би-си, что сначала он услышал много выстрелов.
«Я выглянул с балкона и увидел, как приехали полицейские, им с трудом удавалось удерживать людей, которые бежали к месту происшествия», — рассказал он.
Премьер-министр Чехии Петр Фиала заявил, что в свете «трагических событий» он уже отменил все намеченные мероприятия с его участием.
Карлов университет, главный университет Чехии, старейший университет Центральной и Восточной Европы и один из старейших классических университетов мира, был основан королём Богемии Карлом IV Люксембургом в 1348 году.