Ржавчина: будущее, оккупация России, снайпер и ещё повоюем
Тимур нёсся так, что ветер свистел в ушах.
«Подумаешь, всего-то взяли три банки консервов! Что меня теперь за это убивать что ли!» – лихорадочно думал парнишка, перепрыгивая через нагромождения камней, стекла и хищно торчащих из проломленных кусков стен арматуры. Конечно убивать, - отвечал он сам себе. Они гады и за меньшее к стенке ставят!
Оступившись Тимур чуть не упал на землю, но вовремя подставил руку и удержался на ногах. Только спустя десяток шагов увидел (точнее почувствовал), что ладонь в нескольких местах глубоко разрезана и горячая кровь пятнает камни позади, чётко указывая преследователям на свою жертву. Чёрт знает обо что он порезался.
И всё же подросток нёсся вперёд понимая, что надежда на его спасения хоть и слабая, но всё же есть. И она там, за обломками Музыкального театра жёлтым пятном, выделяющимися впереди.
Когда-то двухмиллионный город лежал в руинах. Уже более двадцати пяти лет как Новосибирск превратился в огромную свалку и ни одного целого здания здесь не было. Бомбы взрывались на уровне третьего этажа срубая верхние ярусы и опрокидывая их на землю кучами безжизненного мусора.
Овчарки позади жалобно завыли и перестали лаять. Животные вообще мёртвые города не любили. Мама говорила Тимуру, что это из-за того, что проказник ветер играя между грудами зданий, прорываясь в многочисленные отверстия в стенах наигрывал по-настоящему дьявольскую мелодию, заставлявшую братьев наших меньших сжиматься в страхе и поджав хвост бежать восвояси. Люди не ходили сюда по-другому поводу. Здесь обитал Ржавчина. Раньше обитал.
Местные никогда бы сюда не сунулись, но эти… шакалы, были новенькими. Прибыли буквально накануне. Откормленные, лоснящиеся, от морды хоть прикуривай, хорошо говорившие по-русски солдаты и офицеры с интересом разглядывали худых и вечно голодных жителей резервации, тыкая в них пальцем и хохоча по любому поводу. Гады! Оккупанты! Мы для них всего лишь индейцы, правда, что это означает подросток не знал. Просто слышал от взрослых. Но ведь наверняка ничего хорошего?
Чтобы хоть как-то наказать новичков Тимур с ребятами решил слямзить у них немножко еды, а то совсем животы от голода подтянули. От Вики вон одни глаза остались и острые ключицы, а ей ещё больную мамку кормить, которая на ноги уже месяц не вставала. Как потеряла карточки продуктовые, так и слегла. То ли от расстройства, то ли заразу какую подхватила. Из лекарств то всё равно только подорожник, зелёнка и старый аспирин.
Надеясь, что его подруга и лучший друг Борька сумели скрыться от погони, парнишка смахнул струившийся по лбу пот с глаз и нырнул в отверстие в железобетонной плите, преградившей ему дорогу.
Тра-та-та-та! Позади раздались выстрелы и Тимур, упав на четвереньки перекатился по земле. «Уф! Наконец-то! Вот и Музыкальный! Должны отстать!»
Нет, в то что легендарный Ржавчина жив, он не верил. Уже восемь месяцев о нём ни слуху, ни духу. Даже позитивисты, безуспешно ловившие неуловимого снайпера последние два года из Резервации, уехали.
Этих уродов он ненавидел ещё сильнее. Ну оккупанты, ладно, они из-за океана к нам прилетели, приплыли. Мы для них чужаки, делай с нами что хочешь. А эти то! Свои же! Предатели! У них имена забрали, вручив бездушные цифры, бросают на убой, а они знай себе щёлкают каблуками и кланяются.
Бам! – пуля высекла искру от рекламной тумбы в метре от Тимура и он, сделав прыжок спрятался за куском стены на котором сохранилась медная табличка с названием театра.
«Стойте! Сюда нельзя!» – чувство страха затмевало разум подростка, а зубы отбивали затейливую дробь. Вся надежда, что поостерегутся по старой памяти. Ну должны же их местные предупредить были!
- Крысёныш, а тебе мамка не говорила, что воровать это плохо? – почти без акцента выкрикнул кто-то пока невидимый взгляду. Голос был не живой, искусственный. Говорили через динамики, установленные в защитной броне.
Что?! И тут Тимура переклинило. Так всегда бывало, когда разговор заводили о матери скончавшейся полгода назад от тифа. Соскочив на ноги, он вскарабкался на груду кирпичей перед собой и вынув доставшуюся ему банку тушёнки из кармана толстовки, швырнул её под ноги американскому сержанту в бронекостюме.
- На! Подавись гад!
«Никто не поможет! Сказочке конец», - понял подросток, скрипнув зубами. После той бомбардировки выжить было невозможно. Сутки камни горели! Камни! Вон они идут себе спокойно и ничего не боятся. Один, два, три.. четыре.
- Смелый мальчишка, - рассмеялся темнокожий солдат с распахнутым забралом шлема остановившийся справа от него.
- Глюпый, - добавил другой, слева, совсем плохо знавший язык и немного шатавшийся от выпитого алкоголя.
- Да пошли вы! – страх Тимура куда-то испарился или ему так просто показалось, чтобы через мгновение вернуться, накрыв его волной ужаса.
- Я не боюсь, не боюсь, - безнадёжно бурчал он себе под нос.
Бдыыынь! В небе вдруг грянул гром и сверху на голову подростку плюхнулась крупная капля воды. А затем ещё одна.
Кап-кап-кап-кап!
«Мама говорила, что, когда уходит хороший человек небо грустит и плачет», - некстати вспомнилось Тимуру. - Неужели я хороший? Умирая от страха подросток тем не менее спрятал дрожащие руки за спину и выпрямив спину гордо вздёрнул подбородок. Не дождутся!
Сержант тоже распахнул забрало шлема и равнодушно взглянул на Тимура, стянувшего с головы капюшон. Кажется, его забавляла вся эта ситуация. Целую минуту он таращился на стоявшего перед ними парнишку, а затем передёрнув затвор штурмовой винтовки, поднял оружие.
Вот и всё! Подросток смалодушничал и закрыл глаза надеясь на то что пьяные солдаты не промахнутся и смерть наступит быстро.
БАХ! – вздрогнув всем телом, он не почувствовал боли. БАХ! – и снова ничего.
«Что же это такое?» - подумал он прикусив до крови губу.
Дождь резко прекратился и только капли на лице напоминали о непогоде.
Осторожно открыв один глаз, Тимур увидел внизу распластавшегося на камнях несостоявшегося убийцу. Пуля залетела прямо в открытое забрало превратив лицо в кашу. Темнокожий солдат тоже получил смертельное попадание в голову. Лёжа на боку раненный судорожно подёргивал конечностями будто пытаясь в последние секунды своей жизни убежать от замершей над ним смерти.
Сделав прыжок назад, подросток спрятался, прильнув к холодному камню щекой. Через трещину в стене он видел, как два оставшихся солдата присели, вскинув винтовки к плечу. Высокий, с изображением двойного капральского треугольника на плече доспеха, что-то было попытался жестом показать товарищу, но тут же получил попадание в шею. Прямо в стык между доспехом и шлемом! Зажимая рукой льющуюся по броне кровь, он рухнул на землю. Ничего себе выстрел! Неужели…
Последний выживший, и не подумал помочь раненому, наоборот, он бросился наутёк, забросив оружие на плечо.
БАХ! Выстрел в магазин его винтовки вызвал взрыв боезапаса и бегущий с рваной дыркой в спине упал на колени. В такой позе и умер.
Спустя пять минут Ржавчина (конечно это был он – живой и невредимый) остановился напротив Тимура. Старая зелёная армейская куртка, такого же цвета штаны, наплечники, наколенники, шлем, какие я видел только в разорённом музее, шарф закрывавший не только шею, но и половину лица. Ботинки на тяжёлой подошве исцарапаны камнями и стеклом. А главное - на поясе и в разгрузке, надетой поверх куртки, густо, один рядом с другим, располагались магазины для винтовки.
Ничего не говоря, только сверкнув серыми глазами и пыхнув папироской с ядрёным табачком, он достал откуда-то чистый бинт, обработал рану на ладони подростка и ловко перевязал её оставив снаружи смешной бантик.
Всё это было проделано в абсолютной тишине. Тимур столько слышал про него, столько хотел спросить, но в горле пересохло и слова застряли где-то внутри.
Кем он был? Как выжил? Сколько воевал на развалинах мёртвого города? Всё это осталось без ответа. Хотя… может так и лучше. Легенда и должна быть легендой. Только такая заставляет людей не унывать, верить, шептаться за спинами врагов, копить злость и ненависть, которая рано или поздно полыхнёт обжигающим пламенем.
- Поживём ещё, малец! – бросил Ржавчина будто прочитав мысли подростка.
Криво улыбнувшись и попыхивая папироской, снайпер растворился в развалина из которых появился. Он-то хорошо знал, что пока воюет хоть один солдат армия не считается побеждённой.
