— Всё дело в том, мой любознательный друг, что баня всегда стоит на удалении от дома и других построек. Пожарная безопасность, знаешь ли.
Иногда, в процессе купания и беспощадного расхлёстывания веником, когда счёт времени утерян, организм даёт слабинку. И в этот лирический момент возникает неумолимая потребность прозаично опрастаться.
В бане туалета нет. В предбаннике две лавки да тазики по стенкам. В лучшем случае есть стол. За окном мороз, градусов на 15-20. До дома, напомню, далеко. И что же делать?
На такие случаи человек невольно, как бы походя, подмечает укромные уголки. Не из хулиганских побуждении, нет. На уровне инстинктов. Наличие чёткого плана в час Икс — это половина успеха. И вот, распаренный мозг, получив первый импульс из чресел тулова, подкидывает заранее (в фоновом режиме, подсознательно) утверждённый план: «За баней!».
Зимой темнеет рано. Банька обычно стоит в углу участка, рядом забор. Если обок яблонька раскидистая или рябина — совсем хорошо. Главное, чтобы не шиповник там, не крыжовник какой. Тут и дополнительная ветрозащита чувствительных зон, и психологический комфорт от уединения в укромном месте, ибо в следующие 5 минут человек (венец природы) будет в очень уязвимом положении. Психология, братан. Всё по науке.
Когда дело сделано, облегчение на душе и не только, влетает наш удалец обратно в парилку, да на верхний полок. Глаз блестит что твой самовар, ус залихватски подкручен. Окатили из ушата, смылась испарина срамная, и пошёл веник в плясовую по телесам промёрзшим. Шипят каменья, масло пихтовое щиплет в носу.
Вот такие неприглядные, но очень важные моменты нашей жизни скрывает говно за баней.
— Что ж, мой любознательный друг, вот тебе расклад по деревенским клозетам.
С крыльца о трёх ступеньках, где оставляем все в глине сапоги, преступаем мы первый порог. Поднимаемся по высокой скрипучей лестнице и видим три двери. По левую руку — холодная спальня. Стоит там только кровать с пологом из марли, да столик на тонкой ноге. Летом уснуть с книжкой после обеда — лучше места не найти.
По правую руку — летняя веранда. Очень светлая, много окон. Обстановка там хаотичная. Но некий хозяйский замысел, непонятный постороннему уму, прослеживается. Здесь и корзины-плетёнки, и шкаф с банками, бродни рыбацкие, верши, тюки старой одежды, пучки сушёной мяты и зверобоя.
А прямо перед нами дверь в прохладные сени. Там стоят вёдра с водой, трёхлитровая банка с молоком (каждый день снова полная, прикрытая марлечкой от мух — под крышкой скиснет), пара небольших тумб и ящиков. И снова двери.
Правая, с гладкой от тысяч прикосновений ручкой — в избу. Подбитая войлоком, с глухим «бввух» волочится она по высокому порогу. С таким же «бввух» мягко закрывается за спиной. Справа от двери вешалка с коровьими рогами вместо крючков. Скидываешь полушубок и чувствуешь, как тепло от печки ласково обнимает за плечи, целует в морозные щёки.
Замёрзшими руками неуклюже обряжаешься с рукомойником. В кухне на столе, в чашках с расписными ягодами, дымится крепкий чай со смородиной. Пить будешь, пришвыркивая, из блюдца. Рядом стоит чайничек с ситечком, тарелка с маковыми витушками, плошка с рафинадом. Где-то похрипывает радио.
Но перед тем нужда гонит тебя обратно в сени. Не включая свет, по памяти отсчитываешь шесть шагов в темноте, толкаешь дверь. И вот он — деревенский туалет. Та самая дыра в полу. Можешь так раскорячиться, а можешь стул взять с вырезом посерёдке. Тут уж как хочешь, братан. Строгих протоколов на этот случай нет.
Справился, и бегом обратно в кухню. Не стесняйся снова к рукомойнику подойти. Наконец, сидишь за столом, уминаешь булки да щуришься на огонь в печи. Иногда поглядываешь в красный угол на потемневшее распятие и Николу Чудотворца. А он, с немым укором, на тебя. Но это уже ваши дела, вы там сами как-нибудь. Я не лезу.
А теперь представь, брат, что пришлось бы тебе не через сени идти, а сквозь воющий метелью мрак февральский. Из всех фонарей только луна в небе, да и ту чёрт украл. Два шага сделал, обернулся — ни следочка, белая позёмка зализала начисто, как и не было. Тут не то что витушки маковые остынут, самому бы не закоченеть по пути.
Нет, брат, деды наши мудрые были. Ни жизнью, ни пирогом так не рисковали. Права не имели. А потому туалет наиперв в доме учинялся.
А на улице, в крайнем случае, можно и за баней насрать. Такие дела, брат.
UPD:
Удивлён (нет) многочисленным негативным комментариям.
Не стоит слишком серьёзно воспринимать мою фантазию на заданную тему. Это не докторская по антропологии, а шуточный разгон-размышление в попытке представить, откуда пошло выражение «как говна за баней».
В кино на такой случай пишут «основано на реальных событиях». Реальное событие — за баней было насрано. А дальше сценарист начинает своё дело.
Спасибо всем, кто написал по теме конструктивно и поделился своими воспоминаниями — это интересно. Спасибо всем, кто написал доброе слово — это приятно.
