Серия «Великий Уравнитель»

Заканчиваем знакомиться с книгой Вальтера Шайделя "Великий уравнитель".

Ссылки на предыдущие части:  1 2  3

В предыдущих частях автор анализировал уравнивающее влияние искусственных и естественых катастроф. Он пришёл к выводу, что действие напрямую связано с величиной жертв, страданий и лишений. А что было, когда правители, не доводя до катастроф, пытались сами перераспределить доходы и их источники? Вальтер скептичен на этот счёт. Начал он с земельных реформ. Чаще всего реформы эти были встречены сопротивлением элит и оказались "разбавлены" до такой степени, что их действие было нивелировано или даже приводило к дальнейшему росту неравенства. Красноречивым примером служит отмена крепостного права в России в 1861 году. Тогда крестьянам было позволено владеть своей землёй. Но не за "спасибо", а за выкуп. На "освобождённого" крестьянина вешался кредит в 6% годовых в размере до 80% стоимости угодий. Неудивительно, что спустя почти полвека во владении крестьян находилось всего 3,5% земли. И лишь только после того, как стали массово жечь помещичьи имения в 1905 году, остатки по кредитам были прощены. К началу Первой мировой свыше половины земель отошло крестьянам. И всё равно распределение земли и имущества позволяло говорить не о сократившемся, а о выросшем разрыве в благосостоянии между богатыми и бедными. Похоже дело обстояло и в Испании и Пруссии девятнадцатого века. Обратившись к веку двадцатому, автор видит, что часто действие реформ было короткоживущим или было скоро обращено, как это было в Гватемале, Никарагуа или Болгарии с Румынией до войны. Только в редчайших случаях мирная земельная реформа приводила к выравниванию, как в Сербии после обретения независимости от Османской. Тогда дело облегчалось тем, что делились земли, конфискованные у уходящих турок. Это было исключение, подтверждающее правило. Согласно которому элита всегда урвёт свой жирный кусок при реформах, проводимых ею же.

Похожую ситуацию констатировал автор и в при отмене долгов и эмансипации. Неудивительно: если неравенство в доходах сохраняется, то величина долга или правовой статус не играет роли: новый долг нарастёт сам собой. Или вот возьмём отмену рабства в девятнадцатом веке: где бы в Новом Светени ни было мирным путём отменено рабство, неравенство не снизилось. Казалось бы, бывшие рабовладельцы должны бы понести значительные материальные потери, но нет: им была предложена значительная материальная компенсация из казны, пополнять которую должно было всё население. И только тогда, когда рабы получали свободу в результате каких-то кровавых событий, как это случилось в Бразилии или в Гаити - тогда компенсация предусмотрена не была, и неравенство снижалось.

А что же экономический кризис? При нём казалось, бы, богатым больше терять, или? Увы. При сохранении сложившегося порядка и условий распределения экономического дохода всё остаётся так, как есть. Пусть бедные меньше теряют по отдельности, но и количество бедняков намного больше, и если просуммировать, получится, что выравнивание весьма скромно, а если кризис банковский - тогда неравенство даже возрастает.

Может тогда посмотреть в сторону демократии как справедливой формы правления? Если народ сам выбирает себе правителей, неужели он не может предотвратить приход к власти деятелей, которые позволяют обогащаться лишь элите? Тоже увы. На данный момент исследователями не было обнаружено значимой взаимосвязи между демократической формой правления и величиной неравенства в стране. Те преобразования, которые были претворены в жизнь демократиями и привели к уменьшению неравенства, являлись результатами войн и других насильственных событий. Автор приводит в пример профсоюзное движение, которое определённо позволяет расти доходам трудящихся. Ведь оно набрало силу не когда-нибудь, а во время войны. И теряет силу потом, в чём мы можем убедиться и сегодня.

А вот есть ещё вот какая идея, высказанная ещё в далёком 1954 году Саймоном Кузнецом: да, на начальном этапе развития капитализма неравенство растёт, но потом, по мере роста благосостояния общества, уменьшается.

Кривая Кузнеца.

Ещё раз увы! Предположение это, имеющее основания в послевоенные годы, не выдержало проверки временем. В настоящее время неравенство продолжает расти вместе с благосостоянием практически повсеместно. Об этом говорил ещё Пикетти в своём фундаментальном труде "Капитал в XXI веке".

Автор иллюстрирует тщетность попыток снизить неравенство мирным путём на примере Латинской Америки - там в последние столетия не было крупных войн, эпидемий и прочих катастроф, а также имеется приличная статистика. В результате получается, что, несмотря на небольшие временные падения, неравенство на континенте растёт уже долгие годы.

Коэффициент Джини в Латинской Америке по различным выборкам стран.

Сдвиг влево, имевший место в нулевых годах, как и подозревал Вальтер в 2015 году, не получил долговременных последствий. Аргентина, Бразилия, Боливия потеряли свои левые правительства. Империя нанесла ответный удар. Параллельно с этим "поправением" предсказуемо снова станет расти разрыв в благосостоянии.

Единственным средством, надёжно снижающим неравенство, автор называет развитие системы образования, позволяющее беднякам "выходить в люди" и получать приличные деньги. Но и в этом случае, как и при росте профсоюзов, Вальтер привязывает такое развитие к разрушительным шокам двадцатого века. Более того, рынок специалистов с высшим образованием узок, и их перепроизводство предсказуемо снижает их доход.

Получается, что относительно недавним снижением неравенства человечество обязано двум мировым войнам. Что было бы, если бы их не случилось? Хоть история не терпит сослагательного наклонения, Вальтер спрогнозировал четыре возможных сценария и на этот случай, ведь мы уже семь десятков лет живём как раз в условиях относительной стабильности. Базой для его выводов служил тот факт, что в течение всей предшествующей истории спокойное поступательное развитие производства и экономики сопровождалось ростом неравества. Кто-то станет утверждать, что рост неравенства неизбежно вызвал бы социальные конфликты и войны, но на это автор отвечает, что если Великую Французскую революцию и можно записать на этот счёт, то в той же Британии девятнадцатого века, имеющую рекордный уровень неравенства, всё было спокойно. Я бы с ним в этом случае поспорил. Если для революции или войны имеются объективные причины, далеко не факт, что она неизбежно произойдёт. Ведь есть ещё субъективные обстоятельства. Есть в конце концов три ленинских признака революционной ситуации.

Но вернёмся к сценариям Шайделя. Согласно первому неравенство в двадцатом веке держалось бы на более-менее постоянном уровне, как и раньше. Однако история человечества в недавние годы могла развиваться не по тем законам, по которыме развивались аграрные общества, начиная с древних лет. Быть может, с ростом сознательности, человечество само нашло бы в себе силы распределять плоды прогресса более равномерно. На этот счёт у автора заготовлен оптимистический сценарий, связанный с ростом образования и социальных систем. Я бы назвал этот сценарий мечтой социал-демократа. Надо признать, что определённый прогресс в этом направлении был достигнут и до начала Первой мировой войны. Однако если обратиться к опыту стран, не участвовавших в войне, как то США или Японии, оптимизма поубавится. Автор также не видит причин, по которым элиты согласились бы делиться богатствами по своей воле. Глядя на то, что происходит в наши дни, когда богатейший процент населения получает всё новые поблажки по налогам или вообще прячет средства в офшорах, нельзя с этим не согласиться. При таких обстоятельствах от оптимистического сценария остаётся лишь его тень. Такой вариант развития событий, когда неравенство снизилось бы, но ненамного, идёт под третьим номером. И даже это для Вальтора слишком оптимистично. Силы выравнивания слишком слабы, и вероятнее было бы, если бы неравество, снизившись вначале, снова вернулось на прежний уровень под влиянием сил, действующих как раз в настоящее время в процессе глобализации и торжества финансового капитализма.

На основе анализа статистики автор приходит к выводу, что последних полсотни лет человечество живёт в условиях всё возрастающего неравенства. Оно растёт почти повсеместно: и в развитых индустриальных странах Запада, и в бывших соцстранах. Лишь с беднейшими странами вопрос неоднозначен, и это объясняется тем, что когда доходы низкие, средств, которые можно было бы отнять у бедняка, не уморив его голодом, тоже мало, и потому потенциал для роста богатства элиты низок, как и потенциал для роста неравенства. К этому добавляеся ещё плохой уровень статистики в этих странах. Такая ситуация не вызывает удивлений. Движущие силы этого процесса остаются в действии: это экономическое развитие и хищное поведение сильных мира сего. К этом некоторые исследователи добавляют недостаточную доступность образования, глобализацию, плоды которой тоже неравномерно распределяются. А ещё есть демография. А вот ещё один весомый фактор: политика правительств, формируемых в условиях буржуазной демократии под влиянием щедрых пожертвований в избирательные кампании. Кто платит - тот потом и заказывает музыку. Или рост зарплат: этот механизм действует и через более высокую отдачу от образования, и через рост корпораций, и тогда, когда высший менеджмент, пользуясь отсутствием контроля, сам себе завышает доход. Ну и, конечно, не стоит забывать про доход с капитала, который вследствие неравномерности доходов, концентрируется и растёт у богатейших слоёв населения.

Задумываясь о будущем, автор слегка утешает читателя, что при текущем богатстве общества неравенство может быть гораздо выше, чем есть сейчас. Бедное общество физически не может позволить себе высокий его уровень - бедняки вымрут. Потому если говорить об эффективном неравенстве, то оно не столь уж и высоко, как могло быть. На Западе процесс сдерживается наличием системы социального страхования, но появились риски, которые ставят будущее этой системы под вопрос. Это во-первых старение населения, а во-вторых - иммиграция. Ещё один важный фактор, определяющий будущее - это автоматизация. Искусственный интеллект способен оставить без зарплаты миллиарды человек. Если вспомнить ещё о генной инженерии и применении её для улучшения уже самого человека, то картины будущего, в котором "прокачанные" будут соседствовать с "натуралами", вызывают ещё более мрачное впечатление.

Современные левые предлагают различные способы, как можно было снизить неравенство на планете. В первую очередь предлагается налогообложение сверхдоходов и богатств. Плюс повышение доступности образования. Плюс бесплатное здравоохраниние. Плюс безусловный социальный минимум для каждого. Плюс облегчение банкротам. Ну и ещё бороться с засильем монополий. А ещё - установить минимальную зарплату по всему миру,  А ещё - обеспечить подлинную демократию путём государственного контроля СМИ. Ну что сказать... Проблема - не только в том, что эти цели в современных условиях практически недостижимы, но и в том, что даже если представить себе, что богатейшему 1% удвоили налоги на доход, да ещё и заставили платить за имущество - даже при этом уровень неравенства хоть и упадёт, то ненамного - до уровня примерно конца семидесятых годов.

А что же всадники Апокалипсиса, придут они? Вряд ли. Война перестаёт быть массовым мероприятием - воевать будут небольшие армии наёмников, сопровождаемые мириадами дронов и роботов. Ядерное оружие будут опасаться применить как сейчас, так и в будущем. Сама вероятность смерти от насилия непрерывно снижается, и продолжающееся старение населения подводит к мысли, что человечество становится менее кровожадным. Революции со сменой строя вышли из моды. Развал государства можно представить себе лишь на периферии цивилизации: слишком сильна и мощна современная государственная машина. И даже там, где этот развал случается, часто он сопровождается гражданской войной - явлением, чаще всего не приводящим к большему равенству. Остаются эпидемии. Хоть потенциал для них и вырос ввиду роста населения, дефорестации и опасности биотерроризма, но с одной стороны для выравнивающего эффекта нужна смерть сотен миллионов человек, что трудно себе представить в современных условиях, а с другой стороны медицина тоже не стояла на месте все эти годы. Далее, трудно сказать, что всё сложится так, как было в Западной Европе после чумы в средние века. Элита может ввести новое крепостное право или попросту заставить работать роботов. Одним словом, всадники Апокалипсиса ушли, и ушли навсегда. Всяко оно может сложиться в будущем, фантасты многого напридумали. Но на данный момент мы остаёмся наедине со своими телами и разумом и своими организациями. А потому перспективы у экономического выравнивания невелики. В настоящих условиях представляет огромную сложность даже поддержание статуса кво, не говоря уже об уменьшении неравенства. И так - уже с полсотни лет. Шансы на успех мирной реформы невелики. Тем же, кто надеется на приход "всадников", автор отвечает:

Всем те, кто восхваляет большее экономическое равенство, стоит вспомнить, что за редчайшими исключениями, оно всегда достигалось через страдания. Будьте осторожны в своих желаниях.

Перевёрнута последняя страница, настала пора сделать выводы. Сразу скажу, что списать снижение неравенства в двадцатом веке при отсутствии прецедентов в прошлом - довольно смелый шаг. Первого всадника Апокалипсиса я бы зачеркнул. Его работу сделал второй: именно большевики не только выровняли ситуацию у себя в стране, но и заставили буржуинов по всему миру поделиться доходами просто фактом своего существования. Потенциал войны как выравнивателя лишь в том, что она разрушает хозяйство и снижает доходы у всех, снижая при этом и достижимую планку неравенства. Похоже дело обстоит и при развале государства. Насчёт эпидемий автор был, скорее всего, прав, но "надеяться" на возвращение чёрной чумы или чего-то подобного действительно не стоит. Вообще, проблема определения уравнивающего фактора затрудняется тем, что войны, революции, развалы государства и эпидемии имеют свойства случаться одновременно, и трудно всегда определить, что повлияло в первую очередь.

Утверждая, что выравнивание возможно лишь при катастрофах, автор льёт воду на мельницу сторонников статуса-кво. Мол, не рыпайся, беднота, всё равно лучше не сделаете. Но с другой стороны можно сделать вывод, что Владимир Ильич был в своё время прав: буржуй никогда не поделится своими доходами по своей воле и не сдастся без сопротивления. Только диктатура пролетариата способна изменить ситуацию. Можно без конца писать про ужасы раскулачивания и миллионы в лагерях Гулага, но остаётся фактом не только снижение неравенства, но и неуклонный рост благосостояния при большевиках. А тем, кто надеется на реформы, уже сейчас можно предъявить удручающий рост неравенства в последние полвека.

Теперь задумаемся о будущем. Возможно ли повторение ситуации вековой давности в наших условиях? Казалось бы, нет. Вот и Вальтер про это пишет. Но, глядя на то, как ведущие политики по всему миру теряют последние остатки благоразумия, трудно согласиться с его тезисом о том, что всеразрушающие войны ушли в прошлое. Империализм как высшая стадия капитализма всё ещё в действии. Пусть будут воевать не народные массы, а профессиональные армии, но масштабы жертв и разрушений при применении современного оружия будут только расти. Случись непоправимое - и современная цивилизация превратится в груду руин. Как сложатся дела потом на обломках - нельзя заранее угадать. Но шанс начать жизнь с нового листа - он может появиться. Хочется верить, что мы или наши потомки сможем им благоразумно распорядиться.

Продолжаем знакомиться с книгой Вальтера Шайделя "Великий уравнитель".

Ссылки на предыдущие части: 1 2

Наряду с тяжёлой войной, другими событиями, делающими людей более равными, Вальтер называет революции, развал государства и эпидемии.

Начнём с революций. Разумеется, далеко не всяких, а радикально меняющих общественный строй. Примером для рассмотрения послужил "коммунизм", как привыкли называть социализм Советского Союза, Китая и других стран в двадцатом веке. Не жалея места и красок, автор описывает жестокости большевистских экспроприаций и раскулачивание, упирая на высокое количество жертв и падение производства и уделяя главное влияние сельскому хозяйству, не говоря про промышленность. Он даже стал утверждать, что бесспорное снижение неравенства не оправдывало такие жестокости. Удивительно встретить морализаторство в научном исследовании, но ещё более удивительно приписывать целью большевиков достижение равенства, т.е. "всё поделить", как это утверждал и Полиграф Полиграфович Шариков. Действительной целью коммунистов является не "забрать и поделить", а уничтожить эксплуатацию человека чловеком, то есть более справедливо устроить общество сообразно заслугам. Девиз социализма - от каждого по способностям, каждому по труду, и то, что по мере его реализации были допущены отклонения в сторону "всё поделить", стало одной из причин неудачи социалистического эксперимента. В этом контексте по-особому видится борьба многих современных левых за равенство. Сейчас они именно упирают на "всё поделить", а не на уничтожение эксплуатации трудящихся. Почему? Ну, во-первых, они традиционно опираюся скорее на Мао с его уравниловкой. А во-вторых двадцатый век принёс изменения в структуру обществ. Стремительный рост производительности труда делает всё новые миллионы лишними в производственном цикле, и эта быстрорастущая армия получателей пособий не может уже бороться против капиталистов, всё больше применяющих на производстве роботов и компьютеры, под лозунгами уничтожения эксплуатации. Само понятие справедливости получает в наше время новую трактовку. Справедливость в наши дни - это когда поровну. Во всяком случае к этом выводу можно прийти, изучая современные дискурсы о неравенстве, начиная с Пиккети и заканчивая движением Occupy. Но ведь ещё Аристотель говорил, что

справедливость может быть и неравной: равенство справедливо для равных, а неравенство для неравных.

Вопрос всего лишь  в том, равны ли люди, в особенности равны ли между собой трудящиеся и бездельники, эксплуатируемые и эксплуататоры. В этом смысле трактовка Вальтера Шайделя цели большевиков как "всё поделить" не вызывает удивления - он всего лишь приписывает идеи современного левого движения большевикам. Для историка это непростительно.

Вернёмся к неравенству при Советах. Бесспорно, что при коммунистах неравенство в России весьма значительно выровнялось. После падения Советской власти оно быстро "восстановилось" до невиданного даже при царях уровне. В 2014 году 111 российских миллиардеров владели пятой долей национального богатства всей страны.

Когда история повторилась в Китае, она приняла ещё более гротескные формы. КПК декларативно определила, что 10% сельского населения относится к "землевладельцам", и они, как нетрудно догадаться, были тоже уничтожены как класс, причём во многих местах десятью процентами не ограничились и раскулачили чуть ли не каждого третьего. При этом в каждой деревне ожидался как минимум один смертельный исход подобных мероприятий, и в итоге с 1947 по 1952 года погибло до двух миллионов человек. В городах подобным образом и со сходными результатами боролись с буржуазией. В результате было достигнут впечатляющий прогресс в области сокращения неравенства - все стали одинаково бедны.

У Данелии в воспоминаниях есть на этот счёт интересный фрагмент:

Летели мы в маленьком самолете. Вместе с нами летел бородатый кубинец примерно моего возраста.

Узнав, что мы русские, он сказал, что возвращается из поездки по СССР и Китаю. Разговорились. Переводила Скобцева, — она уже освоилась и по-английски говорила довольно бегло. В России кубинцу не понравилось, — «у вас есть богатые и бедные», а вот в Китае ему больше понравилось.

— В Китае настоящий социализм: там все равны.

— Спроси, что ему там понравилось? — попросил я Скобцеву. — Что все очень бедные?

— Отцепись, Данелия, — сказал Бондарчук. — Смотри лучше вниз — Остров свободы!

В Гаване нас встречали первый секретарь посольства Алексеев и Альфредо Гевара. А бородатого кубинца — Рауль Кастро. Оказалось, что нашим попутчиком был легендарный Эрнесто Че Гевара.

Как бы то ни было при Мао, но история повторилась и после отхода страны от его политики -  после начала нового курса неравенство стало быстро расти, превысив в результате дореволюционный уровень. Похожий сценарий с экспроприациями и жертвами наблюдался во многих социалистических странах - Вьетнаме, Северной Корее, Камбодже и т.д. Про европейские страны Шайдель не писал, упомянув вкратце, что уравнивание было принесено на советских штыках, а насилие на Кубе было латентным. А вот Великую Французскую революцию 1789 года не забыл, и пришёл к выводу, что выравнивание доходов если и имело место, то далеко не в тех масштабах, как при коммунистах. Если же обратиться к многочисленным в более ранней истории восстаниям крестьян и городской бедноты, будь то тайпины, фламандцы, участники Жакерии или примкнувшие к Уоту Тайлеру или Стеньке Разину, то примеры влияния их на более ровное распределение доходов (как это было, например, после средневековой крестьянской войны в Германии) можно будет сосчитать по пальцам. Слишком разными были мотивы восставших и слишком редко восставали они против общественного строя и слишком неравны были силы восставших и силы тех, кто эти восстания подавлял. Вальтер делает вывод, что стабильный уравнивающий эффект революции достижим лишь тогда революционная трансформация пропитывает всё общество. Но и в этом случае уравнительная инерция выдыхается и сходит на нет по мере поиска новых путей развития общества. В конечном счёте жертвы, принесённые на алтарь борьбы за построение нового общества, оказались тщетны. Всё вернулось на круги своя.

Переходим к третьему всаднику Апокалипсиса. Это - развал государства. Поскольку разваливаются при этом структуры, поддерживающие порядок и инфраструктуру, то сопровождается этот процесс обеднением в первую очередь элит. Как можно сохранить богатство, если некому охранять тебя и твоё имущество и некому заставить работать других на тебя же? Потому, независимо, лучше или хуже приходилось при этом беднякам, снижение богатства высших слоёв общества обеспечивало выравнивание в сценариях падения империй прошлого.

Автор рассмотрел несколько примеров: это и средневековое царство Тан, и Западная Римская империя, и Средиземноморье позднебронзового века, и майя, и Древний Египет. Конечно, чем древнее событие - тем скуднее источники, но повсюду ясно вырисовывается картина обеднения элит, которые и пирамиды перестают строить, и меньше украшение в погребения кладут. Насколько хуже стало житься простым смертным - исследовать намного труднее. Касательно истории с падением Рима, Вальтер сделал вывод о том, что бедняки тоже стали хуже жить, и опирался он на сравнения размеров жилищ. Мне трудно принять этот аргумент. Да, если богатые стали строить резиденции поменьше, то это говорит об их сравнительном обеднении. Но говорить ли о том же уменьшение дома бедняка? Трудно сказать - ведь неизвестно, сколько семей жило в таком доме -  одна или больше. Одно дело, когда живёшь в трехкомнатной квартире с родителями и другое - когда разменяешь её на две двушки.

Задуматься о благотворности развала государства для бедняков заставляет современный пример развала - Сомали. Да, живёт сомалийская беднота плохо, но до того жила ещё хуже, а главное - всё же не так плохо, как у "цивилизованных" африканских соседей. Недаром всемирно известный писатель и анархист Дэвид Гребер видит в том, что там сейчас происходит, положительный пример. Что ж, всё познаётся в сравнении. Порою лучше жить в анархии, чем при людоедском эксплуататорском режиме, сосущем все соки из населения. Неравенство на территории бывшей Сомали сократилось вследствии исчезновения как элит-кровососов, так и механизмов эксплуатации аграрного большинство городским бизнесом и чиновниками. С другой стороны, ослабление государственной власти в постсоветских странах в девяностых принесло массу страданий и вызвало взрывной рост неравенства. Так что не всякий развал благотворен, а лишь тот, что положил конец экплуататорскому режиму.

Так или иначе, но не так страшен чёрт, как его малюют. Анархисты оказались правы хотя бы частично: уничтожение государства как машины принуждения как иногда приносит облегчение большинству населения, и почти всегда - снижает неравенство.

Четвёртый всадник Апокалипсиса - это эпидемия со значительной убылью населения. После таких событий становится меньше народа, которому остаётся, как известно, больше кислорода. То есть средства производства и ресурсы остаются нетронутыми, и прокормить они способны гораздо большее количество ртов. Когда ртов стало меньше, каждому из них больше перепадает, и доходы оставшихся в живых бедняков растут. Но не только ртов, рабочих рук ведь тоже становится меньше, их не хватает, чтобы обработать угодья, оставшиеся без изменений. И по законам рынка цена на труд вырастает. Ремесленники, и простые батраки заламывают двойные, тройные цены. Земля же при её избытке неизбежно дешевеет, падает и цена аренды, и доход с капитала. Элиты, и так уже частично вымершие, в результате этого продолжают беднеть. Повторение эпидемии в течение следующих десятилетий закрепляет процесс на долгое время. Так было во время чумы в Западной Европе в четырнадцатом веке и в Визанитии в шестом веке, во время оспы в Древнем Риме и после Колумба в Новом Свете, а также во время тифа в более позднее время.

Однако выравнивание доходов после эпидемий сходит на нет по мере восстановления численности населения. Более того, выравнивания этого может вообще не произойти, когда в дело вмешается политика, приводящая в действие механизмы, сдерживающие рост доходов бедняков и обеднение элит. Что можно сделать, если покупатель предлагает за товар недостаточно высокую цену? Правильно, пойти поискать нового покупателя. Как может бороться против этого покупатель? Правильно, запретить делать это (если можешь, конечно). Таким образом "чёрная смерть" привела к закрепощению крестьян Восточной Европы, где неравенство если и уменьшилось, то незначительно. В других местах с ростом зарплат пытались бороться прямыми запретами и ограничениями, но не всегда успешно. Далее, если в четырнадцатом веке собственность феодалов терялась при умирании прямых наследников, то позднее наследственное право стало гибче, и имущество не теряло хозяев, переходя дальним родственникам.

Примечательно, что массовый голод, обладая сходным действием, не имел столь же глубоких последствий как в силу меньших масштабов сокращения населения, так и потому, что голод, в отличие от эпидемии, случается во время сокращения производства. Пирог, таким образом, тоже уменьшается.

И что же, скажем мы, неужели для более справедливого распределения доходов нужно обязательно ждать войны, революции, развала государства, эпидемии или каких-нибудь других бедствий? Неужели нельзя добиться этого менее стрессовым способом. Вальтер исследует этот вопрос в заключительных разделах своей книги.

Продолжаем знакомиться с книгой Вальтера Шайделя "Великий уравнитель".

Ссылка на предыдущую часть

Первым всадником Апокалипсиса, выравнивающим доходы и состояния, Вальтер называет войну. Начинает он примером Японии во Вторую мировую войну. Перед войной японское общество было одним из самых неравных в мире, но всё быстро изменилось. Чтобы поддержать военную машину, захватившую огромные пространства, японцам пришлось пойти на беспрецедентные меры. Они конфисковали все крупные частные суда. Фабрики и заводы были поставлены под государственное управление. Прибыль компаний и арендодателей ограничивалась. К этому всему добавилась инфляция, съедающая состояния (у кого они были). А в конце войны пришли и физические разрушения от бомбёжек. В таких условиях прибыль с капитала испарилась. После войны пришли американцы, заинтересованные в том, чтобы довоенная система милитаризма не смогла восстановиться, и для этого они проводили политику, напоминающую то, что делал Рузвельт во время Великой Депрессии: ввели прогрессивное налогообложение, демократизировали трудовые отношения и распустили дзайбацу. Это всё дополнили земельная реформа и конфискация зарубежной собственности. Послевоенная инфляция завершила процесс выравнивания доходов и собственности, в результате чего доход богатейшего одного процента как процент доходов всего общества упал почти втрое - с 20 примерно до семи, продолжая держаться на этом уровне десятилетиями. Современная война, требующая напряжения всех сил общества, послужила этому главной причиной. Так пишет автор. Увы, эта аргументация небесспорна, особенно если учесть, что Япония вела не одну войну в двадцатом веке. Во время и после победоносной войны 1905 года подобного не случилось.

Похожие процессы уравнивания протекали в двадцатом веке и в других странах, воевавших и не только. Началось в Первую мировую, когда государства стали вмешиваться в экономику для поддержания оборотов военки, продолжилось в Великую Депрессию, усилилось во Вторую мировую, найдя завершение в десятилетиях мирного послевоенного развития. Данные Первой мировой, однако, не дают ярко выраженной картины: Германия выбивается из общего ряда (плюс я не увидел данных по России). Но послевоенная гиперинфляция выровняла доходы и там. Великая Депрессия (а вернее, государственная политика, явившаяся реакцией на неё) положило начало долговременному выравниванию в мирное время как в меж-, так и в послевоенный период. Вальтер говорит, что во всём виновата в конечном итоге война, тяжести которой волей-неволей пришлось нести и богатым тоже. Разрушения, экспроприации, инфляция, прогрессивное налогообложение и контроль цен, зарплат, арендных и дивидендных доходов - всё это привело к долговременному выравниванию, которое продержалось до восьмидесятых годов.

Замечу, однако, что выравнивание это произошло не только и не столько во время, а после войны, когда прогрессивное налогообложение не дало сверхбогатым снова откусить большую долю от общественного пирога. Автор пишет, что военные лишения стёрли классовые различия и пробудили в обществах ожидания большей справедливости, сопричастности и "подтверждения универсальных общественных прав", и он не один в таком предположении. Но надо сказать, что это далеко не бесспорно, тем более, если учесть, что в Германии, например, лишь после 1945 года, когда там стали заправлять американцы, случилось по-писаному. Я уже не говорю о том, что тяжёлые войны постоянно случались и случаются в истории человечества, почему именно двадцатый век послужил причиной столь знаменательного выравнивания? Далее, то, что изменение политики случилось сразу после войны, не означает причинно-следственной связи. Да, иммиграция сократилась, но могла бы и вырасти, в зависимости от итогов войны. Да, международная интеграция выросла, но могла бы и упасть. Даже падение доходности финансов не так легко привязать к войне, как казалось бы.

Частичное подтверждение моим словам можно найти и в исследовании автором войн, случавшихся до двадцатого века. Как правило, тогда неравенство после войны вырастало у победителя, чья элита обогащалась трофеями, захватами и контрибуциями и падало у ограбленного побеждённого. Автор пытается оправдать отсутствие выравнивания меньшим объёмом мобилизации (на мой взгляд, не принципиально), но и сам признаёт, что меры, принятые Древним Римом в тяжелейшей войне против Карфагена, были чрезвычайно щадящими для богатейшей элиты. Кстати, Карфаген тоже не захотел пощипать своих "олигархов", за что впоследствии попратился. Единственным подтверждающим примером для теории Шайделя о влиянии войны могут служить Афины, где демократия и (относительное) равенство были оправданы массовым участием граждан в военных действиях. Но чего уж таить, думаю, демократия в древней истории - всё же скорее исключение, чем правило. В той же Спарте такого не наблюдалось, и расслоение там постоянно прогрессировало. Не падало неравенство и после гражданских войн, как это было в США в XIX веке (где оно выросло на Севере, но упало на Юге) и в Испании XX века. Гражданские войны в Древнем Риме были хоть неоднозначны в своём влиянии на неравенство, однако можно твёрдо сказать, что послевоенное время ознаменовалось повышением концентрации богатства. И лишь те войны, которые привели к власти радикальные режимы, нацеленные на экспроприацию и перераспределение, позволили смягчить неравенство. Так мы приходим ко второму всаднику Апокалипсиса - революции.

Доброго времени суток, уважаемые!

Сегодня я начну рассказ о книге известного историка Вальтера Шайделя "Великий уравнитель".

Два слова об авторе. Вальтер родом из Австрии, получил там образование и начал академическую карьеру, но довольно скоро, в середине девяностых, переехал Штаты, где трудится и до сих пор. Занимался он в основном Древним Римом, но вот его последняя книга, вышедшая в 2017 году, отличается глобальным взглядом и посвящена экономическому неравенству в различных обществах мира в ходе истории.

Подзаголовок гласит: Насилие и история неравенства от каменного века до двадцать первого столетия. Это добротное историческое исследование, опирающееся на известные современной науке данные. Несмотря на академизм и тяжесть языка, которым написана книга, интерес, который представляет материал, привёл к тому, что совсем недавно вышел перевод на русский язык, с которым заинтересованный читатель уже может ознакомиться.

В двух словах главную мысль автора можно выразить так: человеку свойственно обогащаться за счёт ближнего и если ход истории идёт без потрясений, то богатые имеют свойством богатеть, а бедные - беднеть. Попытки властителей изменить этот ход развития "по-хорошему" терпят неудачи, и если бы не четыре всадника Апокалипсиса, человечеству суждено было бы вечно прозябать в условиях под властью совсем немногих сказочно богатых "олигархов". Эти четыре всадника - это война (но далеко не всякая), революция (тоже не первая попавшаяся), коллапс государства и выкашивающая страны и народы пандемия.

Автор производил свой анализ, опираясь на известные методы подсчёта неравенства, прежде всего на коэффициент Джини, который равен нулю при полном равенстве (у всех поровну) и единице - при полном неравенстве (всё захапал себе один человек). Разумеется, единицы этот коэффициент достичь не может - ведь если другим ничего не оставят, они все умрут от голода. потому в условиях каждой конкретной общественной существует определённый предел роста неравенства, определяемый прежде всего производительностью труда. Чем богаче общество - тем больше можно отжать у его членов без того, чтобы те не отбросили коньки. Если жизнь тяжела и скупа на плоды прогресса - то и потенциала для имущественного неравенства не будет. Добро пожаловать в первобытный коммунизм. Впрочем, я забегаю вперёд.

Другой известной мерой, которой пользуется Вальтер в своей книге, является процент доходов (или имущества) всего общества, который приходится на долю богатейшего 1%. Здесь надо иметь в виду, что процент доходов как правило ниже процента имущества. То есть богатые могут иметь 10% общественных доходов и при этом владеть 20% имущества. Объясняется это тем, что бедные, расходуя все свои доходы, не в состоянии отложить что-то, а вот у богатых всегда что-то остаётся, позволяя и без того солидному имуществу прирастать из года в год.

В первой части Вальтер рассказал нам краткую историю неравенства в мире. Неравенство появилось ещё до появления человека как вида. У человекообразных обезьян мы видем чёткую иерархию, на вершине которой находятся наиболее сильные самцы. У первых людей дело обстояло примерно так же, но потом появились орудия труда и войны, которые позволили гамма-самцам эффективно противостоять альфам. Наступило первое великое уравнивание. Условия охоты и собирательства, в которых находилось постоянно кочующее первобытное общество, не способствовали появлению значительного неравенства: и добра немного, и портится оно, и много на себе не унесёшь. Так и жили наши предки много тысяч лет при первобытном коммунизме, как описывала это советская наука. С началом культурного земледения и приручением животных свыше 10 тысяч лет тому назад появилось сельское хозяйство и оседлые общества. И сразу процесс пошёл, началось расслоение, которое было вызвано и появлением излишков, которые можно было экспроприировать, и возможностью их хранения и передачи по наследству.

Потом появились государства с их насилием, которые позволили "эффективным" членам общества ещё быстрее отбирать имущество у менее эффективных под благовидным предлогом или без него, а также совершать завоевания соседей, грабя уже целые народности и племена. Были исторические вариации в ту или иную сторону, но в целом развитие в сторону всё нарастающего неравенства было почти повсеместно. Этот процесс можно проследить у каждого общества, начиная с древних шумеров. Вальтер описывает это на примерах китайского царства Хань и Римской Империи. Получение богатой прослойкой ханьцев "плюшек" при помощи административного ресурса было многолетним отлаженным процессом, против которого не помогли многократные чистки и экспроприации со стороны императоров. Так и у римлян сенаторы и прочие всякие-разные патриции богатели из года в год, из века в век, получая выгоду не столько от хозяйственного развития, сколько от эксплуатации рабского труда у себя дома и грабежа завоёванных народов. Развитие торговли и путей сообщения этому делу только способствовали. Так и получилось, что крупнейшее римское состояние, "весившее" во втором веке до нашей эры пять миллионов сестерциев, за 600 лет выросло в 70 раз! Наглядно эта картина встала перед взором современников после раскопок Помпеи, где полсотни роскошных вилл было окружено сотней домов победнее, и всё это при общем населении в 40 тысяч человек. Были исключения из этого правила? Были - и прежде всего стоит упомянуть древнегреческие полисы с их прямой демократией и необходимостью набирать армию из граждан. Увы, это долго не продлилось, и уже при римлянах появились сказочно богатые "олигархи", состояние которых конкурировало с городским бюджетом.

Если посмотреть на европейскую историю с тысячелетней перспективы, то можно начертить примерное развитие неравенства на континенте:

Развитие неравенства в Европе в долгосрочной перспективе.

Девять тысяч лет назад в Европе появились первые фермы, и процесс расслоения начался, достигнув максимума неравенства при Древнем Риме. После падения западной части империи началось определённое выравнивание, вызванное развалом и эпидемиями. Следует иметь в виду, что массовое обеднение в результате того или иного действия автоматически снижает неравенство: меньше остаётся излишков для экспроприации. Были исключения из тогдашнего падения? Были - Византийская империя, где государство не развалилось, но неравенство продолжало существовать. Автор склонен выносить Византий за скобки, говоря, что это не совсем уже Европа, но всё же зря он это делает: история Восточной империи заслуживает более тщательного рассмотрения, тем более, что Константинополь опирался уже не только и не столько на рабский труд, сколько на свободных земледельцев, которые и сражались за родину, отбивая атаки сарацинов и держа в повиновении Балканы. Получается, что неравенство снизилось и там, но не от эпидемий, а по политическим причинам.

Начиная с Карла Великого, в средневековой Европе прибавилось порядка, что выразилось и в экономическом росте, и в росте неравенства. Потом была Чёрная Чума, которая выкосила огромный процент населения, сделав дефицитными рабочие руки и подняв доходы трудящихся. Но потом всё вернулось на круги своя, и элита снова стала богатеть. Способствовали этому и рост городов, и развитие торговли, и колонизация заморских территорий. Всё, как в Древнем Риме.

Похожие процессы Вальтер находит и в Оттоманской империи, где султан при всех своих попытках удержать обогащение элиты потерпел в конце концов поражение, и в Латинской Америке, где неравенство падало лишь после опустошительных эпидемий, принесённых испанцами и как результат войн за независимость девятнадцатого века, и в короткой истории США, где выравнивающий эффект гражданской войны на проигравшем Юге был частично скомпенсирован прогрессирующим обогащением победившего Севера.

Но наиболее драматическое выравнивание случилось в двадцатом веке. Как это было? Автор пока не говорит, но ход его мыслей может предугадать каждый, более-менее знакомый с историей этого турбулентного века.

Что ж, понятно. Хотя рост и падение неравенства в далёком прошлом оценивать довольно трудно, тем не менее нет серьёзного резона не доверять данным автора. Я бы даже согласился на естественную тенденцию роста неравенства в процессе истории, хотя с этим можно спорить. В особенности он в значительной степени игнорирует довольно быстрый рост населения, который снижает излишки. Что мне действительно не нравится в концепции Шайтеля - это всадники Апокалипсиса. Возьмём например падение неравенства после Римской империи. Следствием чего он был? Коллапс государства? Не думаю, что там были проблемы с тем, кому платить. Коллапс хозяйственной системы и торговли? Может быть. Эпидемии? Население довольно быстро восстанавливается и замещается пришельцами (переселение народов не забываем). Что ещё было в те годы, о чём забыл рассказать нам Вальтер? А было повсеместное распространение христианства с его запретом рабства и ссудного процента. Влияет это на неравенство? Ещё как. Потому механизм, влияющий на снижение его, не так прост, как можно было себе представить. Войны и прочие бедствия, действительно сокращающие население и разоряющие элиты, они ведь ещё заставляют оставшихся в живых поразмыслить над причинами и наладить жизнь несколько по-другому. Что политика способствует поляризации общества - факт, однако это ведь обоюдоострый меч. Другое дело, что обнажают его часто лишь уже после того, как грянет гром.