Почему в России принято жалеть сербских "братушек"?
С одной стороны, к Сербии и её жителям лично я отношусь очень хорошо. Хорошая страна и люди хорошие, к тому же - в культурном плане среди балканских народов они нам ближе всех. Во всяком случае, ближе чем хорваты и уж тем более чем албанцы и бошняки. Ну и конечно, девушки там очень красивые и улыбчивые.
С другой стороны, непонятным выглядит то, что у нас в России некоторые стремятся быть, так сказать, большими сербами, чем сами сербы. Я неоднократно встречал людей, которые буквально начинали рвать тельняшку со словами "За сербов глотки перегрызём и порвём всех!", когда речь заходила о югославских войнах 90- годов. Или например, вспоминаются события 1999 года, когда во время бомбардировок Югославии некоторые наши женщины говорили "Там же наши люди и наши братья, их надо защитить!".
Вообще, у многих наших сограждан существует картина мира, где есть сербы, представляющие из себя ангелов во плоти с нимбами и крыльями за спиной, и злые соседи (хорваты, албанцы, боснийцы, болгары и. т. д.), которые вместе с крупным западными державами безвинно мучают и обижают их. Хотя, достаточно более внимательно изучить историю балканских войн, чтобы понять, что белых и пушистых там нет вообще.
И еще интересный момент. Рассуждая о русско-сербских отношениях, многие как-то незаметно обходят стороной период СФРЮ с конца 1940-х по 1990 год. А это было очень интересное время. Тогда Югославия была самой богатой и благополучной соцстраной, которая по уровню жизни и порядкам мало отличалась от капстран. И по воспоминаниям советских граждан, которые ездили туда в командировки и жили там - никакого особого панибратства со стороны местных жителей не было. Да и у нас, если бы например кто-нибудь во времена Хрущева-Брежнева сказал про Югославию что-то типа "там наши братья" - на такого человека посмотрели бы в лучшем случае с глубоким недоумением и пожали плечами.
И что-то мне подсказывает, что если бы в Югославии в 90-е год не случилось войны и она не распалась - никто ни у нас, ни там даже и не вспомнил бы ни про каких "братушек".
Balkan time
Что надо успеть за выходные
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.
О балканцах
СОВЕТСКИЕ ТУРИСТЫ В ЮГОСЛАВИИ И БОЛГАРИИ. 1990 ГОД. ОТСВЕТ
Ну, все. Сделал ролик.
https://zheniavasilievv.livejournal.com/1191195.html?media=&...
Это была первая моя поездка за границу и по прошествии лет и самая сладка, как я это сейчас вижу. С высоты 2021 года, кажется, что в этих патриархальных Балканах не было ничего удивительного, но для советского человека, вышедшего из глубин Сибири, из Тюмени, удивительно было все. Мы тогда поражались самым обыденным вещам. Особенно нас потрясали югославские магазины, полные манящего изобилия. Чего там не было! И свежая телятина, и свинина, и виноград в апреле, сапфировые кольца, сладкие вина, пенное пиво, видеомагнитофоны. Даже было, я запомнил, 5 разных пилочек для ногтей. Да, Югославия в отличие от Болгарии была открыта миру и размах услуг и товаров был восхитительный. Нарядная молодежь, песни и пляски в тавернах до утра, Порше, Мерседесы и Ситроены на улицах, ровные дороги, сравнительная чистота и какой-то европейский блеск.
Как назло весной 1990 года в СССР, наоборот, большинство товаров в государственных магазинах высосал Пылесос Перестройки. Уже открывались стихийные барахолки, но их было очень мало. Кроме того, Москва, и особенно Тюмень в апреле были невероятно черны, грязны и неопрятны. Грязь в Тюмени даже по меркам СССР была поистине легендарной. Когда мы вернулись, то это разница была особенно заметна. Было ложное, даже превратное ощущение, что мы вернулись из цивилизованного мира на какую-то помойку.
Курс доллара, который только-только входил в обиход оборотистых граждан, равнялся в апреле 1990 года 25 рублей. Продажа валюты была под строгим запретом, но некоторые “перерожденцы” покупали их у фарцовщиков прямо в аэропорту Шереметьево. Нам поменяли официально по 100 рублей на югославские динары, и болгарские левы. Это были смешные деньги, и, по-сути, мы были нищими, униженными в сравнении со шведами, немцами, американцами, которые сорили в отелях бабло направо и налево. Купаясь бассейнах, распивая коктейли и прясь в саунах. У нас же вся программа было оплачена по прейскуранту: экскурсии, еда, поездки, выступления артистов и 100 конвертированных рублей на пепси-колу. Ибо не фиг.
Странным образом, Советская Власть выпустив своих граждан за периметр, унижала их, низводя даже пенсионеров до уровня бестолковых подростков, за которыми нужен глаз да глаз. Дабы избежать этого денежного бесправия, почти вся женская часть группы беззастенчиво торговала ползунками, чайниками, полотенцами прямо на Белградском и Софийском базарах, но все-равно свободных денег не было почти ни у кого, поскольку за бесценные динары и левы тут же покупались белые кроссовки, голубые вареные джинсы, или видеокассеты, цена за которые в Москве зашкаливала. Например, видеокассета с голливудским фильмом в 1990 году стоила у фарцовщиков 100 рублей! Кроссовки - 200 рублей, а простая футбола с принтом 75 рублей.
С другой стороны, было и много замечательного. Дело в том, что мы были очень сплочены и привязаны друг к другу. Питались мы вместе, отдыхали толпой в одном кабаке, ходили как утята за одним экскурсоводом, все больше по знакомым тропам. Даже на базар, и даже в гости к сербам, и болгарам тоже шли огромным коллективом. Слушались руководителя группы “Филиппка”, которые был каким-то тайным то, ли партийным работником, то ли гебистом, но, который стал предметом всеобщих насмешек.
Уже, когда я следующий уже поехал с группой в Таиланд в 1993 году с 900 долларами в кармане, то никакого единства и дружбы не было. А уж тем более не было, когда я стал ездить вообще просто сам безо всяких групп. Все стремглав разбегались как тараканы в разные места, никто ни с кем не общался, если не был знакомы ранее. В Югославии же в 1990 году мы яростно занимались дружбой, враждой и любовью. Не толпой конечно, а тет-а-тет. Быстро внутри группы образовались группировки, кланы и любовные треугольники. Я тоже в любился в Маринку, угадайте где-она и у нас уже прямо в Москве в гостинице Измайлово развернулся неистовый любовный роман на 24 этаже.
Ну и вот.
Я не знаю, как мне удалось получить эту путевку. Время было лихое, переменчивое, еще в 1989 году поехать за границу у меня не было никакой возможности. Все путевки раздавались по месту работы, учебы, а чтобы получить уже в рамках работы, ты должен был не только деньги принести, но и быть каким-нибудь передовиком, комсомольским активистом, отличником боевой и политической подготовки, и так далее, и тому подобное.
В 1992 году уже любой человек из свободной Руси с колобашками мог поехать, куда только позволяло его воображение, хоть в Индонезию, хоть на Кирибати, хоть к черту в зубы, а 1990 год был этаким безвременьем, все было нельзя, но, если сильно хочется, то можно. Да, путевка стоила 550 рублей.
Ну, вот я пришел в очередной раз в “Спутник”, а в СССР было 2 турфирмы: “Интурист”, и “Спутник”. Оказалось, что у них образовалось несколько нераспроданных путевок. Они распределили основную массу по Тюменским заводам, фабрикам и птицефермам, и тут я такой: “Я хочу”. Ну, и поехал. Поэтому наша группа состояла вся из работяг и заводских начальников, а я был единственный студент прохладной жизни. Моложе всех.
Перед поездкой за месяц нас собирали на какие-то инструктажи, собрания, долго пылесосили мозги, чтобы мы не отчебучили чего, чтобы не везли валюту, не продали секреты Родины, не позорили СССР перед братскими народами и империалистами, но уже как-то не сильно напирали, уже как-то с насмешкой что-ли, чтобы если Родину и продавали, то не за пару штанов. Время было революционное, переменчивое и антисоветские настроения охватили даже Филиппка, который с одной стороны, советовал не везти доллары, с другой стороны, подсказывал, какие утюги на каком базаре можно с выгодой продать.
Керосинить мы начали уже в поезде “Тюмень-Москва”. Стали ходить друг в другу в купе, строить глазки, играть в шахматы, домино на раздевание и всячески куролесить. Как говорится, тот, кто весел на работе, тот на отдыхе игрив. Потом заселились в гостиницу “Измайлово”, где уже многие уединились по номерам с представителями противоположного пола. Я поменялся номерами с напарником и отправился к Маринке, которая отшила одного инженера, и предпочла меня, выпроводив того в коридор, а меня оставив.
И такая: “Ну ты, Женя, остаешься, спи у себя в кровати, а я на своей буду почивать, но, договорились, чтобы ни-ни, никаких поползновений”. Ну, я как честный пионер и затаился у себя на постельке. И что же вы думаете, не прошло и 15 минут, как Маринка, пошла в обход, затянув песню, “а не холодно ли мне одному?”. Ты на кровати дрожко лежала, в полуознобе, в полубреду, сосны гремели, море рыдало, тихо и мрачно было в саду…
Наш роман продолжался всю Югославию, Болгарию и Тюмень вплоть до июля, до момента, когда я перевелся в Харьков, о чем ей прямо и заявил. Так и брякнул ей: “Ну, все Марина, уезжаю я навеки, прощай, дай Бог свидимся”, а она расплакалась. Я не знаю, но в начале своей амурной жизни, я был удивительно бессердечен, холоден даже, меня не коробили измены зазноб, а даже было интересно поговорить об их сердечных тайнах. Уже потом через год у меня все изменилось, появилась какая-то страшная привязанность, страх, ужас, слезы, просто неистовое любовное томление, бессонница, тугие паруса, я стал очень раним со стороны женщин…
Маринка была разведена, у нее был маленький ребенок и жила она под Тюменью в каком-то приречном поселке в направлении Ембаево, работая на фабрике.
В Югославии мы были одну неделю, еще одну неделю в Болгарию. Туда летели на самолете из Москвы в Белград, из Белграда в Сплит. В дальнейшем путешествовали на автобусах. Жили Шибенике — это современная Хорватия, Белграде, Крагуеваце — это современная Сербия. Софию, Пловдив, Велико Тырново. Характерно, что у меня в то время было какое-то странное тоннельное зрение. Я словно не замечал дивных горы, лазурных заливов, багровых закатов, всю это балканскую лепоту, памятники партизанам, поэтам. Все бесчисленные храмы, могилы православных и коммунистических подвижников меня не интересовали. Волновали лишь в основном буржуазные развлечения, выпивка и прельстивые девки. Поэтому я ничего внятного об отцах основателях-городов, героях и памятниках рассказать не могу.
Уже потом после 30 лет мышление полностью перевернулось в другую сторону и теперь меня интересуют больше Святые Отцы, а девки уже нет. Кстати, выпивал я немного. Да в начале в Хорватии я напился как сапожник и разбушевался, чуть не разнес ресторан, покуда меня за руки не отвели в номер. Чего-то я орал, чего-то доказывал, понять уже невозможно. Было стыдно, но таков уж я был в то время. И в отличие от последних времен, вся выпивка у меня из головы выветрилась. Полгода не мог смотреть на алкоголь. Шли годы и все изменилось. Выпил – на следующий день опохмелится и бывало что опохмел неделю шел.
На всякий случай я вырезал почти везде все свои темные речи, ибо испытываю стыд вселенский перед самим собой. Дело в том, что я ненавижу себя в 1989-1992 годах. С детства я был болезненно робок, застенчив до безобразия, и поэтому в 1990 году, не зная себя, я ломал в себе робость пошлым бахвальством и дурацкой наглостью. Старался везде лесть вперед, выступать, кричать, а так как головы была пуста, то кроме гадкой и притворливой пошлости, ничего выдумать не мог. Я старался как бы играть роль этакого рубаки-парня, циника, который доминировал в то время к культурном коде, и особенно на экранах перестроечного кино. Пытался изобразить из себя нечто среднее между Арлекино и Федором Дунаевским из “Курьера”, но выходило у меня ужасно, поскольку я по натуре Обломов-Хоботов.
Что же касается, будущего распада Югославии, то ничто в 1990 его не предвещало, мы думали, что Югославия эта такая витрина капиталистического мира в соцлагере, а не патриархальная никакая окраина Европы, где хорваты, сербы, бошняки точат в подвалах топор войны. Не единой жалобы, сервис отличный, мы ходили в гости в сербам в Белграде, и к болгарам в Пловдиве и ни о каких никаких этнических переживаниях и речи не было. В Румынии, которую мы проезжали, кстати, поездом только-только отгремела революция и мы раздавали тушенку голодающим детям прямо на вокзале.
21-я горная дивизия Waffen-SS «Skanderbeg» (1-я албанская).Преступления в Югославии
Еще одной горной дивизией SS, сформированной из населения Балканского региона, являлась 21-я горная дивизия Waffen-SS «Skanderbeg» (1-я албанская). Дивизия была сформирована в первой половине 1944 года из албанцев мусульман и немецкого командного состава.
После исчерпания «боснийского» резерва (в виде формирования 13-й горной дивизии Waffen-SS «Handschar» и нескольких боснийских частей в Вермахте) следующим этапом в реализации планов SS стало более широкое привлечение к сотрудничеству мусульманского населения Албании (на тот период 65% всех жителей). Как и при создании боснийской дивизии, в первую очередь немцами оценивалась возможная выгода от формирования крупного албанского формирования в составе Waffen-SS. Опираясь на успешный опыт применения 13-й горной дивизии Waffen-SS «Handschar» в «борьбе с бандами», командование SS полагало необходимым создание на Балканах ещё нескольких мусульманских горных дивизий. Реализация этой амбициозной задачи заключалась в идее Гиммлера получить в распоряжение не только боснийский горный корпус SS, чьи границы начали обозначаться после начала формирования второй боснийской дивизии (23-я горная дивизия Waffen-SS «Kama»), но и аналогичного соединения из двух албанских горных дивизий.
Создавая дивизию «Handschar» Гиммлер, для поддержки связи ислама и национал-социализма, опирался на концепцию «общих врагов» (масонство, коммунизм и еврейство) задававшей тон включению боснийских и албанских мусульман в военные усилия Третьего Рейха. В связи с этим, важной задачей немецкой пропаганды было способствовать дальнейшему усилению естественного и религиозно обоснованного отвращения мусульман к большевикам и евреям. Этот принцип, применявшийся для фанатизации солдат албанцев, так же был использован в основе нацистского политического воспитания, ставившего целью определение «естественных противников свобод Албании». Waffen-SS закономерным образом превращались в действенный инструмент решения этой проблемы, где ключевую роль играло присущее им особое антикоммунистическое рвение. Следуя этому тезису, Высший фюрер SS и полиции в Албании бригадефюрер SS Иозеф Фитцхум определил борьбу с коммунизмом как первоочередную задачу албанского правительства. С большевизмом связывалась проблема многовековой вражды мусульман и христиан и поддержка большевиками православной церкви (вероятно из опыта начавшегося возрождения религиозной жизни в СССР) превращавшая их в главного врага ислама. Албанцы должны были усвоить, что отныне их главной надеждой на спасение становился Третий Рейх. Данный подход заключался в воспитании доверия к Германии, Адольфу Гитлеру и идее народного социализма.
21-я горная дивизия Waffen-SS «Skanderbeg» получила известность своими преступлениями на Балканах в отношении неалбанского гражданского населения, в основном против евреев и сербов. Одно из преступлений было совершено подразделениями дивизии во время проведения антипартизанской операции «Draufgänger» (Сорвиголова). Речь идет об уничтожении села Велика. Поводом для уничтожения села стали обвинения жителей села в сотрудничестве с югославскими партизанами. Немецкие сведения о поддержке жителями партизан ближайших к Чакору сёл действительно имели под собой основания. Например, в опубликованных югославских источниках и документах Государственной комиссии, упоминалось о проведении в Велике мобилизации в ряды партизан. В них же отмечалось, что местные жители выступали в качестве проводников и разведчиков. Следуя этим обвинениям, в качестве ответной меры немецким командованием был отдан приказ об уничтожении села. Непосредственным исполнителем приказа стала боевая группа «Е» штурмбаннфюрера SS Кёлера, состоящая из рекрутских рот дивизии SS «Skanderbeg». В обвинительном заключении бывшего командира дивизии «Prinz Eugen» бригадефюрера SS и генерал-майора войск SS Карла фон Оберкампа упоминались тактические меры заблаговременно принятые для воспрепятствования бегства жителей: «При этом части дивизии SS «Prinz Eugen» прорвали ночью оборону НОАЮ на Чакоре и молниеносным движением пробились к Мурине и полностью перекрыли возможность эвакуации из села Велика. Тогда село окружили части «Skanderbeg» и «Prinz Eugen» и всё население, которое было обнаружено в домах было зарезано и брошено в подожженные дома ...». Всего в общей сложности жертвами «ответных мер» стало не менее 500 человек, из которых значительная доля приходилась на детей, женщин и стариков. Убийства совершались с беспрецедентной жестокостью, с применением стрелкового и холодного оружия. Степень ожесточенности подчинённых Кёлера характеризовала откровенная дикость, поскольку многие из жертв (в том числе малолетние дети) были убиты самыми изуверскими способами. Несмотря на то, что атакующим подразделениям была предоставлена полная свобода действий, известно о нескольких фактах милосердия неизвестных солдат, благодаря чему некоторым из жителей всё же удалось избежать смерти.
Очевидно, что совершенная группой Кёлера карательная акция ни в коем случае не была следствием необходимых с точки зрения военной обстановки мер, а была лишь обусловлена стремлением к бессмысленной мести. По неудачному и трагическому стечению обстоятельств село Велика оказалось самой подходящей целью для командира «Skanderbeg», жители которой расплатились своими жизнями за провал операции «Draufgänger».
На фото – солдаты дивизии Waffen-SS «Skanderbeg» на привале.
Источник:
Дмитриј Фролов: Под барјаком Скендербега. Албански добровољци на служби у СС трупама (1943–1944). Београд, 2020. (Фролов Дмитрий Алексеевич «Под знаменем Скандербега: албанские добровольцы на службе в войсках СС (1943-1944)». Белград, 2020.)
В Хорватии жертвам гражданской войны 90-х будут выплачивать до 500 евро
С начала следующего года около 10 тыс. сербов смогут претендовать на финансовую компенсацию за то, что пострадали во время гражданской войны 90-х годов в Хорватии.
Ее будет гарантировать принимаемый Закон о гражданских жертвах: он позволит сербам Хорватии подавать запросы о компенсации, которая будет составлять от 20 до 500 евро в месяц.
Те, кто во время боевых действий проживал в районе Сербской Краины (республики, созданной сербами на территории Хорватии, после того как она вышла из состава СФРЮ, объявив о своей независимости), также смогут получать компенсацию. Они должны будут предоставить медицинские документы, подтверждающие, что военные операции поставили под угрозу их здоровье.
Однако вопрос в том, насколько сегодня возможно получить необходимую документацию 1990-х годов и как будут оцениваться ущерб здоровью и болезни, вызванные последствиями боевых действий.
Закон предусматривает, что те, у кого не осталось документов, могут предоставить показания свидетелей и заключения медицинских экспертов, которые должны оценить достоверность доказательств плохого состояния здоровья в связи с событиями гражданской войны.
«Согласно этому законопроекту, все те, кто пострадал не от ”врага”, будут подвергнуты бесконечным процедурам оценки этих доказательств со стороны учреждений», — считает адвокат Сладжана Чанкович из Загреба. Она также указывает на то, что в проекте закона «вражескими силами» названы Югославская Народная Армия и военизированные формирования сербов.
Чанкович, которая много лет представляла семьи пропавших без вести и убитых гражданских лиц, отмечает, что предложение нового закона не обеспечивает равную защиту всем жертвам войны.
Загребский адвокат полагает, что это правовое предложение «лишь немного приоткрыло дверь» для гражданских жертв войны сербской национальности, — то есть дает им возможность подтвердить и получить статус, — но эти процедуры могут растянуться на 20 лет.