Как читать с интересом разные жанры: мой опыт
В целом, ответа два: обожаю читать и когда устаю от огромных циклов про незнакомые миры, отдыхаю на чём-то современном и коротком.
Изначально читала только фэнтези, потому что реальные сюжеты было слишком тяжело воспринимать.
Проблемы в выдуманном мире — совсем другое дело. Плюс интересно, что за мир придумал автор, какая там религия, валюта, королевства…
Фэнтези пробуждает во мне интерес исследователя: узнать больше новых невероятных фантастических миров.
Потом я вступила в книжный клуб в питерской библиотеке, и к каждому заседанию нам нужно было прочесть книгу. Жанры были разные, в том числе остро социальная проза с теми самыми тяжёлыми сюжетам, которых я всегда сторонилась.
Обнаружила целый пласт интересных для себя тем: тема мести, жертвы и преследователя, убийства в маленьком городке (где все друг с другом знакомы). Такой микс из чувств и эмоций, что невозможно предугадать следующий поворот сюжета, а поступки героев могут ошарашить.
Остросоциальные сюжеты меня удивляют.
В жанр детектива меня вернул Джек Ричер, написанный Ли Чайльдом.
Идеальный персонаж: сильный, умный, проворный. Супергерой без супер силы.
В детективах других авторов привлекает напряжение, загадка, личность того, кто ведёт расследование и личность преступника, желательно, чтобы это был больной на голову маньяк, чтобы максимально удивиться.
Детективы дают мне загадку и противника, которого герою нужно переиграть. Это создаёт напряжение и удивление.
Из исторических романов читала пока только «Проклятых королей».
Жанр исторических романов дарит интерес: примерно так происходило на самом деле, мы заглядываем в голову людей, живших.
Жанр коротких рассказов даёт быстрый дофамин: история начинается и заканчивается за час, события развернулись, я узнала финал и «легла спать спокойно, не гадая, чем кончится история».
Аккуратно подхожу к теме хоррора: жуткое не люблю, чтобы что-то неожиданно выскакивало и пугало. А вот нагнетание атмосферы с чем-то чудовищным интригует.
Жанр хоррора даёт мне интригу и напряжение, переключает с внешнего мира на свой сюжет.
Нон-фикшен читаю, когда возникает задача, над которой работаю.
Например, прокачать переговорные навыки, сократить время пребывания в телефоне, изучить методы воздействия на толпу для новой книги. Ищу книги по интересующей теме и пролистываю, выуживая среди «воды» пригодные рекомендации.
Жанр нон-фикшена даёт быстрые комплексные экспертные знания по вопросу. Чувствую себя исследователем, немного учёным и студентом.
Книжная серия «Меч и Посох» — розовая мечта любителей фэнтези 1990-х
Серия «Меч и посох» издательства «Тролль» имела все шансы стать воплощением мечты поклонников фэнтези.
Грандиозные планы, уникальное оформление, качественные переводы и дополнительные материалы — визитная карточка этой серии. Но жизнь меняет любых «планов громадьё». Увы, не всегда в лучшую сторону.
«МЕЧ И ПОСОХ: КОЛЛЕКЦИЯ ФАНТАСТИЧЕСКОЙ ЭПОПЕИ»
Годы выхода: 1993-1996
Книг в серии: 15
Оформление: серийное
Состав: циклы
Тираж: от 10000 до 100000 экз.
Общий тираж серии: около 400000 экз.
Время романтиков
Начало 1990-х для российского фантастического книгоиздания оказалось переломной эпохой. Книги выпускали все: от крупных издательств, уцелевших с советских времён, до маленьких кооперативчиков, ютившихся в подвалах. Сейчас, говоря о том периоде, вспоминают огромные тиражи, кошмарные подстрочники-переводы, обложки с обнажёнными женщинами, бумагу нежно-коричневого цвета и прочие ужасы первых лет фантастической свободы. Но было и другое.
Попытки не просто издавать что попало, но издавать качественно, с предисловиями, библиографиями авторов и прочими вкусностями предпринимались в разных городах. В 1992-м питерская Terra Fantastica анонсировала серию научной фантастики «Оверсан», а харьковский «Сварог» начал нумеровать тома своей серии с 342-го, намекая, что будет издано вообще всё на свете. Но эти пробные шары касались НФ, а в сказочной фантастике безоговорочно царил «Северо-Запад Fantasy». Однако, как это ни странно, «Северо-Запад» ухитрился почти полностью обойти стороной ту часть жанра, с которой фэнтези сейчас ассоциируется больше всего, — многотомные сериалы. Да и, кроме самих текстов, в книгах серии больше ничего не было.
Думаем, нашему читателю будет приятно открыть книгу, в которой эстетика оформления не уступит искусности перевода.
Дмитрий Ивахнов, гендиректор ИФ «Тролль»
Этот пробел намеревалось восполнить саратовское издательство «Тролль». Серию нарекли просто: «Меч и посох».
Книги серии без суперобложек
Когда проект анонсировали, то наобещали издать многотомники Майкла Муркока, Филипа Фармера, Кэролайн Черри, Раймонда Фэйста, Джека Чалкера, Джона Робертса, Дэвида Эддингса, Кэтрин Курц, а также отдельные тома Глена Кука, Хуаниты Коулсон и даже Стивена Кинга. Но к моменту появления первого тома «Меча и посоха» часть книг этих авторов уже выпустили другие издательства. «Троллю» пришлось принудительно корректировать планы.
Каждая книга снабжена надлежащей справочной информацией: краткой творческой биографией автора, комментариями к тексту и списком его произведений.
Дмитрий Ивахнов, гендиректор ИФ «Тролль»
До сих пор читатели со стажем горюют, что задуманное не сбылось в полной мере. Если бы всё пошло иначе, если бы заявленные книги вышли в «Мече и посохе», то вряд ли сейчас издательства могли себе позволить издавать переводные книги так халтурно.
Маэстро Муркок, Ваш выход!
«Локомотивом» серии оказались книги Майкла Муркока. В 1993 году на прилавках появились его «Танцоры на Краю Времени». Ядовитая суперобложка тут же привлекла внимание покупателей, и не зря. «Тролль» был первым и до недавнего времени единственным издательством, которое сумело познакомить русскоязычного читателя с настоящим Муркоком.
Автор этих строк имел неосторожность прочитать «Танцоров» ровно за месяц до выхода того, «троллевого» издания. Текст был скучен, сух, вместо приятного чтения приходилось продираться сквозь нагромождения страшных словесных конструкций. В итоге книга была отнесена к категории «нечитабельно». Каково же было удивление, когда, случайно открыв томик «Меча и посоха», я обнаружил, что трилогия совсем не такая! Мастерская литературная обработка сотворила чудо — текст заиграл новыми красками, стали видны многочисленные аллюзии. Даже само звучание речи оказалось другим. Ясно выявился талант Муркока-постмодерниста, а не просто автора героического фэнтези. После столь сильного начала пропустить следующие тома обещанного собрания сочинений было уже невозможно.
Оказалось, что сюрпризы не закончились! В двухтомник «Замок Брасс», кроме набившей оскомину тетралогии «Рунный посох», вошла вторая трилогия о Дориане Хокмуне, которую на тот момент найти у нас было невозможно. Но главное — во второй том вошло почти 50 страниц приложений, где знаток творчества Муркока Роман Фомин по полочкам разложил все ключевые понятия и «Хроник Хокмуна», и цикла «Вечный Воитель» в целом. Ничего подобного в российской издательской практике до этого момента не было.
Окончательный успех закрепил второй том «Края времени», вышедший в 1996 году. Все повести цикла и примыкающий к ним ранний роман были прекрасно переведены и откомментированы. Книга стала очередным образцом из серии «как надо издавать переводные романы».
Увы, но больше томов Муркока в серии не было. Частично подготовленные тома «Саги об Эльрике» и «Дракон на мече» из цикла об Эрекозе позднее выпустил возрождённый «Северо-Запад», но качество текстов и дополнительных материалов было уже совсем не то.
Все цвета радуги
В самом начале 1990-х популярность книг Филипа Фармера росла в геометрической прогрессии. Только ленивый не издавал его многочисленные романы, а потому ничего удивительного в том, что вторым столпом «Меча и посоха» стал именно Фармер.
Составители серии сделали ставку на Мир Реки. К тому моменту на русском языке вышло всего два романа цикла. «Тролль» пообещал издать всё полностью в новом переводе Михаила Нахмансона и резво принялся обещанное выполнять. Два тома появились почти одновременно, третий вышел через год.
Собрание сочинений Фармера издательства «Полярис»
Планы издательства были грандиозны: «Тролль» анонсировал 25-томное собрание сочинений Фармера в серийном оформлении (и без нумерации книг). Чтобы никто не сомневался, тут же в продаже появилась трилогия «Мир дней», изданная в двух частях. Но на этом всё и закончилось. Что-то пошло не так, и издание классика американской фантастики было прикрыто. В дальнейшем большое его собрание сочинений выпустил «Полярис», но это совсем другая история...
Вопреки названию, «Меч и посох» с самого начала планировался серией без особых жанровых ограничений: здесь должно было быть представлено всё многообразие фэнтези и даже научной фантастики. Историческое направление отразили книги Кэтрин Курц (это современное написание; в то время переводчики называли её Кёртц). Простенькая приключенческая трилогия «Дерини» к 1994 году была переиздана несколько раз, а потому в издательстве решили начать не с неё, а с более серьёзных романов о Камбере Кульдском. Путь мага-дерини от исторического деятеля и святого к еретику был мастерски описан автором в трёх романах.
Для поклонников исторического фэнтези цикл стал настоящим кладом. Самой главной ценностью оказались вошедшие в первые два тома псевдонаучный трактат Курц «Магия Дерини» и подробный глоссарий к трилогии. Отдельно стоит заметить, что переводы «Легенд о Камбере Кульдском» в «Мече и посохе» — наиболее удачные из всех существующих вариантов.
Увы, но того же нельзя сказать о «Русалке» Кэролайн Черри, куда вошли первые две части «Славянских хроник». Тематика любопытная — взгляд американского автора на наших родных домовых и леших, но воплощение... Самая настоящая развесистая клюква, иначе и не назовёшь. Герои, обращающиеся друг к другу по имени-отчеству, тёмный бог, русалка-утопленница — все выглядят картонными и бестолковыми. Перевод мог бы несколько исправить положение, но на сей раз перед нами — явная халтура, изданная без должной литературной обработки. Третий роман «Славянских хроник» ни в серии, ни в России вообще так и не вышел — и невелика потеря.
А вот отсутствие финала в другой трилогии — наоборот, печальное событие. В 1994 году Барбару Хэмбли в России не знал никто, и зелёный томик серии весьма удивил поклонников классического фэнтези. Взяв типичный сюжет о переносе парня и девушки в иной мир в качестве спасителей от надвигающихся сил зла, Хэмбли перевернула всё с ног на голову. Начиная от смены ролей (девушка-историк становится воином, а парень-байкер — магом) и заканчивая разгадкой происхождения враждебных сил. Но разгадки этой читатель дождался лишь 9 лет спустя. Книга вышла уже в другом издательстве.
Планы, планы, планы...
Если вам показалось, что серия ровно развивалась, а потом разом вдруг заглохла, то всё не так. На самом деле путь её состоял из трёх этапов. В 1993 году вышли «Танцоры на Краю Времени» Муркока, после чего было затишье почти на год. Затем, после появления ещё нескольких томов, вновь наступило молчание, прерванное неожиданным заявлением: «Тролль» начинает выпускать книги совместно с «Северо-Западом». Читатели не верили своим глазам — два любимых издательства объединяют усилия! В этот момент казалось, что будут выполнены все прежние обещания, а также многочисленные новые. Вслушайтесь в эти имена: Гай Кей, Роберт Джордан, Глен Кук, Дейв Дункан, Гарри Тертлдав, Терри Брукс, Катарина Керр, Раймонд Фэйст — все они должны были быть изданы в «Мече и посохе». Но то было начало конца. В 1996 году вышла последняя книга, да и та — в изменённом оформлении, без суперобложки и с совершенно бестолковыми дополнениями.
Жаль, что в серии вышло так мало книг. Зато можно попытаться собрать их все, порывшись в залежах «Букинистов».
Конечно, подготовленные материалы никуда не делись и часть обещанных текстов рано или поздно появилась в совсем других сериях и издательствах, но грандиозный замысел выпуска лучших эпопей в качественных переводах и едином стильном оформлении умер вместе с издательством «Тролль». Умер, но остался в памяти.
Если бы «Меча и посоха» не было, то его стоило бы придумать. Хотя бы для того, чтобы не забывать — и фантастику можно издавать на высоком уровне.
Полный список книг серии
Курц Кэтрин Камбер Кульдский
Курц Кэтрин Святой Камбер
Курц Кэтрин Камбер-еретик
Муркок Майкл Танцоры на Краю Времени
Муркок Майкл Мессия на Краю Времени
Муркок Майкл Замок Брасс 1
Муркок Майкл Замок Брасс 2
Фармер Филип Восстаньте из праха
Фармер Филип Тёмный замысел
Фармер Филип Магический лабиринт
Фармер Филип Мир дней 1
Фармер Филип Мир дней 2
Хэмбли Барбара Время тьмы
Чэрри Кэролайн Русалка
Чэрри Кэролайн Угасающее солнце
Автор текста: Андрей Зильберштейн
Статья была опубликована в журнале "Мир фантастики" №86, Октябрь 2010
Александр Казанцев — путь советского фантаста
Хотя фантастика пользовалась огромным спросом среди читателей, мало кто из её авторов мог похвастаться всесоюзной известностью. Одним из таких был Александр Казанцев, дебютировавший незадолго до войны и активно публиковавшийся до самого конца века.
Всю свою длинную жизнь он боролся за научно-техническую достоверность и идеологическую выдержанность в фантастике, что сделало его, литературного патриарха, врагом для множества более молодых коллег.
Воплощение мечты
Будущий писатель-фантаст Александр Петрович Казанцев появился на свет 20 августа (2 сентября) 1906 года в степном городке Акмолинск, который ныне стал Астаной, столицей Республики Казахстан. Вероятно, его как отпрыска купеческой семьи ждала бы предпринимательская стезя, однако революционные события и Гражданская война разрушили привычный уклад: семья, потеряв всё нажитое, оказалась в Омске, и Александр был вынужден «искать службу с пайками». Осенью 1919 года, в возрасте тринадцати лет, будущий фантаст поступил на курсы машинописи и стенографии, после окончания которых устроился на работу.
Если бы Казанцев не стал фантастом, он вполне мог бы реализоваться как изобретатель-оружейник
Впрочем, следовало продолжить образование, и через год Казанцев был принят в Механико-строительное техническое училище. Но в 1922 году ушёл с третьего курса, чтобы стать вольнослушателем Томского технологического института. Там он продемонстрировал выдающиеся способности, быстро сдав необходимый экзаменационный минимум. Учёбу будущий писатель совмещал с работой на заводе, а кроме того, активно занимался шахматами, которыми увлекался с детства: победил на межвузовском чемпионате, участвовал в нескончаемых блиц-турнирах. Любовь к шахматам он сохранил до конца жизни.
В январе 1930 года, после окончания института, Казанцев получил должность главного механика Белорецкого металлургического завода, где в полной мере проявился один из его главных талантов — способность к продуктивному изобретательству. Вместе с начальником литейного цеха он построил макет машины для «геллиссоидального литья труб»: металл поступал в крутящуюся литейную форму, затвердевая у стенок. Дальше макета дело не пошло, но саму идею Казанцев позднее использовал в романе «Мол „Северный“» (1952).
«Мол Северный», худ. Константин Арцеулов
Другой проект Казанцева был куда более фантастическим — электромагнитное орудие (сегодня его назвали бы рельсотроном), которое, как считал изобретатель, могло забрасывать снаряды на межконтинентальные расстояния. Отправившись в командировку в Москву, он прихватил с собой небольшую действующую модель, которую продемонстрировал наркому тяжёлой промышленности Серго Орджоникидзе и Михаилу Тухачевскому, в тот период занимавшему должность замнаркома по военным и морским делам. Изобретение молодого инженера произвело сильное впечатление, и специально под проект была организована лаборатория при заводе в подмосковных Подлипках.
Хотя проект быстро встал из-за отсутствия аккумуляторов требуемой мощности, Казанцев свёл знакомство со многими видными специалистами. Один из них предложил молодому инженеру вместе принять участие во Всесоюзном конкурсе научно-фантастических фильмов, который проводила киностудия «Межрабпомфильм». Казанцев придумал сюжет: русский учёный Клёнов изобретает аккумуляторы огромной ёмкости, которые революционно меняют энергетику СССР, а позднее питают гигантское орудие, взрывающее летящую к Земле комету Аренида. В феврале 1936 года были подведены итоги конкурса, на который поступила сотня работ. Вторую премию, в размере шести тысяч рублей, получили авторы «Арениды». За экранизацию взялся режиссёр Константин Эггерт, ранее исполнивший, кстати, роль Тускуба, повелителя Марса, в фильме «Аэлита» (1924), но в феврале 1938-го его арестовали и, обвинив в «шпионаже» и «контрреволюционной деятельности», приговорили к пятнадцати годам лагерей.
«Пылающий остров», худ. Юрий Макаров
Фильм остался неснятым, но либретто сценария было опубликовано в газетах «За индустриализацию» и «Ленинградская правда», после чего на него обратили внимание. Через много лет Казанцев вспоминал:
Детиздат заинтересовался им. Редакторы Александр Николаевич Абрамов и Кирилл Константинович Андреев предложили мне написать на ту же тему под их руководством роман. Как измерить то легкомыслие или, мягко говоря, лёгкость, с какой их предложение было мной принято! Мог ли я подозревать, какие рифы и айсберги поджидают в этом трудном «плавании»? Мой «кораблик» из исписанной бумаги непременно пошёл бы ко дну, не будь жёсткой творческой требовательности и увлечённой дружеской помощи самоотверженного редактора Кирилла Константиновича Андреева. Просмотрев первое моё писание, он признался, что «никогда в жизни не видел ничего более беспомощного и более обещающего». <…> Помог мне старый девиз «быть отчаянья сильнее», и, проявляя завидную настойчивость, я каждую среду привозил Кириллу Константиновичу написанную по ночам новую главу и настороженными глазами жадно следил за выражением его лица во время чтения. Потом переделывал, переписывал, переосмысливал.
«Пылающий остров», худ. Юрий Макаров
Когда весной 1937 года первый вариант романа был завершён, его публикация столкнулась с совершенно неожиданными трудностями. 15 апреля в газете «Правда» появилась статья 1-го секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева «Антирелигиозная пропаганда и задачи комсомола», в которой сообщалось: «Снова возродились в отдалённых уголках дикие слухи, распускаемые мракобесами, о падении планеты на землю (?!), о „карающем огне“, который вскоре низвергнется с неба, и прочей заведомой чепухе». Издателям стало ясно, что роман придётся отложить до лучших времён, но Казанцев нашёл выход, превратив Арениду в остров, а космический катаклизм — в пожар атмосферы, вызванный безответственным западным учёным.
Так на свет появился роман «Пылающий остров», переиздававшийся потом в разных редакциях более десяти раз (нечастый случай). Первая сокращённая версия печаталась в газете «Пионерская правда» с октября 1940-го по март 1941 года, а полная вышла в «Библиотеке приключений» «Детиздата» — в знаменитом «рамочном» оформлении.
Советский павильон на выставке в Нью-Йорке, 1939
Впрочем, и инженерная карьера Казанцева продолжала развиваться. В апреле 1939 года в Нью-Йорке открывалась Всемирная выставка под лозунгом «Рассвет нового дня» (Dawn of a New Day), и в Москве был объявлен конкурс на машину, автоматически демонстрирующую экспонаты, для советского павильона. Вариант, предложенный Казанцевым, победил на конкурсе, так что он возглавил бригаду по изготовлению машины, а позднее отправился за границу вместе с ней. По итогам поездки он написал пространный очерк «Мир будущего» (1939), в котором не моргнув глазом утверждал, что советское настоящее является тем великолепным будущим, о наступлении которого у себя мечтают рядовые американцы.
Впечатления, полученные в США, Казанцев использовал при создании своего второго романа «Арктический мост», сюжет которого вертелся вокруг грандиозного проекта прокладки через Северный полюс гигантского тоннеля для организации прямого железнодорожного сообщения между СССР и США. Главы из романа с апреля 1941 года начал печатать журнал «Вокруг света», однако публикацию прервала война.
Журнал «Вокруг света» №5, 1941
Призванный в качестве военного инженера 3-го ранга, Казанцев поначалу занимался авторемонтной базой, а потом его осенила идея очередного изобретения —телеуправляемой танкетки, нагруженной взрывчаткой или вооружённой огнемётом. После успешных полигонных испытаний прототипа был организован отдельный институт, который занялся проектом нового оружия, названного «телеторпедой ЭТ-1–27». Достоверно установлено, что его образцы применялись во время боёв на Керченском полуострове и при обороне Ленинграда.
Широкого распространения телеторпеды не получили — дешевле и эффективнее оказалось использовать собак-подрывников. Тем не менее институт продолжал работать, внедряя различные новшества: походные зарядные устройства для радиостанций, неразряжаемые мины и т. п. Интересно, что в том же институте проходили службу ещё два инженера, ставшие известными фантастами: Юрий Долгушин и Вадим Охотников.
Придуманная Казанцевым электронная торпеда ЭТ-1–627 и сейчас экспонируется в Музее Победы в Москве
Пришельцы из космоса
В начале 1945 года Казанцеву присвоили внеочередное звание полковника и отправили в Австрию руководить демонтажем и вывозом оборудования немецких предприятий. К тому времени он окончательно решил, что после войны станет писателем, и доработал «Арктический мост» с учётом текущей ситуации: теперь туннель в США прокладывали, чтобы облегчить поставки по ленд-лизу. Обновлённый вариант опубликовал журнал «Техника — молодёжи».
В поисках новых сюжетов Казанцев обратил внимание на атомную бомбардировку японских городов Хиросима и Нагасаки. Позднее он вспоминал:
…Ослепительный шар ярче солнца, огненный столб, пронзивший облака, чёрный гриб над ним и раскаты грома, слышные за сотни километров, сотрясения земной коры от земной и воздушной волн, отмеченные дважды сейсмическими станциями. Все эти детали были знакомы мне ещё со студенческой поры, со времён увлечения тунгусской эпопеей Кулика, когда тот искал в тайге Тунгусский метеорит.
Казанцев предположил, что этот знаменитый метеорит, осколки которого так и не нашли, был искусственным объектом — космическим кораблём инопланетян с атомным двигателем, который 30 июня 1908 года потерпел катастрофу над Центральной Сибирью. Оригинальную гипотезу он изложил в рассказе «Взрыв», который в январе 1946 года напечатал журнал «Вокруг света». При этом фантаст описал пришельца ― чернокожую «шаманку» с сердцем на правой стороне, утверждавшую, что она прилетела с «утренней звезды» (в то время считалось, что на Марсе и Венере возможна жизнь, причём Венера казалась даже предпочтительнее, поскольку обладала плотной атмосферой).
Иллюстрация к рассказу «Взрыв». Журнал «Вокруг света» №1, 1946
Хотя по форме рассказ-гипотеза вполне соответствовал нормам «ближнего прицела», идеологически он выходил за их рамки, ведь в сюжете фигурировали высокоразвитые пришельцы из космоса, а это тогда считалось атрибутом западной фантастики. Кроме того, «Взрыв» привлёк внимание учёных: гипотезу обсудили на заседании Московского отделения астрономического общества, после чего в январе 1948 года в Московском планетарии была поставлена лекция-инсценировка «Загадка Тунгусского метеорита», которая имела немалый успех среди столичных обывателей. Негативно среагировав на «сенсацию», ведущие специалисты по метеоритике через прессу объявили гипотезу «антинаучной». На страницах журнала «Техника —молодёжи» им ответили астрономы, полагавшие, что загадка Тунгусского метеорита далека от разрешения, поэтому допустимо обсуждение любых вариантов его природы.
«Гость из космоса», худ. Юрий Макаров
В то же время появились данные, ставящие под сомнение возможность жизни на Венере, и тогда Казанцев заменил её на Марс, написав рассказ «Гость из космоса» (1951). Учёные снова —и довольно яростно —выступили с опровержением «выдумок», однако Казанцев был уже опытным бойцом литературного фронта и научился облекать спорные идеи в формат, одобряемый партийными пропагандистами.
«Ближний прицел» в его прозе превратился в очерки, построенные на личном опыте. Казанцев рассказывал:
Побывать в Арктике помогли мне сердечная забота и дружеское участие Александра Александровича Фадеева. Он договорился с прославленным полярником и челюскинцем Героем Советского Союза Кренкелем. <…> И сколько же за это время я услышал историй об «обыденном героизме» полярников на самом краю света! Правдивые и удивительные, они переполняли меня. Некоторые легли в основу рассказов.
После арктической командировки Казанцев выпустил два сборника: «Против ветра» (1950) и «Обычный рейс» (1951). Документальные рассказы, вошедшие в них, создавали удобный контекст для обсуждения фантастических идей: от Земли Санникова до Тунгусского метеорита. Трудно спорить с «байкой», изложенной в кают-компании. Казанцев этим беззастенчиво пользовался.
На быте полярников был построен и новый роман «Мол „Северный“» (1952), описывающий очередной масштабный проект — возведение ледяной стены длиной четыре тысячи километров, отгораживающей от Ледовитого океана прибрежную полосу морей. Согласно роману, это должно было обеспечить возможность круглогодичного судоходства. Океанологи всерьёз рассмотрели идею и признали нереалистичной, поскольку автор не учёл влияния холодных придонных течений, которые всё равно заморозили бы многокилометровую «полынью». Казанцев переделал текст, придумав греть течения термоядерным источником энергии, — появились новые версии книги под названиями «Полярная мечта» (1956) и «Подводное солнце» (1970), а также роман-продолжение «Льды возвращаются» (1963–1964).
Чтобы закрепить своё положение в Союзе писателей, Казанцев брался и за более «приземлённую» работу, выпуская сборники очерков о современном сельском хозяйстве: «Машины полей коммунизма» (1953), «Богатыри полей» (1955) и «Земля зовёт» (1957). Как инженер особое внимание он уделял различным изобретениям, облегчающим колхозный труд, а также перспективам их внедрения, что превращало очерки в специфическую футурологию.
Интересы Казанцева, как и подавляющего большинства советских фантастов, резко изменились, когда был опубликован роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды» и запущены первые искусственные спутники Земли.
Писать в духе «ближнего прицела» вышло из моды, главной темой на многие годы стало освоение космоса. Первым делом Казанцев снова доработал свой «Пылающий остров», вставив в него старый рассказ-гипотезу «Взрыв» в качестве пролога, затем появились повести «Планета бурь» (1959) и «Лунная дорога» (1960). Первая из них, посвящённая экспедиции на Венеру, была экранизирована режиссёром Павлом Клушанцевым.
В «Планете бурь» Казанцев озвучил идею, которая надолго стала его «визитной карточкой»: Марс некогда был населён разумными существами; полмиллиона лет назад они открыли межпланетную навигацию, построили колонию на Венере и неоднократно посещали Землю — вероятно, став нашими «прародителями».
По мере получения учёными новых знаний о Солнечной системе Казанцев модифицировал и свою теорию, и свои романы. Когда стало известно, что Марс миллиарды лет был безжизненным миром, фантаст перенёс родину пришельцев на Фаэтон (гипотетическую планету, которая разрушилась, образовав Главный пояс астероидов), а позднее — на планету Солярия из окрестностей Сириуса. При этом Казанцев постепенно вводил в свою палеокосмическую концепцию реальных исторических персонажей, которые так или иначе проявили себя в удобном для её утверждения смысле. Например, в повести «Тайна загадочных знаний» (1986) он писал о непосредственном контакте Сирано де Бержерака с «соляриями» — в общем-то лишь потому, что знаменитый французский поэт некогда выпустил сатирическое сочинение «Иной свет, или Государства и империи Луны».
В японских глиняных статуэтках догу Казанцев совершенно всерьёз усматривал скафандры древних пришельцев («Фаэты», худ. Юрий Макаров)
В джунглях фантастики
«Оттепель», начавшаяся во второй половине 1950-х, способствовала не только появлению новых тем для отечественных фантастов, но и публикации переводов их лучших западных коллег. Казанцев придерживался строгих правил научной фантастики, которая, по его мнению, должна была в первую очередь заниматься популяризацией науки и инженерной деятельности, поэтому воспринял участившееся издание новых переводов практически как вторжение идеологических врагов. В статье «В джунглях фантастики» (1960) он сообщал:
Американские фантасты охотно отзываются на научные гипотезы, иной раз гиперболизируя их, доводя до абсурда, охотно принимают на вооружение термины, рождённые самыми новыми открытиями, но мало интересуются самими открытиями. <…> Фантазия в Америке верно служит реакции. <…> Американская научная фантастика опирается не на мечту, не на направленную светлым желанием фантазию, а на фантазию, переносящую читателя в мир, не похожий на действительность… <…> Наука, её задачи, терминология, гиперболизированные достижения техники привлекаются лишь для завязки умопомрачительных сюжетов и внушения читателю безысходности, обречённости человеческого мира…
Разумеется, врагами Казанцев считал и тех советских молодых авторов, которые заявили о себе в этот период и ориентировались на лучшие образцы мировой фантастики. Неприятие перемен вылилось в серьёзный конфликт с издательством «Молодая гвардия», где Казанцев печатался ранее, после чего он начал отдавать свои новые тексты в «Детгиз» и «Советскую Россию».
Александр Казанцев на вручении премии «Аэлита» в 1981 году
Будучи маститым автором со связями, Казанцев не стеснялся яростно критиковать коллег на различных собраниях, не гнушался и доносительства. Доходило до курьёзов, хотя, конечно, участникам событий было не до смеха. К примеру, выступая в марте 1963-го на расширенном совещании Секции научно-фантастической прозы Союза писателей, Казанцев обрушился на рассказ Генриха Альтова «Полигон „Звёздная река“» (1961), обвинив автора в том, что тот отрицает теорию относительности Эйнштейна, поэтому является «фашистом», ведь именно фашисты всячески угнетали великого физика. Позднее братья Стругацкие описали этот эпизод в повести «Хромая судьба» (1986), выведя Казанцева в качестве достаточно неприятного персонажа под прозвищем «Гнойный Прыщ».
В течение всех этих лет Казанцев — наряду с Ефремовым и своим коллегой по «ближнему прицелу» Владимиром Немцовым — оставался одним из самых влиятельных для литературных чиновников фантастом. Даже в «неурожайные» для фантастики годы его книги исправно продолжали выходить, а в конце 1970-х появилось девятитомное собрание сочинений — по тем временам невообразимая роскошь. А когда в 1981 году уральцы и москвичи «пробивали» первую в стране фантастическую премию «Аэлита», разрешение было получено только с условием, что первым её лауреатом должен стать Александр Казанцев.
Такое собрание в 1970-е годы было немыслимо ни для какого другого фантаста
Сохранившиеся документы доказывают, что за десятилетия мнение Казанцева о том, какую фантастику следует публиковать в СССР, не изменилось ни на йоту. Вот что он писал уже в январе 1984-го, рецензируя сборник Евгения и Любови Лукиных «Ты, и никто другой»:
Главным в научной фантастике было признано создание произведений, которые бы увлекали молодых читателей, прививали им интерес к науке и технике и способствовали бы возрождению интереса молодёжи к техническим втузам, который ослаб за последние годы, нанося урон нам в деле развития научно-технической революции, поскольку во втузы идут всё менее способные и подготовленные молодые люди. Как видим, идеологическая борьба происходит не только между нашим социалистическим лагерем и капиталистическим миром, но и даже внутри нашей страны, в частности, в области научно-фантастической литературы. <…> Нельзя забыть критических завываний недавнего времени апологетов так называемой «философской фантастики» (не обязательно марксистской), где одну из главных скрипок играл «критик» Нудельман, который вещает теперь перед микрофоном радиостанции «Свобода», оказавшись агентом ЦРУ. К сожалению, даже такой орган, как «Литературная газета», не понял сути идеологической диверсии «нудельманов», которые хором кричали о том, что в истинно философской фантастике нужно отказаться от всяких технических побрякушек в стиле «устаревшего Жуля Верна» и прославляли произведения, где в скрытом виде критиковались не только недостатки нашего времени, но и пути, избранные нашим народом для построения коммунизма.
Хотя в своих «литературных доносах» Казанцев виртуозно оперировал примитивной партийной риторикой, в действительности его самого трудно отнести к правоверным коммунистам. Позднее творчество — такие романы, как «Фаэты» (1973), «Сильнее времени» (1973), «Острее шпаги» (1983), «Колокол Солнца» (1984), «Иножитель» (1986), — указывают на определённую склонность Казанцева к эзотерическому космизму, подкреплявшуюся довольно близкой дружбой с Иваном Ефремовым, который, по свидетельству современников, заметно влиял на него, несмотря на то что был моложе. Кстати, именно Казанцев решился обратиться с запросом в Политбюро ЦК КПСС, когда после смерти Ефремова сотрудники КГБ провели обыск квартиры покойного.
Взгляд на советскую фантастику и своё место в ней Казанцев изложил в двухтомнике мемуаров
С распадом Советского Союза Казанцев потерял всякое влияние на литературный процесс, но продолжал упорно работать в выбранном когда-то направлении, издав романы «Альсино» (1992), «Озарения Нострадамуса» (1996), «Иномиры» (1997), «Спустя тысячелетие» (1997), «Ступени Нострадамуса» (2000), а также двухтомную книгу мемуаров «Фантаст» (2001). Он умер в возрасте девяносто шести лет, пережив многих друзей и врагов.
* * *
Биография Александра Петровича Казанцева уникальна, но при этом может служить примером типичной судьбы советского фантаста, который был вынужден усмирять полёт воображения и скрывать оригинальные мысли ради следования установкам государственной идеологии и, что печальнее, яростно требовал того же самого от других. При этом непримиримая борьба Казанцева за фантастику, которая «должна звать молодёжь во втузы», вызвала обратный эффект: на долгие годы научно-техническая достоверность в повествовании стала выглядеть частью тоталитарной архаики и потеряла ценность и для читателей, и для новых поколений писателей, пробующих свои силы в жанре.
Автор текста: Антон Первушин
Источник: fanfanews
Мягкая научная фантастика — разговор по душам
Познание пребывает в голове, чувства — в сердце, желания же — в животе.
Платон
Говоря о кризисе научной фантастики, многие имеют в виду отсутствие новых идей, похожесть воображаемых миров, повторяемость сюжетных ситуаций. Однако, помимо оригинальных научных гипотез и технических подробностей, есть еще человеческая душа. Именно ее терзаниям, как правило, и посвящена «мягкая» научная фантастика. Впрочем, на одной душе свет клином не сошелся.
Отечественное фантастиковедение многие десятилетия развивалось обособленно от западного, прежде всего англоязычного. Один из результатов такой изоляции — путаница в терминологии. Широко известные в англоязычном мире термины у нас частенько употребляются несколько в ином контексте. Наряду с космической оперой и фэнтези одно из таких спорных понятий — «мягкая» научная фантастика.
О зарождении фантастической терминологии впору писать настоящий триллер. Сплошь и рядом дело обстоит так: десятилетиями писатели сочиняют книжки, которыми самозабвенно зачитывается масса людей, и все довольны. А потом какой-нибудь въедливый критик задается вопросом: а чего это они тут пишут? И придумывает название позаковыристее. Не каждое из них войдет в обиход, но шанс закрепиться в истории имеется у всех...
Термин soft science fiction («мягкая» НФ) впервые употребил в 1978 году американский критик Джордж Элрик. У нас часто поясняют, что «мягкая» — значит гуманитарная, сосредоточенная не на науке с техникой, а на процессах, происходящих в человеческой душе. Однако на Западе «мягкую» НФ понимают не только как своеобразное противопоставление «твердой», но и как фантастику, посвященную гуманитарным и общественным наукам вроде социологии, антропологии, экономики, лингвистики.
ДВЕРЬ В ЛЕТО
Одним из зачинателей «мягкой» НФ с полным правом можно назвать классика американской и мировой фантастики Роберта Хайнлайна. Многие книги Хайнлайна, при всей их научности, обращаются не к разуму, а к сердцу читателя. Его роман «Двойная звезда» за острой интригой НФ-триллера скрывает историю нравственного перерождения себялюбивого актера. Тот вынужден играть роль идеалистически настроенного политика — и маска постепенно становится лицом. Еще более «человечен» лирический роман «Дверь в лето» — пожалуй, наиболее примечательная фантастическая книга ранней НФ, повествующая о любви: чтобы быть вместе, ее герои преодолевают время. И наконец, «Чужак в чужой стране» с его ярко выраженной гуманистически-философской направленностью. Сравните романы Хайнлайна с произведениями многих его современников — разница видна невооруженным глазом...
Конечно, был и Рэй Брэдбери, чей цикл рассказов «Марсианские хроники» появился еще в начале 1950-х. Однако его мрачновато-поэтичные произведения поначалу находились как бы вне общего русла научной фантастики, американский фэндом фактически игнорировал их. Влияние Брэдбери на развитие НФ долгое время было незначительным (за исключением антиутопии): неспроста значимые фантастические премии появились у писателя лишь в 1980-х. Так что именно Хайнлайн приоткрыл дверь настоящему потоку «мягкой» НФ, которая в 1960-х запросто уложила на лопатки традиционную «твердую». «Мягкая» фантастика послужила питательной средой для зарождения сначала «новой волны», а затем и киберпанка, которые обычно рассматриваются как пограничные области «гуманистической» ветви НФ.
Одна из жемчужин «мягкой» НФ — творчество американского писателя Клиффорда Саймака. Главная тема его книг — контакт между цивилизациями, при котором физические или культурные различия сводятся на нет духовно-нравственной общностью. Герой романа «Пересадочная станция», получив от инопланетян бессмертие, становится тайным смотрителем межгалактического вокзала. Смысл его существования — мечта о вступлении человечества в Галактическую федерацию, хотя, увы, люди не слишком стремятся к самосовершенствованию, без которого подлинное единение с Вселенной недостижимо. В любопытный контакт с параллельным миром разумной флоры вступает герой романа «Все живое...». Впрочем, Контакт может нести в себе и серьезную опасность: наличие интеллекта вовсе не подразумевает нравственного совершенства («Почти как люди» и «Заповедник гоблинов»). Бывает, что за прогресс надо сражаться, быть готовым к жертвам и потерям — это сполна испытывают персонажи романа «Что может быть проще времени?».
Еще один столп эпохи становления «мягкой» НФ — Урсула Ле Гуин, чья Галактическая Лига в романах Хайнского цикла построена на принципах гуманизма и высокой этики. Это значительно отличает ее от традиционных звездных империй и союзов, которые обычно носят централизованный торгово-технократический характер. Правящий аппарат Лиги-Экумены координирует развитие цивилизаций, сознательно отказавшись от насильственных действий и основываясь на принципе взаимодействия психологии, философии, культуры отдельных индивидуумов. В этом цикле особенно стоит выделить блестящий роман «Левая рука Тьмы», герой которого — посол Лиги на застывшей в своем развитии заснеженной планете Гетен. Роман во многом революционный, и не только в духовно-философском плане. Ле Гуин удалось создать реалистичную картину странной андрогинной цивилизации, которая непосвященному наблюдателю кажется царством косности и жестоких инстинктов. Но постепенно герою с помощью ищущего перемен аборигена удается нащупать точки соприкосновения двух различных культур.
Среди фантастических произведений, нацеленных на процессы, которые происходят внутри личности, стоит также отметить эпопею Орсона Скотта Карда о гениальном полководце Эндрю Виггине по прозвищу Эндер. Особо выделяются два начальных романа — «Игра Эндера» и «Голос Тех, кого Нет». Первая книга жестко и без прикрас повествует о взрослении ребенка, обладающего выдающимися способностями. А «Голос...» вообще можно назвать одним из самых значительных романов НФ за всю ее историю. За проблемой контакта с иными цивилизациями здесь скрывается потрясающий по силе рассказ о взаимодействии различных культур, о том, какой трагедией может обернуться нежелание посмотреть на вещи глазами другого человека. В современном мире эта проблема с каждым годом становится все актуальнее...
Большую популярность обрел многомерный цикл космической оперы Лоис Макмастер Буджолд, в центре которого — судьба еще одного военного гения, его родных и близких. Особенность Майлза Форкосигана в том, что он — калека, родившийся на военизированной планете, где издавна принято презирать слабаков. Поэтому герою раз за разом приходится доказывать себе и всему миру, что, несмотря на увечья, он может дать фору любому. Барраярская сага Буджолд — во многом уникальное явление. Используя приемы, почерпнутые из различных видов литературы, писательнице удалось создать целую галерею ярких, запоминающихся персонажей, чьи переживания заставляют читателя привязаться к ним всем сердцем.
Среди книг западной «мягкой» НФ немало выдающихся произведений: циклы «Дюна» Фрэнка Герберта, «Книга Нового Солнца» Джина Вулфа, «Маджипур» Роберта Сильверберга, «Гиперион» Дэна Симмонса, романы «Снежная королева» Джоан Виндж, «Почтальон» Дэвида Брина, «Корабль, который пел» Энн Маккефри, книги Спайдера Робинсона, Зенны Хендерсон, Конни Уиллис, Джулии Чернеды и многих других.
И конечно, нельзя не отметить вклад советской фантастики, которая самим временем оказалась нацелена на декларируемый гуманизм. Сказались и традиции русской классической прозы, издавна внимательной к внутренним переживаниям человека. Творчество большинства советских фантастов, чей дебют состоялся на рубеже 1960-х, можно причислить к «мягкой» НФ. Хотя, конечно, вне конкуренции здесь Аркадий и Борис Стругацкие. За исключением самых ранних произведений, все их творчество, начиная с повести «Попытка к бегству», обращено к внутреннему миру человека — его нравственным и психологическим переживаниям, битвам с собственным эгоизмом и равнодушием.
Десять книг «мягкой» НФ
Роберт Хайнлайн «Дверь в лето»
Клиффорд Саймак «Пересадочная станция»
Урсула Ле Гуин «Левая рука Тьмы»
Орсон Скотт Кард «Голос Тех, кого Нет»
Дэн Симмонс «Гиперион»
Джоан Виндж «Снежная королева»
Аркадий и Борис Стругацкие, цикл о Максиме Камеррере
Пол Андерсон «Челн на миллион лет»
Роджер Желязны «Мастер снов»
Филип Дик «Убик»
ЗАПОВЕДНИК ДЛЯ ГУМАНИТАРИЕВ
«Мягкая» научная фантастика — термин довольно расплывчатый, что признают и западные фантастоведы. Поэтому все чаще к ней принято причислять книги, авторы которых берут за основу фантастическое отображение общественно-научных идей — в противовес естественнонаучной «твердой» НФ. Совершим небольшую экскурсию в этот гуманитарный заповедник.
Известный американский фантаст Майкл Бишоп активно использует антропологические идеи. Особенно выделяются романы «Нет врага, кроме времени» и «Дни древ него». Герой первой книги обнаруживает в себе родовую память, позволявшую мысленно путешествовать в древнейшую Африку. Во второй показано появление в современной Америке живого австралопитека. Любопытный взгляд на природу человека представлен в романе Нэнси Кресс «Свет чужого солнца», где в роли исследователей выступают инопланетяне, изучающие людей, оказавшихся в межзвездной тюрьме. Большую популярность обрел осыпанный премиями роман Джоан Виндж «Снежная королева» — своеобразная НФ-переделка сказки Андерсена на основе антропологических идей, почерпнутых из книги Роберта Грейвза «Белая богиня». Отдали дань антропологии в своих произведениях Джек Вэнс, Урсула Ле Гуин, Иэн Уотсон, Роберт Сильверберг, Дэйв Лэнгфорд.
Традиционно вниманием фантастов пользуются экологические проблемы: многие западные интеллектуалы привержены «зеленой» идеологии. И их можно понять — взгляните за окно, где человечество год за годом тупо изничтожает собственную среду обита ния... Иногда фантасты пользуются эзоповым языком, акцентируя внимание на экологии далеких планет: романы Джона Бойда «Опылители Эдема» (1969), Нила Баррета «Высокий лес» (1972), некоторые произведения Уильяма Тенна, Клиффорда Саймака, Джеймса Шмица, Брайана Олдисса, Ричарда Маккена. Значительное внимание экологии уделил британец Майкл Коуни («Бронтомех!», «Сизигия», «Здравствуй, лето, и прощай»). Экологической колонизации иной планеты посвящена марсианская трилогия Кима Стэнли Робинсона. А вот Джон Кристофер в знаменитом романе «Смерть травы» (1956) показывает гибельные для цивилизации последствия умирания флоры. Большое внимание построению сложной экосистемы уделяет в знаменитой серии «Дюна» Фрэнк Герберт.
Деньги — один из главных двигателей человеческих взаимоотношений. Неудивительно, что экономическая наука не осталась без пристального внимания фантастов. Без попыток разобраться во внутренних пружинах экономики не обходилось практически ни одно сочинение утопистов и антиутопистов. Особо стоит отметить знаменитый роман Эйн Рэнд «Атлант расправляет плечи» (1957) — конспирологический триллер, социальная драма и экономический трактат под одной обложкой. Не раз героями НФ-произведений становились бизнесмены: «Человек, который продал Луну» Роберта Хайнлайна, «Торговцы космосом» Фредерика Пола и Сирила Корнблата, «Инсайдер» Юлии Латыниной, циклы «Звездные торговцы» Пола Андерсона и «Астероидные войны» Бена Бовы. Правда, обычно помешанные на «баблосе» обыватели и торгаши выступают персонажами сатирическими: «Миллионы Пандоры» Джорджа О. Смита, «Чума Мидаса» Фредерика Пола, «Адский тротуар» Дэймона Найта.
Огромен пласт НФ, посвященной социологии и смежным научным дисциплинам. Кроме утопии с антиутопией, сюда относятся многочисленные произведения, авторы которых пытаются моделировать развитие общества или посмотреть на него под различным углом. В НФ существуют целые школы, например, либертарианцев, технократов, либералов или феминисток, о которых запросто можно писать отдельные статьи. Пол Андерсон, Роберт Хайнлайн, Джерри Пурнелл, Дэн Симмонс, Ларри Нивен, братья Стругацкие, Иван Ефремов, Иэн Бэнкс, Маргарет Этвуд, Шерри Теппер, Айзек Азимов, Майк Резник — кто только не пытался моделировать развитие общества, опираясь на различные идеологические системы!
Если одним из важнейших компонентов «мягкой» НФ становятся человеческие переживания, то здесь никак не обойтись без психологии или этики. Классическим психологическим триллером с элементами НФ считается «Страх» Л. Рона Хаббарда (1957). Герой романа Роджера Желязны «Мастер снов» (1965) — анализирующий сновидения психиатр, который, используя особую ментальную технику, вторгается в человеческие кошмары, пытаясь исцелить пациентов. Многочисленные герои книг Филипа Дика неспособны отличить реальный мир от сконструированного некими высшими силами иллюзии (ау, Матрица!). А вот Айзек Азимов придумал целую науку — робопсихологию. Действительно, почему бы искусственному интеллекту не страдать от этических и нравственных проблем, свойственных людям? Разум объединяет нас — хотя бы в сомнениях и комплексах...
* * *
Ныне «мягкая» НФ повсюду. После революции «новой волны» в англоязычной НФ практически любое произведение, за исключением откровенного коммерческого трэша, вынужденно акцентировать внимание на внутренних человеческих переживаниях и волнующих личность проблемах. Иначе читатели просто не поймут...
Автор текста: Борис Невский
Источник: Мир фантастики №51 (ноябрь 2007)
Дорогие селениты. Как писатели прошлого изображали полеты на Луну — от Аристотеля до Эдгара По
Роман Жюля Верна «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут», вышедший в 1865 году, дал начало золотому веку научной фантастики. Иногда его приводят в пример как первое достойное внимания описание космического путешествия в художественной литературе. Но на самом деле множество писателей до Верна интересовались этим вопросом...
Кадр из фильма Жоржа Мельеса "Путешествие на Луну", пародирующего сюжет романа Жюля Верна
... и порой в удивительных подробностях рассказывали о полетах на Луну: одни утверждали, что туда можно добраться на диких лебедях, другие – при помощи бычьего жира. И началось это с античных времен.
Мир мужчин
Луна, как ближайшее к нашей планете небесное тело, всегда интересовала землян. Греческие философы Фалес и Анаксагор считали ее обитаемой, последний даже составил карту Луны (V век до н.э.), впоследствии утерянную. Аристотель доказал, что Луна имеет шарообразную форму. В конце I века н.э. Плутарх создал трактат «Беседа о лице, видимом на диске Луны», в котором высказал догадки о возможных жителях этого небесного тела.
Но первым автором, сделавшим Луну местом действия своего произведения, стал Лукиан Самосатский, чем и снискал себе славу отца научной фантастики. В 161 году Лукиан написал диалог «Икароменипп, или Заоблачный полет». Герой этого произведения летит к Луне, чтобы взглянуть с нее на земные дела. Спустя девять лет Лукиан вернулся к космической теме в рассказе «Правдивая история». Здесь уже изображались встреча с инопланетянами, их нравы и даже межпланетные сражения.
Лукиан обладал богатым воображением и изрядным запасом едкой иронии. Он смеялся и над античными богами, и над христианством. Его космические произведения тоже ироничны. В «Икаромениппе» изобретатель и путешественник Менипп встречает на Луне философа Эмпедокла, которого все считали погибшим в жерле вулкана Этна. Лукиан утверждает, что извержение забросило Эмпедокла на Луну.
Рассказ «Правдивая история» задуман как пародия на сочинения о путешествиях, авторы которых в действительности никогда не бывали в описываемых странах. Причем Лукиан предупреждает читателя, что собирается безоглядно врать. Если Менипп летел в космос намеренно, то герои «Правдивой истории» оказываются на Луне по воле случая: их корабль забрасывает туда буря. Вскоре после прилунения их арестовывает местный патруль из конекоршунов – мужчин верхом на трехголовых грифах. Существа эти огромны, каждое их перо толще и длиннее корабельной мачты. Это характерная деталь: во многих последующих историях авторы настаивают на очень больших размерах лунных объектов и существ. Возможно, простой способ показать читателю иное, неземное – это увеличить масштаб.
Героев Лукиана доставляют к царю, который оказывается землянином Эндимионом, перенесенным на Луну во сне. Царь признает в путешественниках земляков и предлагает им принять участие в войне против гелиотов, жителей Солнца. Межпланетный конфликт возник из-за того, что царя Солнца Фаэтона возмутил план Эндимиона колонизировать Утреннюю звезду (Венеру) и заселить ее малоимущими селенитами (жителями Луны). На стороне Луны сражаются воины с Большой Медведицы и других созвездий. Среди союзников Фаэтона пришельцы с Сириуса – мужчины с лицами собак на крылатых желудях. Фантазия Лукиана расходится не на шутку, когда он начинает описывать существ, которые используются в бою наряду с конекоршунами: капустокрылы, желудекони, просометатели, чеснокоборцы, воробьиные желуди, муравьекони, воздушные комары, стеблегрибы и так далее.
Селениты проигрывают гелиотам, но в итоге заключается мирный договор. Эндимион уговаривает рассказчика остаться на Луне и предлагает ему в жены собственного сына. Оказывается, что женщин на Луне нет: мужчины вступают в брак и рожают, вынашивая плод в икре ноги. При этом «красивыми у них считаются только лысые и вообще безволосые, других же они презирают». Впрочем, на дальних звездах ценятся длинноволосые, утешает Лукиан.
Автор подробно описывает анатомию и физиологию селенитов. Одежда богатых жителей Луны – из мягкого стекла, у бедных – из меди. Питаются селениты дымом от летающих лягушек, которых изжаривают на кострах. «Когда же человек стареет, то он не умирает, а растворяется, точно дым, становится воздухом». В чертогах царя герой Лукиана обнаруживает колодец, на дне которого зеркало. В нем видно все, что происходит на Земле. Погостив на Луне, персонажи «Правдивой истории» отправляются домой.
Небесная канцелярия
Многие столетия у Лукиана не было последователей. Средние века не слишком располагали к сочинению лунной фантастики. Картина мира оставалась птолемеевской (геоцентричной). Об инопланетянах не могло быть и речи. Данте в «Божественной комедии» пишет о Луне без подробностей, у него она – место, куда отправляются после смерти, первое небо Рая, обитель соблюдающих долг.
Литературные полеты на Луну возобновляются в Новое время, когда идеологический климат в Европе становится более благоприятным для выдумщиков. «Неистовый Роланд» итальянца Лудовико Ариосто (1532) повествует о приключениях рыцаря Роланда и других героев. Среди лирических отступлений, в которые пускается автор, есть рассказ о полете на Луну рыцаря Астольфа. Он намеревается найти там разум Роланда, потерянный из-за любви к язычнице Анджелике. Казалось бы, странный способ спасения от безумия, но Астольф находит, что искал. Он попадает в долину, где хранится все, когда-либо потерянное людьми, включая красоту, славу, обеты, бездарно проведенное время и тому подобные невещественные предметы.
Путешествие инициирует апостол Иоанн Богослов. Средство передвижения – колесница Ильи Пророка.
Ариосто пишет: «На Луне – не то, что у нас: не те реки, не те поля, озера, не те горы, холмы и долы, а меж них и замки, и города, а дома в них уж такие большие, каких отроду не видывал паладин, а леса пространные и дремучие, где охочи нимфы гонять зверей».
В долине забытых вещей и дел Астольф находит целую гору утраченного здравого смысла. Обнаруживает он не только ум Роланда, но и «часть собственных мозгов», а также потерянный разум многих из тех, кого никто бы и не заподозрил в глупости или безумии. Люди утрачивают рассудок из-за жадности, любви, власти. Ариосто не упускает случая пнуть поэтов-конкурентов: «Здесь мозги пустых мудрецов, звездочетов, а пуще стихоплетов». Апостол показывает Астольфу также дворец со ста залами, где парки прядут нити человеческих жизней. То есть Луна видится автору как бы небесной канцелярией Земли, отвечающей за моральные и духовные материи.
Путеводитель для землян
Великие астрономические открытия Коперника, Галилея, Кеплера в XVI–XVII веках усиливают интерес к возможности небесных путешествий уже не только в религиозном или сатирическом, но и в научном ключе.
Иоганн Кеплер, открывший три закона движения планет, автор трактатов по механике, физике и оптике, в фантастической повести «Сон» (1609 год) впервые рассказал о жизни на Луне
Немец Иоганн Кеплер, открывший три закона движения планет, автор трактатов по механике, физике и оптике, в 1609 году пишет фантастическую повесть «Сон», в которой рассказывает о жизни на Луне. Ученый прибегнул к беллетристике, так как хотел популяризовать астрономические знания среди широкого круга читателей. После того как Галилей ввел телескоп в астрономический обиход, Кеплер добавил к тексту повести комментарии. Изучая Луну в телескоп, он убеждался в правоте своих догадок о существовании там цивилизации. Жителей Луны он называл эндимионидами. Кеплер был первым, кто за долгое время заговорил об инопланетянах.
Герой «Сна» – исландец Дуракот, которому некий дух описывает Луну, именуя ее островом Левания. На Луну путешественников доставляют духи. Землю лунные жители называют Вольвой. Луна делится на Субвольву – видимую с Земли сторону и Привольву – то, что на Земле называется обратной стороной. Очень подробно описывается география Луны. В отличие от предыдущих авторов, Кеплер рисует жизнь на Луне скупо и в не слишком радужных тонах. Снова гигантизм: все, что живет на суше, достигает огромных размеров. Растет все быстро, и жизнь недолговечна, так как существа становятся слишком массивными. Субвольва напоминает земные города и деревни, Привольва – населенную кочевниками пустыню. Жизнь в Левании суровая из-за резко сменяющихся жары и холода.
Космонавтам пища не нужна
Хотя предположение Годвина о том, что на Луну можно попасть с помощью дрессированных лебедей, кажется смешным, его гипотезы, касающиеся гравитации, оказались не лишены смысла
В 1638 году в Англии печатается сочинение епископа Фрэнсиса Годвина «Человек на Луне, или Необыкновенное путешествие, совершенное Домиником Гонсалесом, испанским искателем приключений, или Воздушный посол». Это одно из ярчайших произведений в своем жанре, оказавшее большое влияние на современников и писателей последующих поколений. Повесть рассказывает о дворянине из Севильи, выдрессировавшем лебедей так, что улетел с их помощью на Луну.
Несмотря на веселый тон, в этой работе Годвина есть несколько серьезных моментов. Он показывает себя сторонником Коперника, но что еще интереснее, предвосхищает закон всемирного тяготения и первым вводит понятие невесомости.
«Удивление мое еще возросло, когда я заметил, что прошел целый час, а они [лебеди] подымаются все выше, прямо вверх, с быстротой пущенной стрелы. Постепенно эта невероятная скорость замедлилась. Затем каким-то чудом птицы совсем остановились и замерли неподвижно, как если б сидели на шестах. Веревки остались висеть сами по себе, так что весь аппарат и я сам застыли в неподвижности, как бы не имея веса»,– пишет Годвин.
О тяготении же у него можно найти следующее:
«Я сделал открытие, о котором философы до сих пор и не помышляли: тяжелые предметы не притягиваются к центру Земли как к своему естественному месту, скорее их притягивает какое-то определенное свойство земного шара или что-то находящееся глубоко внутри него, подобно тому, как магнит притягивает железо. Так, без всякой материальной поддержки, эти птицы повисли в воздухе, как рыбы в спокойной воде».
Годвин упоминает, что на Луне сила притяжения меньше, чем на Земле:
«Так что если человек подпрыгнет изо всех сил, как циркач на арене, то сможет подняться на высоту 50–60 футов и остаться там, преодолевая притяжение поверхности Луны».
Полет Доминика Гонсалеса до Луны занял 12 дней. Все это время ему совершенно не хотелось есть. Как и многие другие авторы, Годвин писал, что на Луне все предметы больше земных, а селениты минимум в два раза крупнее жителей Земли. Причем чем больше селенит, тем яснее у него разум и тем дольше он живет (в среднем по тысяче лет). Гонсалеса встретил гигант ростом 30 футов (около 9 метров) и проводил его к правителю по имени Пилонас, который оказался еще крупнее. Помимо Пилонаса есть еще главный Суверенный Монарх, правитель всего лунного мира.
Луну Годвин описывает как рай: все растет в изобилии само по себе, а жители отличаются чистотой и нравственностью.
«Здесь не знают, что такое убийство, да и как оно было бы возможно, когда любая, самая смертельная рана на Луне быстро заживает».
Болезней нет, царит вечная весна. Заодно объясняется, почему на Земле не все так хорошо.
«И стар и млад ненавидят порок так же, как уважают добродетель. Они ведут такую жизнь, что ничто не может нарушить ее покой. Если же они замечают у ребенка склонность к пороку, то отправляют его неведомым мне способом на Землю, обменивая на другого…»
«Человек на Луне» оказал большое влияние на двух других крупных авторов Нового времени: Джона Уилкинса и Сирано де Бержерака. Вскоре после публикации сочинения Годвина 24летний Уилкинс (1614–1672), в будущем известный ученый, создает текст «Открытие лунного мира», в котором описывает Луну и утверждает, что на ней есть разумная жизнь. В 1640 году он добавляет в книгу главу о возможности полетов на Луну. Уилкинс предложил проект покрытого перьями птиц летательного аппарата с порохом вместо топлива. Вслед за Годвином он полагал, что примерно на высоте 20 километров «магнетизм» Земли прекращает действие и можно будет передвигаться без усилий.
Как и Годвин, он был уверен, что в космосе людям не будет хотеться есть – он связывал работу пищеварительной системы с магнетизмом Земли. Дышать тоже можно будет свободно, поскольку трудность дыхания на высоте обусловлена не недостатком кислорода, а непривычной для человека чистотой воздуха, к которой со временем можно адаптироваться.
Если верить демону
Приключения на Луне стали основой главного литературного произведения французского вольнодумца, писателя и поэта Сирано де Бержерака. Рукопись «Иной свет, или Государства и Империи Луны» напечатали уже после смерти автора в 1657 году. Бержерак работал над продолжением – текстом «Иной свет, или Государства и империи Солнца», но не успел его закончить. В советское время «Иной свет» трактовали как сатирический и антирелигиозный текст, хотя оно гораздо сложнее этих определений. Но верно, что Бержераком двигало не столько желание описать космические приключения, сколько необходимость выразить свои мысли по поводу устройства мира и основ жизни.
Чтобы доказать людям, что Луна – это обитаемая планета, герой повести решает совершить туда путешествие. Он пробует различные летательные устройства: сначала набор склянок с росой внутри, которые при нагревании солнечными лучами почему-то поднимались в воздух, затем некий аппарат, работающий на пружине, и наконец, строит летательную машину из ракет, приводимых в движение горящей селитрой. Звучит более-менее правдоподобно, но вскоре выясняется, что ракеты сгорают полностью, а герой летит к Луне уже сам по себе. Герой повести понимает, что так получилось из-за жира из бычьих костей, которым он натер себя, лечась от последствий предыдущего падения:
«Луна на ущербе (а в этой четверти она имеет обыкновение высасывать мозг из костей животных), она пьет тот мозг, которым я натерся, и с тем большей силой, чем больше я к ней приближаюсь, причем положение облаков, отделяющих меня от нее, нисколько не ослабляло этой силы».
На Луне находится рай, причем в библейском смысле слова. Встреченный там пророк Илия вступает с автором в долгую беседу, но потом изгоняет его, заметив, что тот полон сарказма и скепсиса. Затем путешественник оказывается в стране, чьи жители (они ходят на четырех конечностях, что кажется де Бержераку вполне практичным) принимают его за экзотическое животное, пленяют и начинают показывать, как в цирке. В отличие от описанных выше путешественников, герой де Бержерака сталкивается с языковым барьером: он не понимает селенитов, они не понимают его. Знать в этом мире общается с помощью некоего подобия музыки, а простолюдины – жестами.
В заточении героя навещает дух, представившийся демоном Сократа [Платон пишет о нем как о духе-хранителе философа]. По словам демона, он и ему подобные долгое время помогали земным ученым, философам и политикам, но теперь оставили эту работу, так как земляне заметно огрубели и поглупели и охота обучать их отпала.
Сократ и Платон. Рисунок Мэтью Пэриса (1217-1259), который обнаружил в 1974-м году Деррида на открытке, найденной им в Бодлианской библиотеке Оксфордского университета в рукописи трактата о гадании (XIII в.)
Демон и герой повести много беседуют, в том числе об ограниченности человеческого восприятия, мешающей принять разнообразие форм жизни во Вселенной. Можно сказать, что де Бержерак одним из первых поднимает важную для научной фантастики – да и не только для нее – тему сложности контакта с иными мирами.
«Во Вселенной существуют миллионы вещей, для понимания которых с вашей стороны потребовались бы миллионы совершенно различных органов,– говорит демон.– Во всяком случае, если бы я захотел объяснить вам то, что я познаю теми чувствами, которых у вас нет, вы бы представили это себе как нечто, что можно слышать, видеть, осязать или же познать вкусом или обонянием, между тем это нечто совершенно иное».
По поводу унижений, которые путешественнику пришлось претерпеть от селенитов, дух замечает:
«Знайте, что вам отплачивают той же монетой и что если бы кто-нибудь из этой земли попал в вашу Землю и посмел назвать себя человеком, ваши ученые задушили бы его как чудовище».
Дух объясняет, что он родом с Солнца, но для обитания выбрал Луну. Жизнь на Солнце есть, но не такая многочисленная:
«народ, его населяющий, одаренный горячим темпераментом, беспокоен, честолюбив и много ест».
На Луне же, если не считать того, что героя держат за животное и выставляют на потеху публике, вполне развитое общество:
«Здесь любят истину, но нет педантов, философы здесь руководятся только разумом, и ни авторитет ученого, ни авторитет большинства не преобладает здесь над мнением какого-нибудь молотильщика зерна, если этот молотильщик рассуждает умно».
На Луне бывают войны, но ведутся они справедливо. За услуги и товары селениты расплачиваются стихами. Герою повествования все-таки удается освободиться и даже доказать королю Луны, что он человек, а не самка животного. При дворе он встречает Доминико Гонсалеса из «Человека на Луне», которого селениты также приняли за диковинную зверушку.
Возвращается на Землю герой де Бержерака крайне неожиданным образом. Отправившись в гости к молодому философу, ученику демона, он обнаруживает, что юноша отрицает бессмертие души и существование Бога. Договорить тот не успевает, так как возникший внезапно гигант-эфиоп хватает атеиста и тащит его в ад. Герой де Бержерака летит вместе с ними и оказывается на Земле.
Первый космический скафандр
Мысли о жизни на других планетах постепенно распространяются в европейском обществе. В 1686 году выходят «Рассуждения о множественности миров» Бернара Ле Бовье де Фонтенеля, французского ученого и писателя. Луну и планеты Солнечной системы он считал обитаемыми. Книга стала очень популярной, в России в переводе и с примечаниями Антиоха Кантемира была издана в 1740 году. А в 1802 году вышел перевод княгини Е.А.Трубецкой – интерес к рассуждениям де Фонтенеля сохранялся спустя более века после первой публикации текста.
В «Путешествии в мир Декарта» (1692) иезуита Габриэля Даниеля описывается полет на Луну в стиле «Неистового Роланда» – это скорее рассказ о метафизическом путешествии. Герой Даниеля овладевает искусством отделения души от тела и устремляется на Луну. Там он встречает души великих ученых и философов: Сократа, Платона, Аристотеля, которые не пребывают в покое, а реализовывают свои идеи. Например, Платону удалось основать на Луне государство, принципы которого он изложил в «Республике».
А вот изданное в 1728 году сочинение ирландского писателя Мертага Макдермота «Путешествие на Луну» – это уже настоящая научная фантастика. Герой-мореплаватель попадает на спутник Земли, подхваченный бурей, почти как персонаж Лукиана. На Луне он встречает дружелюбных жителей, которые помогают ему построить аппарат для возвращения домой. Они сооружают гигантскую пушку и начиняют ее 7000 бочек пороха. Летательный аппарат представляет собой матрешку из десяти бочек для лучшей амортизации при выстреле. Есть также крылья, которыми пилот управлял при приближении к Земле.
Возрастающий интерес к теме космических путешествий вдохновил известного британского художника Эдварда Френсиса Берни на создание графического романа «Путешествие на Луну эсквайра Кью Кью» (1815). Серия рисунков с подписями изображает полет на Луну в аппарате конической формы, который запускают в пространство посредством выстрела из четырех соединенных вместе пушек. При прилунении аппарат трансформируется в парашют. Берни был первым, кто понял, что на Луне человеку понадобится скафандр. Он нарисовал защитный костюм, оберегающий космонавта от вредных испарений, по мнению художника, ожидающих его на Луне. Берни показывает, что Луна может быть не самым безопасным местом для человека.
Лунная лихорадка
Затронул тему лунных путешествий и американский классик Эдгар По. В 1835 году он публикует «Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля». Основная часть рассказа представляет собой письмо голландского ремесленника Пфааля, адресованное бургомистру Роттердама. Послание доставило человекообразное существо, прилетевшее на воздушном шаре. Отправлено это письмо было с Луны, куда Пфааль улетел, наполнив шар неким газом, позволяющим перемещаться в космосе. Письмо подробно описывает многодневный полет, а в финале его автор обещает рассказать о жизни на Луне – ее населении и его нравах – в обмен на прощение убийства трех кредиторов на Земле.
В качестве анонса он сообщает, что селениты уродливы, у них нет ушей, общаются они без слов, зато между ними, а также между ними и жителями Земли существует таинственная связь, «благодаря чему жизнь и участь населения одного мира теснейшим образом переплетаются с жизнью и участью другого». Также сообщается, что обратная сторона Луны хранит некие ужасные тайны.
Автор «утки» в газете New York Sun населил Луну диковинными существами
Эдгар По хотел написать продолжение, но ему помешало событие, вошедшее в историю как Великое лунное надувательство. Спустя два месяца после публикации рассказа New York Sun потрясла Соединенные Штаты, напечатав серию сенсационных репортажей об открытии цивилизации на Луне. Это достижение приписывалось известному астроному Джону Гершелю, якобы построившему на мысе Доброй Надежды сверхмощный телескоп. В статьях описывалась природа Луны, а также ее население – крылатые мышелюди. Не обошлось без расизма: мышелюди с более светлым оттенком кожи объявлялись более высокоразвитыми, нежели темнокожие. Среди видимых достижений селенитов упоминался пирамидальный храм из полированного сапфира.
Разумеется, вскоре информацию о лунной цивилизации признали фальшивкой. Ее автором считают редактора газеты Ричарда Адамса Локка, хотя он все отрицал. Но кто бы ни состряпал эту «утку», газете она пошла на пользу – тираж вырос многократно.
Иллюстрация к роману Жюля Верна «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20 минут»
Эдгар По взревновал к успеху очерков New York Sun и всячески доказывал их несостоятельность. Его так возмутила мистификация Локка, что он отказался писать продолжение истории о Пфаале. Тем не менее человечество уже стояло на пороге новой эры, когда с подачи Жюля Верна идея межпланетных путешествий завладеет умами миллионов людей.
Первые фантасты видели Луну обитаемой планетой. Более того, жизнь на Луне изображалась в формах, более совершенных, чем земная. Даже отсутствие женщин в версии Лукина – совсем не недостаток, потому что описание носит гомоэротический оттенок. Однако были и другие версии: Иоганн Кеплер, Эдвард Берни и Эдгар По показывают Луну неидеальным местом.
Некоторые из вышеописанных концепций кажутся сейчас наивными, некоторые (как невесомость у Годвина) пророческими, а другие – более чем актуальными в современном мире, как, например, рассуждения Сирано де Бержерака об ограниченности человеческого восприятия и затруднениях, которые могут возникнуть при контакте с иными формами жизни.
Автор текста: Александр Зайцев
Источник: https://profile.ru/space/dorogie-selenity-kak-pisateli-prosh...
Другие материалы:
Классика кинофантастики — Звёздные войны: трилогия приквелов (1999-2005)
Чернокнижник, отец Супермена и бесстрашный человек — каким мы запомним Джулиана Сэндса
Писатель-однокнижник Фрэнк Герберт — что ещё, кроме «Дюны» он написал?
Вселенная Роберта И. Говарда. Часть 2 — Конан-киммериец, король Аквилонии
Дивный прежний мир — почему нам стоит поговорить про «Странные дни» Кэтрин Бигелоу
Как устроены беллетризованные автобиографии — от Набокова до Дафны Дюморье
«Хайнлайн на нудистских тусах регистрировался под фамилией Монро» — переводчик культового фантаста
История Нэта Кинга Коула — джаз, эстрада и расовые предрассудки Соединенных Штатов
От «Зловещих мертвецов» до «Чужих» — 9 хоррор-сиквелов, превзошедших оригиналы
Случай на мосту между жизнью и смертью — об одном известном рассказе Амброза Бирса
Каким видят будущее писатели — 5 романов от современных классиков
Боевые дельфины и киты-разведчики — как морских животных используют в военных целях
История постсоветской поп-музыки в песнях — Кар-Мэн «Лондон, гудбай!» (1991)
История спагетти-вестерна — от Серджио Корбуччи и Серджио Леоне до Квентина Тарантино
Вселенная Роберта И. Говарда. Часть 1: Кулл из Атлантиды, король Валузии
Творчество Роберта Говарда многообразно: фэнтези, ужасы, боксёрские истории, юмористические вестерны, приключенческие рассказы, мистические детективы… Наибольшей популярностью пользуются его работы в жанре «меча и магии» и, конечно, самый известный его герой — Конан, но начнём мы рассказ о Вселенной Говарда с другого персонажа.
Часть текстов писателя описывает один и тот же мир от самых ранних этапов его существования до современных Говарду времён. Эта вселенная тесно связана с «Мифами Ктулху» Лавкрафта, переплетается с созданными богатой фантазией Кларка Эштона Смита причудливыми мирами, а также имеет касательство и к творчеству других писателей так называемого «лавкрафтовского кружка».
Мы попытаемся представить в серии статей вселенную Роберта И. Говарда — не в полном объёме, но в рамках героического фэнтези. В первую очередь, конечно, обратим внимание на «могучую четвёрку», но не забудем и других знаменательных героев техасца, слава которых не так велика.
Первый из персонажей во вселенной Говарда — Кулл из Атлантиды, король Валузии, могущественнейшей из Семи Империй. Первый — по внутренней хронологии, конечно.
Иллюстрация Кена Келли
Как признавался сам Роберт И. Говард, Кулл возник в его воображении внезапно. И можно с довольно большой степенью уверенности сказать, что так и было.
Первую историю, где появился атлант, техасец написал в 1925 или 1926 году. Это был безымянный рассказ, который впоследствии получил известность как «Изгнанник из Атлантиды». Впервые опубликован он был после смерти автора, в 1967 году в сборнике King Kull, который редактировал Лин Картер. Он поменял ряд имён; позже восстановленный вариант текста также увидел свет. Произведение интересно тем, что служит финалом одного цикла и отправной точкой другого. Ам-ра, один из героев рассказа, собственно, и был изначально главным персонажем, но в процессе написания, по признанию Говарда, Кулл стал брать над ним верх. Об Ам-ре техасец чуть раньше уже написал несколько прозаических отрывков и стихотворений, и «Изгнанник из Атлантиды» тоже мог бы стать частью цикла, если бы не заявил о себе так активно Кулл. И хотя полноценным началом цикла об атланте-варваре этот текст считать не следует, даже здесь уже отчётливо видно то, что станет сутью, основой большинства рассказов о короле Валузии. Легенда, сказка — вот те слова, что лаконично и точно описывают почти весь следующий цикл произведений.
А настоящим началом Кулла послужило одно из лучших произведений во всём творчестве «техасского мечтателя» — новелла «Королевство теней». По мнению большинства не только рядовых читателей, но и говардоведов это лучший текст о Кулле. Кроме того, «Королевство теней» стало и формальным началом жанра «меча и магии» как такового — в том виде, в котором его и привыкли видеть со времён Говарда. Произведение впервые опубликовано в августе 1929 года в журнале Weird Tales, а написано на два-три года раньше.
Следующим рассказом о Кулле стали «Зеркала Тузун Туна», которые Говард написал в том же 1927 году, едва только узнал, что предыдущий рассказ об атланте принят к публикации. Это произведение вышло в печати следом за предшественником — в сентябрьском номере Weird Tales за 1929 год. Снова Говард создаёт нечто выдающееся, почти кардинально меняя стиль и сюжет, которые были заданы в «Королевстве теней».
Иллюстрация из журнала Weird Tales, август 1929
Далее работая с Куллом, техасец немного дал маху. Незаконченный фрагмент, довольно крупный, сегодня нам известный, наверное, более всего как «Предрассветные всадники», далеко увёл писателя. Настолько далеко, что он даже не смог его завершить. А ведь атмосфера мрачной сказки получилась здесь у автора очень хорошо! Первая публикация состоялась в сборнике King Kull, для которого Лин Картер частично переписал и закончил историю. К сожалению, он безнадёжно испортил главное достоинство «Предрассветных всадников» — атмосферу. Незаконченный фрагмент Говарда не единожды публиковался начиная с 1978 года.
Очередная предпринятая техасцем попытка написать о Кулле была более успешной. Рассказ «Кошка и череп», также известный как «Кошка Делькарды», был успешно завершён, но, к сожалению, не принят редактором Weird Tales к публикации. Здесь Говард впервые вводит персонаж, которому в будущем суждено будет получить более или менее широкую известность, пусть и не в оригинальном виде. Это — Тулса Дум, злейший враг атланта. Хотя написан текст в начале 1928 года, первая его публикация состоялась всё в том же сборнике King Kull в 1967 году.
Далее волею писателя Куллу приходится пережить довольно необычное приключение в истории «Кричащий Череп Тишины». Это произведение также написано в 1928 году, но впервые опубликовано посмертно — в книге King Kull (1967). Примечательно оно в первую очередь тем, что представляет собой весьма необычный хоррор, или, по крайней мере, фэнтези с ощутимым элементом хоррора.
В том же году Говард написал ещё несколько текстов о Кулле, но все они оказались неудачными с точки зрения продаж в журналы. И в них техасец продолжил свои литературные эксперименты. «Удар гонга» вообще представляет собой философскую притчу, утверждающую эфемерность всего сущего. Следует отметить, что это единственный рассказ из цикла, который предлагался не сразу журналу Weird Tales, а другому периодическому изданию — Argosy.
Иллюстрация Уилла Конрада к комиксу «Королевство теней»
В рассказе «Алтарь и скорпион» Говард снова играет со своим героем. Здесь Кулл только упоминается, а главные действующие лица — совсем другие люди, которые более ни в одном произведении цикла не встречаются. Предложенный редактору Weird Tales, рассказ не нашёл путь к читателю в течение жизни автора. Как и предыдущий текст, он был опубликован впервые в сборнике King Kull 1967 года.
В 1928 или 1929 году техасец вновь обращается к Куллу, повторяя вариант, уже опробованный прежде в «Алтаре и скорпионе». Написанный им небольшой рассказ называется «Проклятие золотого черепа», и атлант здесь тоже только упоминается. Вообще, это самый необычный текст цикла. И не только потому что действие развивается и в далёкой древности времён Семи Империй, и в современности Говарда. Текст связан тематически с интереснейшей незавершённой повестью Говарда «Остров вечности» и обнаруживает немалое сходство с прозой Кларка Эштона Смита. Впервые «Проклятие золотого черепа» опубликовано в альманахе Гленна Лорда The Howard Collector № 9 весной 1967 года.
Иллюстрация Джона Болтона к комиксу «Демон в серебряном зеркале»
Затем Кулл опять выходит на первый план в историях, ему посвящённых. Правда, истории эти остались незаконченными. Фрагмент под названием «Чёрный город» довольно мал и даёт совсем небольшое представление о том, что Говард мог задумывать. Тем не менее, это не остановило Лина Картера, который дописал историю и опубликовал её в 1967 году в книге King Kull. Оригинальный текст впервые увидел свет в 1978 году.
Та же судьба постигла и незаконченный «Рассказ пикта». В этом тексте Кулл на первых порах оказывается главным героем, но скоро становится понятно, что история-то вовсе не о нём. Говард во время написания этого произведения снова сильно увлёкся другой темой, по большому счёту, позабыв об атланте и других персонажах цикла. Лин Картер не бросил и этот фрагмент — снова в 1967 году в книге King Kull появляется история, дописанная им. Пожалуй, это лучшее продолжение незавершённых приключений Кулла, над которыми работал Картер. Оригинальный текст публикуется также начиная с 1978 года.
В 1929 году Говард снова возвращается к Куллу, уже на более серьёзной основе: два рассказа, за которые он взялся в это время, были завершены автором. «Сим топором я правлю!» стало ещё одним значимым текстом о Кулле: и потому что явилось попыткой Говарда вернуться к персонажу, к которому он уже питал довольно малый интерес, и потому что впоследствии сыграло значительную роль в становлении другого персонажа техасца, ещё более известного, чем король Валузии. Этот текст, в отличие от всех предыдущих рассказов об атланте, не содержал никаких мистических или фантастических элементов, став, по сути дела, просто приключенческим рассказом в антураже фэнтезийного мира.
«Мечи пурпурного королевства» достаточно похож на предыдущее произведение. Здесь тоже нет мистики, да и сюжет имеет некоторое сходство с «Сим топором я правлю!». Это была самая последняя попытка вернуться к Куллу как таковому. Оба «реалистических» рассказа оказались не востребованы при жизни Говарда и увидели свет лишь в 1967 году в сборнике King Kull. Лин Картер, редактировавший тексты, изменил ряд имён и в «Сим топором я правлю!», и в «Мечах пурпурного королевства», чтобы избежать сходства с персонажами, появлявшимися в других опубликованных историях техасца. Позже публиковались и произведения в оригинальном виде.
Но на этом история работы Говарда с Куллом не заканчивается. В 1930 году он пишет рассказ «Короли ночи», где сталкивает лицом к лицу двух своих знаменитых героев — собственно, атланта и вождя пиктов Брана Мак Морна. Техасцу удаётся создать одно из лучших произведений за всю карьеру, но в этом, вероятно, не так много заслуги Кулла как такового. Здесь он оказывается в «исторической» реальности, во времена противостояния пиктов и других племён Каледонии римским легионерам. В пользу того что Кулл в рассказе выступает в качестве гостя — исключительно гостя, во всех смыслах — говорит тот факт, что некоторые имена, упоминавшиеся в рассказах о короле Валузии, в «Королях ночи» переиначены, будто сам автор забыл, как они пишутся. Рассказ увидел свет в ноябре 1930 года в журнале Weird Tales.
Ещё осталось сказать о поэме «Король и дуб», которая существует в двух вариантах. Впервые поэма была опубликована в номере Weird Tales за февраль 1939 года. Эта версия считается основной. Вариант, известный как черновой, содержит упоминание города Колдеркона, что, собственно, и является его главным отличием от первого варианта. Эта вторая версия впервые опубликована в 2006 году в сборнике Kull: Exile of Atlantis.
Итак, цикл о Кулле в порядке написания произведений (приводится согласно статье Патриса Луине «Происхождение Атлантиды» и составу тома Kull: Exile of Atlantis 2006 года издания):
Изгнанник из Атлантиды / Untitled Story
Впервые — в сборнике King Kull (1967)Королевство теней / The Shadow Kingdom
Впервые — в журнале Weird Tales (август 1929)Зеркала Тузун Туна / The Mirrors of Tuzun Thune
Впервые — в журнале Weird Tales (сентябрь 1929)Предрассветные всадники / Untitled Draft
Впервые — в сборнике King Kull (1978)Кошка и череп / The Cat and the Skull
Впервые — в сборнике King Kull (1967)Кричащий Череп Тишины / The Screaming Skull of Silence
Впервые — в сборнике King Kull (1967)Удар гонга / The Striking of the Gong
Впервые — в сборнике King Kull (1967)Алтарь и скорпион / The Altar and the Scorpion
Впервые — в сборнике King Kull (1967)Проклятие золотого черепа / The Curse of the Golden Skull
Впервые — в альманахе The Howard Collector № 9 (весна 1967)Чёрный город / The Black City
Впервые — в сборнике King Kull (1978)Рассказ пикта / Untitled Fragment
Впервые — в сборнике King Kull (1978)Сим топором я правлю! / By This Axe I Rule
Впервые — в сборнике King Kull (1967)Мечи пурпурного королевства / Swords of the Purple Kingdom
Впервые — в сборнике King Kull (1967)Король и дуб / The King and the Oak
Впервые — в журнале Weird Tales (февраль 1939)Король и дуб. Черновик / The King and the Oak, draft
Впервые — в сборнике Kull: Exile of Atlantis (2006)Короли ночи / Kings of the Night
Впервые — в журнале Weird Tales (ноябрь 1930)
Рассказы о Кулле — это всё ещё начальный период творчества Говарда. Он пока не набил руку как следует, но зато писал эти истории так, как нравилось ему самому. Техасец экспериментировал и отпускал своё воображение в свободный полёт.
Вместе с тем нельзя сказать, что произведения об атланте — ученические. Как минимум «Королевство теней» входит в «золотой фонд» прозы писателя (можно упомянуть и «Королей ночи», но этот рассказ стоит всё-таки особняком). Даже и «Зеркала Тузун Туна» вполне способны претендовать на звание очень качественной, наполненной как приключениями, так и философией фэнтези-истории.
Неудивительно, что читатели Weird Tales надолго запомнили Кулла, по сути дела, только благодаря этим двум рассказам.
Источник: https://swordandword.wordpress.com/
Другие материалы:
Акула пера — как Хантер Томпсон стал заложником "Страха и отвращения"
Последняя поп-икона нулевых — как Эми Уайнхаус меняла музыку и погубила себя
Промежуточные итоги — 10 лучших игр первой половины 2023 года
Кто скрывается под маской — самая полная история культового жанра слэшер
Технологии как угроза — 12 книг в духе сериала «Черное зеркало» (6 фантастических + 6 нон-фикшн)
Не только Индиана Джонс — 7 легендарных героев, которые возвращаются на экраны
Мамины дочки в Голливуде — краткий обзор главных женских архетипов в кино
Из чего сделаны Malchiks — два «Заводных апельсина»: Кубрика и Бёрджесса
Стартовали съемки фильма «Волшебник Изумрудного города» — доступны первые кадры
«Тот самый Мюнхгаузен» — отрывки из биографии немецкого барона
Недооценённая Нина Агапова — мастер эпизода, не исполнившая ни одной главной роли в кино
Жизнь как антиутопия — биография и творчество Джорджа Оруэлла, к 120-летию со дня рождения писателя
Генри Райдер Хаггард — писатель, мистик, общественный деятель
Вышел тизер сериала «Задача трех тел» — адаптации романа Лю Цысиня от шоураннеров «Игры престолов»
Сверхъестественный ужас — в «Смешариках»: Лавкрафт, Лем, Карпентер, Стивенсон
Эволюция фэнтези — от Толкина и Говарда до Мартина и Аберкромби
В XX веке окончательно сформировался новый жанр литературы — фэнтези, опирающийся на материал мифологии, эпоса и фольклора различных человеческих культур с целью создания вымышленных волшебных миров, отличающихся от реального. Жанр фэнтези существует и по сей день, однако нельзя не заметить определённого различия между ранними и поздними произведениями литературы в данном жанре.
Ранние авторы, писавшие в жанре фэнтези, позиционировали придуманные ими миры как пусть и воображаемое, но (в рамках заданных правил игры) прошлое Земли. Взять хотя бы Джона Толкина, создателя Средиземья. Вот что он писал о придуманном им мире:
Я мог бы подогнать подробности с большим правдоподобием, если бы история не продвинулась уже слишком далеко, прежде чем такой вопрос пришёл мне в голову. Сомневаюсь, что от этого книга бы заметно выиграла; и надеюсь, что, со всей очевидностью долгий, хотя и неопределённый временной разрыв между Падением Барад-дура и нашими Днями достаточен для «литературной убедительности», даже в глазах читателей, знакомых с фактами и предположениями касательно «доисторической эпохи». Я так понимаю, что я создал воображаемое время, однако в том, что касается места, твёрдо стоял на родной матушке-земле. И такой подход я предпочитаю современным тенденциям искать удалённые планеты в «космосе». При всей их занимательности они — чужие; их не полюбишь любовью кровного родства. А Средиземье (кстати, и если такое уточнение необходимо) — отнюдь не моё собственное изобретение. Это — модернизация или вариация древнего слова, обозначающего обитаемый мир людей, oikoumen: «средний», поскольку смутно воспринимается как помещённый среди опоясывающих Морей и (в северном воображении) между льдами Севера и пламенем Юга. В др. английском middan-geard, в средневековом английском midden-erd, middle-erd. А многие рецензенты, похоже, предполагают, будто Средиземье — это другая планета!
Письмо 211
Не случайно частью истории Средиземья является сюжет о гибели Нуменора, соответствующий платоновскому мифу об Атлантиде (Нуменор также именуется «Аталантэ» «Падшая») — ещё одному примеру создания воображаемого прошлого. И сам мир Толкина родился из попытки создать в виде «Книги Утраченных Сказаний» «мифологию для Англии» (вполне реальной страны). Более того, в рамках своего вымышленного мира Толкин рассматривал Валар как прообраз божеств языческой (в особенности — скандинаво-германской) мифологии — Толкин даже придумал древнеанглийские имена для них. Точно также эльфы и фэйри западноевропейских легенд в парадигме его вымышленного мира — искажённая память об Эльдар и духах из свиты Валар.
Мир «Сильмариллиона», «Хоббита» и «Властелина Колец» с течением времени по мере ухода из него магии и нечеловеческих существ должен был стать нашим, современным миром. Даже сам «Сильмариллион», сборник эльфийских преданий, по первоначальному замыслу Толкина должен был быть записан человеком из нашего, реального мира — Эльфвине Английским (предысторию которого Толкин постоянно перерабатывал в сторону большей реалистичности — от предка мифических Хенгиста и Хорсы в «Книге Утраченных Сказаний» до выходца из англосаксонской Британии XI века в поздних текстах), побывавшим на эльфийском острове Тол-Эрессеа и общавшимся с его обитателями.
Можно вспомнить и произведение Пола Андерсона в жанре фэнтези под названием «Сломанный меч», вышедшее в 1954 году — одновременно с толкиновским «Властелином Колец» — и во многом перекликающееся с ним по смысловому наполнению (хотя эльфы там — гораздо менее симпатичные существа, чем их толкиновские тёзки). В нём война эльфов и троллей, направляемая высшими силами, идёт непосредственно в историческое время, в Англии времён норманнских нашествий. В другом произведении Пола Андерсона — «Три сердца и три льва» действие происходит в ином, волшебном мире, однако главный герой — «попаданец»-датчанин из XX века, участник антигитлеровского Сопротивления (в частности, он способствует побегу Нильса Бора от нацистских оккупантов), оказывающийся перевоплощением легендарного героя, Ожье (Хольгера) Датчанина, первоначально появившегося в рыцарских романах в качестве соратника Карла Великого, но со временем переосмысленного в качестве датского национального героя, «спящего короля», который должен вернуться и спасти Данию в час беды. В качестве противницы Хольгера выступает фея Моргана из легенд артуровского цикла (в сюжетах об Ожье она похитила его и унесла на остров Авалон, где сделала своим любовником).
Даже произведения друга Толкина Клайва Льюиса из цикла «Хроники Нарнии» в значительной степени привязаны к реальной Земле — несмотря на то, что их действие происходит в другом мире, населённом сказочными существами и говорящими животными. Помимо того, что главными героями являются выходцы из реально-исторической Британии (братья и сёстры Пэвенси, Юстас Скрабб, Джил Поул, Керк Дигори), сам мир Льюиса пронизан отчётливым христианским аллегоризмом (смерть Аслана на Каменном Столе в «Лев, колдунья и платяной шкаф» — аналог жертвы Христа, история Шасты и Аравиты в «Коне и его мальчике» исход из языческого мира, подобный исходу израильтян из Египта, гибель мира в «Последней битве» аналог Апокалипсиса христианской традиции) — лев Аслан, творец Нарнии, соответствует библейскому Богу (и Нарния — лишь один из многочисленных миров, сотворённых им, подобно «нашей» Земле), и даже особая роль людей в мире Нарнии, позволяющая братьям и сёстрам Пэвенси стать королями и королевами Нарнии, связана с тем, что они — «сыновья Адама и дочери Евы».
Точно также произведения другого видного автора фэнтези первой половины XX века — Роберта Говарда, писавшего в своих книгах о приключениях варваров Кулла и Конана — происходят в воображаемом прошлом Земли, известном как Турийская (допотопная) и Хайборийская эры. В истории Турийской эры у Говарда мы встречаем придуманную Платоном Атлантиду и изобретённую уже в XIX веке Лемурию ( «Затем мир был потрясён грандиозным катаклизмом. Атлантида и Лемурия были поглощены Океаном» «Хайборийская эра»), а в истории Хайборийской эры — народы, отсылающие или к земной мифологии, будь то асиры и ваниры — ср. с асами и ванами скандинаво-германской традиции («Их страна называлась Нордхейм, и они делились на рыжеволосых ваниров из Ванахейма и желтоволосых асиров из Асгарда» «Хайборийская эра») или Гиперборея — ср. с легендарной Гипербореей античной традиции («На севере золотоволосые, голубоглазые варвары, потомки белых арктических дикарей, выгнали из снежных стран остатки хайборийских племён, за исключением старого королевства Гиперборея, которое сумело противостоять их натиску» «Хайборийская эра»). Другие народы Говарда, такие как шемиты, пикты и киммерийцы, и вовсе прямо отсылают к реальным земным — как и многие божества вымышленного мира Говарда, такие как Бури, Кром (ср. с ирландским Кромм Круахом), Митра, Асура, Сет, Эрлик и другие. Более того подобно Толкину, Говард в «Хайборийской эре» создаёт своего рода мостик между изобретённой им воображаемой историей — и реальной историей нашего мира:
Киммерийцы, мигрируя к юго-востоку, уничтожили древнее гирканское королевство Туран и поселились на юго-западных берегах внутреннего моря. Итак, мощь восточных завоевателей была сломлена. Неспособные более противостоять натиску киммерийцев и северян, при отступлении они разрушили все свои города, перебили пленных, которым не по силам были дальние переходы, а затем, гоня перед собою тысячи рабов, удалились назад в таинственные пределы Востока. Обогнув северную оконечность моря Вилайет, они исчезли из истории Запада на долгие тысячелетия, чтобы много позже вновь появиться под именем гуннов, монголов, татар и турок. Вместе с ними ушли тысячи зингарцев и заморийцев, которые затем бок о бок осели далеко на востоке и, смешиваясь в течение веков, положили начало новому народу цыган. Одновременно с этим племя отчаянных ванов просочилось на юг вдоль пиктского побережья. Опустошив древнюю Зингару, они добрались до Стигии, которая, изнемогая под властью аристократов, едва выдерживала удары с юга, где лежали Чёрные Королевства. Рыжеволосые ваны возглавили восстание рабов, сбросили дотоле правивший класс — и сами составили касту завоевателей. Они поработили самые северные из Чёрных Королевств и положили начало огромной южной империи, названной ими Египтом. Ранние фараоны этой страны гордились своим происхождением от рыжеволосых ванов, явившихся с севера <…> Ванахейм и западный Асгард — уже сотни лет к тому времени безлюдные и покрытые ледниками — исчезли в морских волнах. Океан ворвался в горы западной Киммерии, образовав современное Северное море. Полузатопленные горы превратились в острова, позже известные как Англия, Шотландия и Ирландия. Волны перекатывались там, где прежде шумели Пиктские Дебри и расстилались Боссонские Пределы. На севере образовалось Балтийское море, разделившее Асгард на полуострова, получившие названия Норвегии, Швеции и Дании. А на далёком юге стигийский континент откололся от остального мира, причём линия разлома пролегла по реке Нилус в её западном течении. Над Аргосом, западным Кофом и западными землями Шема плескался голубой залив океана, которому позже люди дали наименование Средиземного моря. Однако погружение происходило не всюду. Западнее Стигии из моря поднялась обширная суша, составившая западную половину Африканского континента.
«Хайборийская эра II»
Характерно, что отсылки к вымышленному миру Роберта Говарда содержатся в творчестве Говарда Филиппса Лавкрафта по вселенной Мифов Ктулху, являющейся фантастикой (пусть и ненаучной) и действие произведений которой нередко происходит в современном мире. Например, Валузия — одно из государств Турийской эры, где разворачиваются приключения варвара Кулла упоминается в рассказе «Обитающий во мраке»:
Словно редкое сокровище, он был помещён в причудливую шкатулку, изготовленную конусообразными обитателями Антарктиды,— в руинах их городов кристалл отыскали змееподобные люди Валузии; зоны спустя, в Лемурии, в кристалл впервые вгляделось человеческое существо. Путешествуя по невероятным континентам и ещё более невероятным морям, кристалл затонул вместе с Атлантидой.
Даже если брать произведения Лавкрафта, посвящённые фантастической и полной чудес Стране Снов, находящейся за пределами физической Земли — многое в Стране Снов создано воображением людей из реального мира. К примеру, в рассказе «Селефаис» в итоге оказывается, что прекрасный город Селефаис, грезившийся сновидцу по имени Куранес, в который он в итоге переселяется, являлся плодом его собственной фантазии, фантазии современного человека:
Там-то его и встретил рыцарский кортеж из Селефаиса. Они явились во всём великолепии и блеске, верхом на чалых лошадях, в сияющих доспехах и плащах золотого шитья, и были так многочисленны, что он сперва было принял их за чью-то армию. Но, как оказалось, этот почётный эскорт был послан затем только, чтобы доставить Куранеса в Селефаис. Именно он создал Оот-Наргаю в своих снах, и отныне там его навечно избрали чем-то вроде верховного божества. Куранеса усадили на лошадь и поставили в голове кавалькады, которая торжественно проследовала через всё графство Суррей в те места, где родился Куранес и где некогда жили его предки.
В другом рассказе о Мире Снов — «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата» главный герой, Рэндольф Картер, ищет город Кадат, но в итоге выясняет, что:
... твой золотой мраморный город чудес — это лишь сумма всего того, что ты видел и любил в юности… Это великолепие бостонских крыш на горных склонах, и озарённых пожаром заката западных окон, и душистых цветов на площади Коммон, и огромного купола на холме, и лабиринта фронтонов, и печных труб в фиолетовой долине, по которой сонно течёт Чарльз… Эта красота, отлитая, закалённая и отшлифованная годами воспоминаний и снов, и есть твой чудесный град на неуловимом закате; и чтобы найти этот мраморный парапет с дивными вазами и резными перилами, и чтобы спуститься наконец по бесконечным ступеням в город широких площадей и разноцветных фонтанов, тебе надо лишь вернуться к мыслям и видениям своего милого детства.
Даже созданный воображением Кларка Эштона Смита, друга Говарда и Лавкрафта, зловещий мир Зотика (во многом напоминающий современные произведения в жанре «тёмное фэнтези»), управляемый порочными аристократами-декадентами и служащими тёмным силам чёрными магами и довольно опосредованно связанный с нашим, реальным миром (в нём, в отличие от творчества Говарда и Лавкрафта, нет такого множества отсылок на мифологию и историю Земли), мыслится как связанный с земной историей — только находящийся не в прошлом, а, напротив, в будущем пришедшей в упадок Земли.
Проще говоря, первоначально литература в жанре фэнтези — несмотря на то, что в ней присутствовало фантастическое допущение в виде магии, а также сверхъестественные и нечеловеческие существа — была тесно связана с нашим, реальным миром (даже откровенно фантастические миры были неразрывно связаны с реальным, выступая в качестве параллельных миров или возникая вследствие человеческой психической деятельности), экспериментируя в сфере криптоистории и мифологии. Не случайно на того же Толкина оказали огромное влияние произведения Уильяма Морриса (несмотря на их различия в политических и религиозных взглядах — Толкин являлся крайне правым консерватором-католиком, а Моррис — социалистом-атеистом), посвящённые древней истории германских народов (скажем, их войнам с римлянами и гуннами) и также использующие мотивы магии и сверхъестественного в повествовании. Конечно, встречались и исключения — например, в цикле лорда Дансени «Боги Пеганы», повлиявшем на творчество Лавкрафта, описан совершенно иной мир с собственной оригинальной мифологией, не имеющий отношения к нашему миру с его реальной мифологией. Но у того же Дансени в другом его произведении, «Дочь короля Эльфландии», сюжет вращается вокруг распространённого сказочного мотива путешествия человеческого героя из нашего реального мира в фольклорную страну, где он вступает в брак с эльфийской принцессой.
Ранние авторы фэнтези нередко могли скептически относиться к прогрессу (как Толкин, у которого «Машина», особенно в разрушительной своей ипостаси, нередко выступает в качестве атрибута сил зла — Моргота, Саурона, Сарумана, орков) или воспевать первобытную мощь варварства, сметающего «размякшие» цивилизации (как Говард, «Хайборийская эра» которого завершается крушением древних высокоразвитых культур, подобных Аквилонии, Немедии или Стигии, под натиском дикарей — таких как пикты, асиры, ваниры и киммерийцы). Даже Лавкрафт — в реальной жизни атеист и рационалист, высмеивавший предрассудки вроде астрологии — порой весьма пессимистически отзывался о перспективах научно-технического прогресса и человечества как биологического вида. И вместе с тем, как ни странно, каждый из них исходил из идеи развития цивилизации, пусть даже видел цену, которую приходится платить за это развитие (у того же Толкина уход эльфов и воцарение человечества — исторически закономерный, пусть и печальный факт) — или даже симпатизировал старому миру (как Толкин и Говард).
Однако по мере развития фэнтези появились вымышленные вселенные, не связанные с нашим, реальным миром — в качестве примеров можно привести вселенную Земноморья Урсулы Ле Гуин, вселенные циклов Андре Нортон «Колдовской мир» и «Хроники Полукровки», игр Dungeons and Dragons (Абер-Торил, Кринн, Эберрон, Атхас), WarCraft (Азерот), Warhammer Fantasy Battles, The Elder Scrolls (Нирн), Dragon Age (Тедас) — и многие другие образчики того же жанра. В качестве отчасти родственного примера можно привести вымышленные миры Майкла Муркока и Анджея Сапковского, у которых Земля является лишь частью огромной Мультивселенной. Подобный процесс был, по большому счёту, глубоко закономерен — авторам, пишущим в жанре фэнтези, хотелось создать что-то интересное своё, без жёсткой привязки к реальному миру (собственно, в зачаточном виде эта тенденция прослеживается ещё в творчестве более ранних авторов, создававших вымышленное прошлое в малоизученные исторические эпохи или отправляющих своих героев в параллельные миры). Вместе с тем, нельзя не отметить, что если фэнтези Толкина и Говарда предполагало, что описываемые ими миры развиваются и, в конечном итоге, дойдут в своём развитии до современной цивилизации, то история более поздних фэнтезийных миров нередко куда более статична (хотя, конечно, возник и такой жанр, как технофэнтези, где технический и даже социальный прогресс наличествует).
С этой точки зрения интересно рассмотреть вымышленный мир «Песни Льда и Пламени» такого современного автора, как Джордж Мартин, критикующего Толкина с позиций реалистичности:
Итак, Арагорн коронован, страну ожидает процветание, всегда будет урожай, справедливость для всех, а враги будут повержены. Вы никогда не узнаете о буднях правления Арагорна. Какова его налоговая политика? Что он думает о севообороте? Как он разделит деревню между двумя дворянами, которые считают себя её владельцами и по очереди сжигают дотла (когда преуспевает конкурент)?
Если обратиться к вымышленному миру самого Мартина — нетрудно заметить, что Вестерос и Эссос, поверхностно отсылающие к реальной истории до-модерновой Земли, в социальном и техническом отношении развиваются очень медленно, если развиваются вовсе. Достаточно вспомнить статичность социально-политического строя Семи Королевств — хотя декларируется, что они прошли путь от родоплеменного строя до Средневековья, за тысячелетия в большинстве королевств не меняется даже состав правящих фамилий, а также распространённость рабовладения (не просто существующего, а являющегося основой экономики как таковой) в Эссосе, более развитом, чем Вестерос.
Будущее Средиземья Толкина или Хайборийской эры Говарда — наш, современный мир. Есть ли будущее (в смысле перспектив дальнейшего развития, а не банального выживания человечества как вида — которому угрожают Иные / Белые Ходоки) у Вестероса и Эссоса? Строго говоря, «изнутри мира» нет никаких указаний на то, что цивилизацию вымышленного мира Джорджа Мартина ждёт развитие, а не стагнация или деградация. Те же Семь Королевств условно соответствуют средневековой Европе — однако в них отсутствуют те элементы, которые в реальной истории привели к её взлёту (подъём третьего сословия, централизация и возникновение бюрократии, появление представительных органов, развитие политической мысли). Содержательные инициативы по изменению общества исходят исключительно сверху и редко приводят к значительным социальным преобразованиям (так, реформы короля Эйгона V были отменены его преемниками).
Если обратиться к творчеству другого автора того же направления, к которому принадлежит Джордж Мартин — «Князю Пустоты» Скотта Бэккера — то в нём можно обнаружить ещё более неутешительную картину. Вымышленный мир Эарвы, с поправкой на магическую компоненту (в результате чего политическими акторами являются не только феодалы, но и магические школы) — такое же застойное псевдо-Средневековье не только с рабовладением (для сравнения, у Джорджа Мартина в «Семь Королевств» рабство запрещено), но и с кастовой системой. Есть ли у Эарвы будущее? В её случае ответ на этот вопрос ещё более неутешителен, чем в случае вымышленного мира Мартина. В последнем хотя бы теоретически можно представить передовые преобразования и изменения общества в лучшую сторону. В случае вымышленного мира Бэккера в качестве финала развития современной технически развитой цивилизации (они способны путешествовать в межзвёздном пространстве) предстают полные чудовища (и внешне, и внутренне) инхорои, получающие удовольствие исключительно от пыток, убийств и изнасилований (так пессимистически на перспективы нынешней «машинной» цивилизации не смотрел даже Толкин). Это даже не говоря о том, что в рамках мира Бэккера все разумные существа от рождения обречены на вечный ад после смерти. У мира Мартина сомнительно наличие будущего (как содержательного изменения) — у мира Бэккера будущее есть, но оно ужасно.
Ещё один интересный пример — вымышленный мир Джо Аберкромби, «Земной Круг». Казалось бы, Аберкромби более оптимистичен, чем Мартин или, тем более, Бэккер — его мир развивается, в нём происходит аналог промышленной революции. Однако в конечном итоге оказывается, что весь этот прогресс — не органичный процесс, а результат интриг волшебника Байяза, который рассматривает государство под названием Союз как орудие своих политических замыслов. Поэтому он способствует появлению в Союзе банковского сектора (владея крупнейшим из банков) и его индустриализации — как ранее усилиями Байяза возник сам Союз, до этого населённый дикарями. Последующая революция в Союзе, влекущая за собой определённые общественные преобразования, оказывается инициирована, напротив, тайной полицией, интриговавшей против Байяза. Проще говоря, у Аберкромби будущее наступает не вследствие каких-то объективных причин, а в результате заговора элит (конспирологическая картина мира).
Таким образом, если авторы фэнтези начала XX века, такие как Толкин и Говард, могли скептически относиться к современной им цивилизации, но исходили из картины мира, в которой есть место развитию (пусть и сменяемому периодами упадка и катастроф), то у многих современных авторов фэнтези будущее — даже наше-современное, далеко не идеальное — или недостижимый в наблюдаемой перспективе мираж (как у Мартина), или ужасно (как у Бэккера), или является искусственным в основе своей (как у Аберкромби).
Причём подобный пессимизм в основе своей — чисто современный; не случайно герои Мартина и Аберкромби являются в плане менталитета, по большому счёту, скорее современными людьми, чем людьми домодернового общества — вплоть до фактического отсутствия в Союзе религии и слабой религиозности вестеросцев. На мой взгляд, он отражает то, что современный человек в определённом смысле смотрит в будущее даже более пессимистично, чем люди первой половины XX века, жившие в эпоху двух разрушительных мировых войн и грандиозных социально-политических потрясений.
Автор текста: Семён Фридман
Источник: 22century.ru
Другие материалы:
«Из сельских дебрей вампиров вывел Байрон» — История графа Дракулы от средневековья до наших дней
Классика кинофантастики — «Дракула» / Dracula (1992), реж. Фрэнсис Форд Коппола
Адский холодильник, разумный лифт и одержимое пианино — 3 трэш-хоррор-фильма о хищных вещах
Не Фродо единым — что посмотреть с Элайджей Вудом, помимо «Властелина колец»