И в детстве, и взрослым человеком я наблюдал не раз за выводком лисят, и меня всегда поражало то, как лиса-мать ухитряется командовать своей детворой, не издавая ни звука, и как они понимают и слушаются ее.
Этот немой язык — одна из самых интересных вещей, какие можно подсмотреть у лесных обитателей. Целыми часами просиживал я, бывало, у лисьей норы, но ни разу не слыхал, чтобы хоть одна лисица заворчала или тявкнула у норы.
Голосом они будут разговаривать позже — когда лисята начнут охотиться сами. Вот тогда можно слышать тревожное тявканье матери или нетерпеливый визг лисят. Это значит, что они разошлись по лесу и не видят друг друга. Но пока они живут в норе, там всегда тихо.
И это не только у лисиц — ни одно дикое животное не подаст голоса около своего жилья, чтобы не выдать его врагам. Но в этой полной тишине они все-таки «разговаривают» и очень хорошо понимают друг друга.
Часами скачут и играют малыши на солнышке. Вот один припал к земле, крадется, выслеживает воображаемую мышь или настоящего кузнечика. Другие затеяли драку, но в шутку, не всерьез, или гоняются друг за другом. А мать лежит в сторонке.
Она выбирает себе такое местечко, откуда ей хорошо видно и разыгравшихся ребят, и всю округу. Она лежит молча, не шевелясь, — лежит и наблюдает. Вот один лисенок, разыгравшись, отбежал от норы дальше, чем полагается. Мать подняла голову и пристально смотрит на него. Лисенок сразу остановился как вкопанный, точно она окликнула его. Оглянулся, поймал ее взгляд и бежит к ней, как пес на свист хозяина.
Это не случайность. Я наблюдал это не раз, не два, а постоянно и у многих лисьих выводков. Вот тени растут все длинней и длинней. Наступает вечер. Пора матери идти ловить мышей на дальнем лугу. Она неторопливо встает.
Сразу игра прекращается. Лисята собрались вокруг матери... Они подняли к ней мордочки. Она наклонила к ним большую голову. Лисята стоят молча, неподвижно и внимательно смотрят на мать. Кажется, что она говорит им, а они ее слушают. Это длится несколько секунд.
Потом — ни звука, никакого предупреждения, но лисята все разом убегают в нору, а мать, не оглядываясь, без шума ныряет в густеющую тень леса.
У входа в нору появляется маленькая мордочка. Ноздри лисенка шевелятся, глазами он провожает мать... Она уже далеко, она скользит легко и беззвучно, как тень.
Вот тень растаяла среди других теней. Мордочка исчезает. Все тихо и пустынно на склоне холма, где лисица вырыла себе нору.
Вы можете идти домой. Лисица иной раз проохотится много часов подряд, но ни один лисенок не высунет носа из норы, пока она не вернется и не позовет лисят без звука.
Я видел и слышал не раз, как лисица-мать прибегала ко двору человека проведать попавших в его руки лисят. Я видел, как лис выручал свою самку, когда за ней гнались собаки. Она должна была скоро принести детенышей и поэтому не могла долго бежать. Лис ждал собак, которые гнали по ее следу, перенял и отвел их в сторону, а лиса тем временем скрылась.
Раз, бродя по лесу, я услышал вдали заливчатый лай старого Роби. Роби — лучшая из охотничьих собак, каких я знаю.
Торжествующий лай Роби доносился с холма все ближе и ближе. Я поспешил к опушке леса и, добравшись, встал там, прислонясь к стволу большого каштана. Невдалеке предо мной вилась колесная дорога. Там, где дорога выходила на луг, была канава, а через канаву мостик из горбылей.
Незадолго перед тем мост проломился под тяжело нагруженной телегой. Горбыли одним концом вдались в дно канавы, под мостом получился маленький темный тоннель, так около трети метра вышиной и в метр длиной. Получилось чудесное убежище для зверька, которому вздумалось бы там укрыться. Собака не могла туда залезть — для нее там было слишком низко. А вздумай она слишком далеко просунуть туда свою морду, спрятавшемуся зверьку как раз удобно было бы укусить ее за нос.
Я ждал всего несколько минут. На дороге появилась лисица. Она бежала быстро, но тяжело. Это сразу бросилось в глаза. Снег был рыхлый, мокрый, и бежать по нему было очень трудно. Лиса проваливалась, пушистый хвост ее намок и отяжелел, он уже не веял, как легкое перо, позади нее. Лиса бежала быстро, как только могла, но она очень устала.
Выбежав на открытый луг, лиса что было сил помчалась под горку. Одним скачком она взлетела на мостик. Великолепный прыжок в сторону — и она в канаве. Вильнула хвостом на прощанье и исчезла в тоннеле.
Тут появился старый Роби. «Уф! Уф! Уф! У-у-уф!» торжествовал он.
Он пронесся через мост, высоко поднял голову, жадно вдыхая свежий лисий запах. Он сделал три-четыре больших скачка по лугу, прежде чем сообразил, что никакой лисицы впереди него больше нет.
Тогда он опомнился. Покружился на мосту и сунул нос в тоннель. Там, прямо перед вытаращенными его глазами, сидела лисица. А в ноздри ему ударил такой крепкий лисий запах, что любая гончая должна была ошалеть.
«Оу! Воу! Ау-вау!» завопил Роби.
Он высвободил голову из тоннеля, поднял ее над краем мостика и лаял от восторга. Затем он снова сунул нос в тоннель и принялся яростно рыть землю.
Лисица сидела у него перед самым носом, от лисьего запаха, наверное, кружилась собачья голова. Наконец-то он поймал ее! И старый пес не мог молчать. Он каждую минуту переставал рыть и вылезал из тоннеля, чтобы перевести дух, поднять голову и радостно полаять.
Надо сказать, что Роби был кривоног, как многие собаки, которых пускают бежать слишком рано. Когда он лаял или выл, у него была привычка расставлять ноги и высоко поднимать голову. При этом он, конечно, ничего, кроме неба, не мог видеть.
Некоторое время Роби продолжал работать, подрываясь все глубже под мост, но все время попеременно то рыл, то заливался лаем.
И вдруг, как раз, когда Роби поднял голову, чтобы еще разок отвести душу лаем, что-то желтое мелькнуло между его кривыми ногами, проскочило у него под брюхом и понеслось вверх по косогору.
Я чуть не вскрикнул — так это было смело, неожиданно и быстро, словно солнечный луч, зайчик, мелькнул по лесу.
Ошалевший старый пес ничего не заметил. Когда он снова сунул голову в тоннель, никакой лисы там не было...
Он не поверил глазам... Но и запах почти пропал... А ведь только что лисий дух так и бил ему в нос!
Роби посмотрел еще раз, шумно принюхался... Ему казалось, должно быть, что это какой-то сон. Он вскочил на мостик, осмотрел его и уселся на середине. Еще раз покосился на тоннель...
От морщинистой морды и до хвоста он всем своим видом говорил одно — что он считает себя самой глупой из всех глупых собак, какие когда-либо гонялись за лисицей.
Роби резко встряхнул ушами, словно для того, чтобы как-то прийти в себя, и пошел аккуратно и деловито описывать круги возле моста. Лисий дух снова ударил ему в нос... Он вскинул голову, радостно залаял и пошел вверх по косогору.
