Это правда. Жестокая, больная, неприятная правда. История про 18-летнюю девочку, которая была настолько унижена и запугана директором и консультантами, что решила покончить с собой в туалете этого самого центра, – тоже правда. Психолог и некоторые волонтёры берут девушку с собой на городскую встречу группы анонимных наркоманов. Это – её первый выход за пределы центра и единственный шанс сбежать.
Что её вынудило сбежать? «Жирная, толстая мразь!» – частая фраза консультантов, небрежно брошенная девушке, нуждающейся в поддержке в своих попытках перебороть зависимость от синтетических психоактивных веществ. Я не знаю, как сложилась её судьба, но я хорошо помню, как она была силой возвращена в центр, в который раз унижена и затравлена…
Помню, как мы ужинали в общей столовой, и один из реабилитантов обратил внимание, что девушка давно не выходит из туалета. Дверь она тоже не открывала, поэтому её выломали. Девушка лежала в огромной склизкой луже крови и почти не двигалась. Её руки были глубоко изрезаны. Директор громко выматерился, затем посмеялся и отдал приказ «убрать» девушку и перевязать ей руки, а мне – вытереть кровь со стен, пола и сантехники. До того, как это случилось, в коридоре я спрашивала у девушки, в порядке ли она. В ответ услышала многократное «я не хочу здесь находиться...!».
Унизить, оскорбить, парализовать, а затем внушить: «Твоя жена подаёт на развод! Ты ей не нужен! И детям своим не нужен! Конченый алкаш, на самом дне оказался! Променял смех своей дочери на ядовитый этанол! Сгниёшь в собственном гнезде из рюмок и бутылок, которое вил последние 20 лет!».
А после многократных унижений клиент/пациент/реабилитант впадает в состояние, которое вы сами можете представить. Вытаскивать его оттуда никто не станет, а унижений будет ещё больше. И так – долгие месяцы, пока униженный просто не привыкнет, не смирится, не согласится, пока не начнет подчиняться. А подчиняться придётся. В случае протеста и несогласия – наказания в виде лишения сна, переписывания глупого текста по сотне раз после отбоя (в 23:00), прилюдного унижения на глазах у таких же униженных, и прочее, прочее, прочее.
Девушку неоднократно унижали: за внешний вид, лишний вес, проблемы с психикой, за ее прошлое. И делали это не такие же, как она, реабилитанты, а непосредственно те, кто обещал родителям девочки помочь справиться с её зависимостью и «подлатать» психику. Оригинальный метод, замечательный план, просто великолепный! «Надёжный, как швейцарские часы…».
Тебя вылечат, и тебя тоже вылечат… и меня вылечат!
Я чувствовала себя мишенью: будто на спине у меня красный несмываемый прицел. И целятся в меня постоянно, даже ночью, даже пока сплю. Каждый шаг был неправильным, за любое слово меня морально казнили. Но мне повезло. Я молодая, худая, улыбчивая девочка – мне не стали ломать рёбра, меня не заматывали скотчем и не кидали в подвал. А вот взрослым парням, пытавшимся привлечь внимание соседей, повезло меньше…
Новеньким общаться запрещалось, так как стояли жёсткие правила, за нарушение которых ответственность несли все реабилитанты. Обычно угрожали лишением сна на несколько дней и ночей, а частые выходы в туалет сопровождались порицанием и угрозами запереть уборные.
Как проходила интервенция? Уговорами? Убеждениями? Едва ли. Диалог заказчика и директора ребцентра:
– Поймите, это необходимо! Мирно решить не получится, агрессивный 40-летний алкоголик ни за что не согласится поехать
в ребцентр. Мы должны помочь ему.
– Как же вы можете помочь ему?
Директор/консультант ребцентра:
– Ну здоро́во! Доигрался? Надевай кроссовки, выйдем прогуляемся.
На отказ – удар. Ещё удар. Кровь из уха. В ход идёт «мистер скотч».
Один держит, другой заматывает руки. Ну и укол антипсихотиками, которые психолог «абсолютно легально» достаёт в аптеках у своих знакомых. Пара часов по пробкам, пока алкоголик мирно сопит на заднем.
И вот – вы в ребцентре, поздравляем! Три дня, чтобы отлежаться и прийти
в себя, даже капельницы вам поставим, ваша жена за них заплатила.
А это – ваш «старший брат», он вам тут всё покажет.
«Старший брат»: «Главное, – тихо себя веди. Приём пищи
по расписанию, в туалет сходить – надо отпроситься у старших. В комнаты не заходим, за это наказание. И на группах тихо сиди, не говори ни в коем случае, понял? Сначала туалет будешь драить, потом и до старшего дома дойдёшь! Во как тут! Сейчас старшая вон та девка рыжая, у неё ходы проложены в консультантскую, организовала себе блага разные. Тебе тут мать печенье передала, я его на общак отдам, понял? Так правильно будет. Ну всё, лежи, не болтай много».
По приезде, хочешь этого ты или нет, должен записать видео: «Я, ФИО, прибыл на реабилитацию по собственному желанию». Если видео записывать отказываешься, – заставят. Сначала уговорами, угрозами, а затем и применением физической силы.
Я из центра сбежала. Но когда уезжаешь официально, обязан записать ещё одно видео: «Я, ФИО, прошёл реабилитацию в таком-то центре, физического и психологического насилия оказано не было, претензий к персоналу не имею». И оставляешь такую же бумажную расписку. Как вы понимаете, такого видео с моим участием не существует.
Потому что претензий я имею достаточно.
Через пару месяцев после моего побега директор звонил мне с просьбой написать именно эту бумажку: мол, претензий я к их центру не имею. Но не просто бумажку – нужно было также указать, что ранее я обращалась в прокуратуру, расследование по этому делу было проведено, так что всё: претензий у меня больше нет, все могут жить спокойно и счастливо. Разумеется, я не подписывала никакие бумаги и в прокуратуру не обращалась.
Люди, оставшиеся там добровольно на долгой срок реабилитации, больше напоминали зомбированных сектантов. «Только оставшись в организации я смогу остаться трезвым. Борис Павлович – мой лидер, я шагу без него не ступлю! Я останусь в центре консультировать, как только пройду весь курс реабилитации!». Сколько же подобной чепухи я слышала от главных «выздоровленцев» центра… Боже, они практически молились на своих "лидеров".
Вот только не понимала: они действительно так поплавили свой мозг местными идеями и убеждениями через насилие, или это хитрая тактика внедрения в доверие ради успешного побега? Концентрировать внимание на других было бессмысленной тратой времени, хотя я взяла на вооружение способы, которыми они добивались уважения и расположения верхушки.
Не желаешь оглохнуть – прикидывайся глухим
Быстро поняла: нельзя играть против них, нужно вписаться в их команду, втереться в доверие. И сделала я это достаточно быстро. Всё же они – не социопаты и не тираны. У них тоже есть чувства сострадания и вины. И если они позволяют себе манипулировать чувствами других людей, то почему бы и мне не делать этого с ними? Почему бы не быть той самой девочкой, которая разберётся с их компьютером, заполнит документы, проведёт общие собрания за них? Долгое время я выполняла любые поручения, пока не поняла, что подсела на иглу одобрения. Мне хотелось чувствовать себя важной и нужной, как и любому человеку. А они вовремя поняли и давали мне это. Я добивалась возможности покидать центр хотя бы пару раз в неделю, во время сессии, которая в то время как раз началась на моём курсе. После одной успешной поездки мне запретили выходить.
Был жуткий скандал. Отцу сказали, что у меня был нервный срыв, что выходить из центра мне пока рано, и надо проходить полный курс реабилитации (1 год). Никакого нервного срыва на деле не было.
Это была тщательно продуманная тактика моего удержания в центре. Ещё на полгода.
Они всё время внушали и мне, и отцу, что я пока эмоционально нестабильна, и о выходе из центра не может идти речи. Я отстаивала себя, тысячу раз объясняя, что психическое расстройство, которое имею, никогда не позволит мне быть стабильной эмоционально. Для них мои слова были пустым звуком, белым шумом. Приходилось давить на жалость. «Позвольте хотя бы консультацию с психиатром онлайн пройти. Мне тяжело…». Психиатр подтверждает возможность биполярного расстройства. Я слышу это уже не от первого психиатра, но было необходимо, чтобы это услышали и ОНИ.
Но у НИХ появились только новые поводы для унижений и издевательств. Теперь я была не просто таблеточной наркоманкой, но ещё и сумасшедшей шизофреничкой.
ОНИ добивались уважения к себе через насилие над другими? Но зачем? И имели ли на это право? Если рассуждать и играть по их правилам, разумно ли, что один из консультантов через пару месяцев после срыва вновь вышел на свой пост и продолжал "работать"?
Хочу уточнить, что зависимость от любых психоактивных веществ часто – сопутствующий симптом к психическим расстройствам. И уделить внимание, в первую очередь, стоит этому. Представьте: у вас биполярное расстройство, вы переживаете скачки маниакальных и депрессивных фаз, вы употребляете алкоголь и/или наркотики в попытках заглушить депрессивное состояние, но собираетесь с силами и ищите клинику, потому что, наконец, готовы обратиться за помощью, но обманом попадаете в место, где нет не только психиатров, но и настоящих специалистов – психологов, а терапия, на которую вы надеялись, заключается в унижениях, эмоциональном (а часто и физическом) насилии и буллинге.
Долгое время я лишь раздумывала о побеге – боялась последствий. Видела, какое унижение переживают люди, которых силой возвращают обратно в центр. Ещё бы: сбежавший реабилитант – огромный вычет из заработной платы консультанта и директора! Одному сбежавшему после возвращения приклеили бейджик с красной лентой и надписью «склонен к побегу», шутили над ним, издевались с новыми силами…
Последней каплей для меня стал запрет съездить на похороны моей бабушки.
В центре о её кончине мне сообщили только через два дня, за день до похорон. Сказали, что отец категорически против того, чтобы я ехала в родной город на церемонию. Мне позволили поговорить с ним по телефону, и я услышала такие слова: «Тебе нельзя ехать туда, ты сорвёшься, мне сказали, что это очень опасно! Я не могу такого допустить!». Это казалось чушью. Я не видела бабушку полгода! И больше никогда не увижу! Я хочу попрощаться с ней, я должна поехать! Что такого руководство наговорило моему отцу? Почему он против? Какое право все они имеют запрещать мне ехать на похороны человека, который воспитывал меня 20 лет? Мне нужно быть рядом с семьёй! В голове не укладывалось.
Истерически доказывала, что у них нет никаких моральных прав удерживать меня в центре. И меня отпустили: под присмотром консультанта.
Нужно было сохранять спокойствие. Я эмоционально стабильна, я в порядке. Если увидят, что я нервничаю или грущу, продлят мой срок нахождения в центре ещё на несколько месяцев. Тогда я вернулась в центр, даже не зная о том, что вся семья долгие месяцы не имела понятия о том,
что со мной происходит. Родственники говорили с отцом и убеждали забрать меня из центра, но ему так качественно промыли мозги, что он действительно верил и слушал только директора, который всегда говорил одно и то же: «Она нестабильна, ей нужно быть в центре как можно дольше, мы ей поможем, мы её вылечим».
На церемонии я взглядом искала маму и брата, в кармане у меня был клочок бумаги с кратким сообщением: «Заберите меня из центра, я больше не могу там находиться!». Но не решилась его отдать, потому что меня одолевал страх последствий, которые могли бы быть, если об этом свёртке узнали бы консультанты. В тот день я просто уехала обратно. В центр, где ещё месяц провела под постоянным прицелом, в унижении и запугиваниях.
Конечно, психологи организации имели высшее образование и сертификаты об обучении каким-то там курсам. Будто заявляли: «Вот, смотрите, вас не абы кто лечит! Специалисты своего дела, профессионалы!». Основной задачей этих «героев» была манипуляция заказчиками, чтобы уговорить их продлить сроки пребывания реабилитантов в центре.
Сочинённые истории о том, что реабилитант сам не хочет выздоравливать, том, как важно ему максимально дольше находиться в центре, сопротивление выздоровлению – это монолог его зависимости, это его тяга употреблять наркотики/алкоголь, а если он выйдет сейчас – сразу сорвётся, ведь его состояние крайне нестабильное.
Психологи центра – самые мерзкие его работники. Не раз была свидетелем того, как психологи пытались пролонгировать реабилитантов. Как сочиняли двухтомную чушь для заказчиков, лишь бы те заплатили за ещё один месяц реабилитации. Мастера слова и гении мысли, люди, делающие бизнес на чувствах других людей.