Головорезы султана. Как и за что сражались башибузуки – жестокие наемники Османской империи
Отправляясь на Кавказ, в лагерь русской армии генерала Паскевича, поэт Александр Пушкин надеялся привезти домой саблю настоящего башибузука. Пушкину казалось, что он должен обязательно испытать судьбу, во что бы то ни стало победить хотя бы одного турецкого всадника. О башибузуках в Европе говорили как о неуловимых кавалеристах отчаянной храбрости. Они совершали дерзкие налеты, уходили от погони на стремительных скакунах, мастерски рубились саблями и ятаганами. Современники вспоминали, что донским казакам, которых приставили охранять Пушкина, стоило большого труда уберечь бойкого наездника от сабель башибузуков.
Сами турки башибузуками не восторгались так, как русский поэт. В турецкой армии об этих бойцах шла дурная слава. Они были первыми грабителями и мародерами. Нанимали башибузуков с давних пор не за конкретное жалованье, а за право добывать пропитание своими силами. Потому и старались наемники обобрать пленника до нитки. При отсутствии неприятеля могли пограбить и свои же обозы, если при них был выставлен слабый караул.
Башибузуки и солдаты Османской империи
Очень страдало от бесчинств башибузуков мирное население. Особенно христианское. Они охотились за богатыми армянскими, греческими купцами. Вырезали целые семьи, кварталы, если удавалось захватить какое-нибудь селение. В турецкой армии даже название этих всадников стало синонимом убийцы и грабителя. С турецкого языка слово «башибузук» переводится как «сорви-голова». Оно обозначало буйного отчаянного человека или просто разбойника.
В войсках Османской империи башибузуки выполняли функции иррегулярной кавалерии (разведка, боевое охранение). А в мирное время их отряды патрулировали отдаленные границы. С наступление войны султан формировал из всадников отряды, называемые одами, которые пополняли албанцы, черкесы, курды и добровольцы из полудиких горных племен Малой Азии. В войнах с русской армией в 18 столетии башибузуки действовали в составе легкой кавалерии турок. Их численность иногда даже превышала 20 тысяч всадников. Однако на практике боевая их ценность при столкновении с регулярными батальонами Румянцева и Суворова равнялась нулю.
В Болгарии башибузуки запомнились страшными зверствами над мирным населением
Вновь русским пришлось столкнуться с башибузуками в конце 19 века, когда армия царя Александра II вступила в Болгарию. Башибузуки отличились при расправах с болгарским населением после неудачного восстания 1876 года. Тогда ополченцев-болгар резали 5 тысяч башибузуков, навербованных из турок, цыган, черкес, болгар, принявших ислам, и мусульман из Боснии-Герцоговины. Эти шайки карателей испепелили почти сотню сел в Болгарии.
Русским солдатам, учитывая злодеяния башибузуков, приказывалось не брать этих головорезов в плен, а вешать их на первых же деревьях. В России истребление 80 тысяч болгар вызвало горячее желание отомстить туркам, освободить болгар от тяжкого ига.
Русская пресса ужасалась обычаям албанцев-башибузуков. Писали, что эти дикари плясали на пепелищах, прямо на трупах замученных болгар. В 1876 году известный американский военный корреспондент Мак-Гахан, в статье британской газеты Daily News писал: «Капитан Ахмет-ага, будучи во главе отряда башибузуков, умертвил 8 тысяч жителей города, далекого от мест антитурецких восстаний — Батака. Еще до начала уничтожения жителей... из города было выведено двести молодых девушек, их заставляли плясать, насиловали, а потом всех убили, свалив трупы гнить под солнечным зноем». Особенно Мак-Гахана поразили пирамиды из сотен отрубленных голов жителей города. Статья американца имела большой резонанс и заставила британское правительство отказаться от поддержки Османской империи в войне с Россией, которая решила заступиться за христианские народы Балкан.
Активно истребляли башибузуки в Закавказье армян. Особенно популярной казнью было поджаривание пленников на открытом огне. Башибузуки раскладывали костры и жарили пленных, как баранов на вертелах. Об этом сообщали русские офицеры, участники войны 1877 года, сражавшиеся на Кавказе.
От использования иррегулярных наемников турки отказались к первой мировой войне. В век пулеметов и дальнобойной артиллерии эта конница была признана османскими военачальниками устаревшей и совершенно неэффективной, не оправдывавшей затрат на ее обуздание. Вред от башибузуков превышал целесообразность применения.
Вот такая курильщица...
Карикатура Первой Мировой войны.
"Старая курильщица Европа и ее бочка с порохом - Балканы".
Говорят, если гуманитарий пройдет это головоломку до конца, он может считать себя технарем
А еще получит ачивку в профиль. Рискнете?
21-я горная дивизия Waffen-SS «Skanderbeg» (1-я албанская).Преступления в Югославии
Еще одной горной дивизией SS, сформированной из населения Балканского региона, являлась 21-я горная дивизия Waffen-SS «Skanderbeg» (1-я албанская). Дивизия была сформирована в первой половине 1944 года из албанцев мусульман и немецкого командного состава.
После исчерпания «боснийского» резерва (в виде формирования 13-й горной дивизии Waffen-SS «Handschar» и нескольких боснийских частей в Вермахте) следующим этапом в реализации планов SS стало более широкое привлечение к сотрудничеству мусульманского населения Албании (на тот период 65% всех жителей). Как и при создании боснийской дивизии, в первую очередь немцами оценивалась возможная выгода от формирования крупного албанского формирования в составе Waffen-SS. Опираясь на успешный опыт применения 13-й горной дивизии Waffen-SS «Handschar» в «борьбе с бандами», командование SS полагало необходимым создание на Балканах ещё нескольких мусульманских горных дивизий. Реализация этой амбициозной задачи заключалась в идее Гиммлера получить в распоряжение не только боснийский горный корпус SS, чьи границы начали обозначаться после начала формирования второй боснийской дивизии (23-я горная дивизия Waffen-SS «Kama»), но и аналогичного соединения из двух албанских горных дивизий.
Создавая дивизию «Handschar» Гиммлер, для поддержки связи ислама и национал-социализма, опирался на концепцию «общих врагов» (масонство, коммунизм и еврейство) задававшей тон включению боснийских и албанских мусульман в военные усилия Третьего Рейха. В связи с этим, важной задачей немецкой пропаганды было способствовать дальнейшему усилению естественного и религиозно обоснованного отвращения мусульман к большевикам и евреям. Этот принцип, применявшийся для фанатизации солдат албанцев, так же был использован в основе нацистского политического воспитания, ставившего целью определение «естественных противников свобод Албании». Waffen-SS закономерным образом превращались в действенный инструмент решения этой проблемы, где ключевую роль играло присущее им особое антикоммунистическое рвение. Следуя этому тезису, Высший фюрер SS и полиции в Албании бригадефюрер SS Иозеф Фитцхум определил борьбу с коммунизмом как первоочередную задачу албанского правительства. С большевизмом связывалась проблема многовековой вражды мусульман и христиан и поддержка большевиками православной церкви (вероятно из опыта начавшегося возрождения религиозной жизни в СССР) превращавшая их в главного врага ислама. Албанцы должны были усвоить, что отныне их главной надеждой на спасение становился Третий Рейх. Данный подход заключался в воспитании доверия к Германии, Адольфу Гитлеру и идее народного социализма.
21-я горная дивизия Waffen-SS «Skanderbeg» получила известность своими преступлениями на Балканах в отношении неалбанского гражданского населения, в основном против евреев и сербов. Одно из преступлений было совершено подразделениями дивизии во время проведения антипартизанской операции «Draufgänger» (Сорвиголова). Речь идет об уничтожении села Велика. Поводом для уничтожения села стали обвинения жителей села в сотрудничестве с югославскими партизанами. Немецкие сведения о поддержке жителями партизан ближайших к Чакору сёл действительно имели под собой основания. Например, в опубликованных югославских источниках и документах Государственной комиссии, упоминалось о проведении в Велике мобилизации в ряды партизан. В них же отмечалось, что местные жители выступали в качестве проводников и разведчиков. Следуя этим обвинениям, в качестве ответной меры немецким командованием был отдан приказ об уничтожении села. Непосредственным исполнителем приказа стала боевая группа «Е» штурмбаннфюрера SS Кёлера, состоящая из рекрутских рот дивизии SS «Skanderbeg». В обвинительном заключении бывшего командира дивизии «Prinz Eugen» бригадефюрера SS и генерал-майора войск SS Карла фон Оберкампа упоминались тактические меры заблаговременно принятые для воспрепятствования бегства жителей: «При этом части дивизии SS «Prinz Eugen» прорвали ночью оборону НОАЮ на Чакоре и молниеносным движением пробились к Мурине и полностью перекрыли возможность эвакуации из села Велика. Тогда село окружили части «Skanderbeg» и «Prinz Eugen» и всё население, которое было обнаружено в домах было зарезано и брошено в подожженные дома ...». Всего в общей сложности жертвами «ответных мер» стало не менее 500 человек, из которых значительная доля приходилась на детей, женщин и стариков. Убийства совершались с беспрецедентной жестокостью, с применением стрелкового и холодного оружия. Степень ожесточенности подчинённых Кёлера характеризовала откровенная дикость, поскольку многие из жертв (в том числе малолетние дети) были убиты самыми изуверскими способами. Несмотря на то, что атакующим подразделениям была предоставлена полная свобода действий, известно о нескольких фактах милосердия неизвестных солдат, благодаря чему некоторым из жителей всё же удалось избежать смерти.
Очевидно, что совершенная группой Кёлера карательная акция ни в коем случае не была следствием необходимых с точки зрения военной обстановки мер, а была лишь обусловлена стремлением к бессмысленной мести. По неудачному и трагическому стечению обстоятельств село Велика оказалось самой подходящей целью для командира «Skanderbeg», жители которой расплатились своими жизнями за провал операции «Draufgänger».
На фото – солдаты дивизии Waffen-SS «Skanderbeg» на привале.
Источник:
Дмитриј Фролов: Под барјаком Скендербега. Албански добровољци на служби у СС трупама (1943–1944). Београд, 2020. (Фролов Дмитрий Алексеевич «Под знаменем Скандербега: албанские добровольцы на службе в войсках СС (1943-1944)». Белград, 2020.)
Война альтруистов. Часть 4.2. Финал
Автор: Евгений Норин.
Читайте ранее:
Успех пришел. Русские вырвались к деревне Шипка, выбив в ближнем бою турок из леса и оседлав дорогу к перевалу. По всей четырехкилометровой линии шел бой, чаша весов колебалась, и кому будет сопутствовать успех дня, было неясно.
В это время не выдержали нервы у Радецкого, который с перевала слышал грохот орудий и винтовок спереди. Он распорядился атаковать центр турецкой позиции на перевале в лоб. Эта атака принесла тяжелые потери: на глубоком снегу наступающие оказались как на ладони для турецких стрелков. Первые две траншеи удалось занять, но дальше тяжелые потери заставили отряд Радецкого остановиться. Перекрестный огонь нанес тяжелые потери наступающим, особенно ранеными. Атака захлебнулась. Словом, на утро 28 декабря дело выглядело еще не решенным, а для отряда Святополк-Мирского приближался момент истины.
Между 10 и 11 часами утра втянувшиеся в бой турецкие войска были атакованы основными силами отряда Скобелева в тыл. Михаил Дмитриевич оставил один батальон болгар прикрывать собственные тылы, выслал на запад кавалерию для разведки, а все прочие силы стянул для атаки. Главным направлением удара Скобелев избрал юго-западный угол лагеря у Шейново: туда он отправил свою немногочисленную артиллерию, и туда же двинул батальоны, вооруженные наиболее совершенными винтовками.
Атака велась с музыкой и знаменами, роты быстро перемещались на снегу. По причине слабости артиллерии, русские вовсю вели огонь из винтовок с коротких перебежек. К двум пополудни турок выбили из нескольких редутов, охватывая Шейново. Колонны русских соединились, когда крупный отряд Скобелева ударил на Шипку с запада. Скобелев постоянно наращивал усилия, вводя свежие батальоны на перспективных участках. Турки сопротивлялись отчаянно. В какой-то момент солдаты залегли, не в силах продвинуться. Командира остановленного батальона сподвиг на продолжение атаки некий барабанщик, обратившийся к нему с нехитрой, но справедливой репликой: «Ваше высокоблагородие, что вы на них смотрите: пойдемте в редут. Пропадать — так по присяге. Тут все равно всех перестреляют.»
Опорные пункты турок атаки с нового направления уже не выдержали. Скобелеву удалось предельно точно рассчитать момент и ударить по туркам там и тогда, где и когда они были слабы — и прежде, чем те нанесут поражение Святополк-Мирскому. Турецкие окопы на перевале оказались в полном окружении, вскоре в отдельный котел попала позиция в Шейново. Русские стали хозяевами положения. Бой закончился, начался расстрел турецких отрядов, запертых в Шейново среди баррикад и завалов. Пощады не просили и не давали. Зайончковский позднее оставил красноречивую ремарку по поводу одного из редутов: «Пленных было мало, потому что сгоряча всех перекололи».
Пленные турки
Бойня, однако, не состоялась. Вессель-паша не стал умирать. Сначала он попытался прорваться из лагеря на юг, но пробивающихся остановили холодной сталью. Началась стихийная сдача в плен. В 15 часов турки окончательно выбросили белый флаг. Скобелев потребовал, чтобы паша распорядился о сдаче защитников Шипкинского перевала, и этот ультиматум Вессель выполнил. 22 тысячи турок сложили оружие.
Радецкий на перевале едва поверил глазам, когда навстречу ему с турецкой стороны вышли Столетов и турецкие парламентеры с белым флагом.
Шейново стало кровопролитной победой: у русских выбыли 5 107 человек убитыми и ранеными против 4 тысяч у турок. Скобелев лишился полутора тысяч подчиненных, у Мирского было 2100 убитых и раненых, 1700 человек выбыло из строя у Радецкого на перевале. Однако масса пленных не только указывала на победителя, но и означала полное уничтожение турецких войск в этом секторе. Ускакать удалось лишь маленькой группе конных черкесов. Путь на Адрианополь был свободен. А эпопея борьбы на Шипкинском перевале завершилась.
Прорыв отрядов Радецкого, Карцова и Гурко за Балканы произвел сильное впечатление не только на Стамбул, но и на западные столицы. Сперва сообщениям с мест даже не верили, но в итоге неожиданный маневр через считавшиеся непроходимыми горы вернул Балканский вопрос на повестку дня. Между тем русские вырвались на оперативный простор, и далее события развивались стремительно.
Василий Верещагин. Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой
Тень Константинополя
Русские армии устремились на Адрианополь. Оказывать сопротивление было почти некому. Турецкие войска в результате серии поражений оказались ослаблены и полностью деморализованы. Турецкое войско несло тяжелые потери дезертирами. Последнюю попытку замедлить отход остатки османского войска во главе с Сулейманом-пашой предприняли в начале января у Филиппополя (Пловдив). Догнавший турок Гурко был счастлив: противник прекратил попытки ускользнуть. Планы Гурко вполне естественны: выбросить вперед колонны Криденера и Вельяминова, отсечь Сулейману путь к отступлению и уничтожить остатки турецкой армии.
Скорость движения русских войск сама по себе срывала все попытки турок остановиться и организовать сопротивление. Русские повисли на плечах отступающих. Отход означал тяжелые потери сам по себе. Раненых и больных бросали на милость победителей, пушки, которые не могли утащить, отправлялись в кюветы.
2 января русские вступили в соприкосновение с турками. Однако колонны, назначенные на перехват, подходили медленно, так что Сулейману удалось увести значительную часть сил. О том, насколько слабым было желание турок сражаться, говорит один факт: сам Филиппополь занял эскадрон лейб-драгун капитана Бураго численностью в 63 человека. Бураго отобрал две пушки, перебил и переловил отставших и взял город при нулевых собственных потерях. Памятник капитану в Пловдиве можно видеть и в наши дни.
В последующие несколько дней Сулейман с большим искусством бежал. Ловля его армии оказалась неожиданно трудным делом из-за рассогласованности действий русских отрядов. В какой-то момент часть арьергарда удалось перехватить небольшой колонне генерала Краснова (Кексгольмский и Литовский полки). Загонщики расстреляли неимоверное количество патронов, но догнать основные силы турок опять не получилось. В итоге Сулейман-паша бежал, оставив 5 тысяч убитых и пленных.
Бои под Пловдивом производят смешанное впечатление. Окончательно обнулить военную мощь турецкой армии так и не удалось, но армия Сулеймана разрушалась сама по себе из-за необходимости быстро отступать многие недели. Пушки бросались в кюветах, солдаты разбегались по домам. Трудно даже говорить именно о сражении под Филиппополем, поскольку сопротивление оказывалось эпизодически, и битва почти исчерпывалась попытками турок убежать и отловом тех, кто бежал недостаточно быстро. Действительный ущерб турок от этого преследования оказался куда значительнее заявленного по прозаической причине: турецкие солдаты, потеряв охоту сражаться, толпами дезертировали. Если 10 или 20 тысяч солдат у Сулейман-паши еще и оставались, их значение как военной силы стало уже ничтожным: армия не имела артиллерии, патронов, а боевой дух находился на нулевой отметке.
2 января небольшой отряд драгун занял станцию Семенли, прервав остаткам войск Сулеймана путь на Адрианополь. 8 числа Скобелев въехал в Адрианополь, чествуемый восторженными христианами. Сопротивления почти никто не оказывал. Трудности представляло главным образом бегство злополучного турецкого населения. Толпы людей спасались от реальной или предполагаемой ярости греков и болгар, мечети сносились. Болгарию покинули несколько сот тысяч турок.
Болгарский доброволец с пленным турком
Как бы то ни было, русские находились в шаге от реализации главной цели последних веков — овладения проливами. Теоретически между Адрианополем и Стамбулом более двухсот километров, на практике султан не имел войск, которые могли бы хотя бы задержать движение русских.
Очевидец марша записал:
«К утру мы подошли к местечку Сан-Стефано и стали фронтом к Царьграду, из-за которого восходило солнце; до города было около десяти верст. Вскоре к нам приехал верхом Главнокомандующий, сердечно благодарил войска за службу и сам, взволнованный видом Константинополя, с особым чувством сказал: «Ребята, видите вы этот город; ведь это Царьград!»»
Журавль в небе, полсиницы в руке
Прорыв почти к стенам Константинополя вызвал шок. Перед турками замаячила реальная угроза потери столицы. К русским спешно отправили уполномоченных для заключения перемирия. Александр II велел не торопиться. Каждый день улучшал позиции русских на переговорах и ухудшал положение турок. Русские выдвинули такие предварительные условия, что поначалу турки отказались их признать. Эти условия выглядели просто убойными, и в частности содержали требования автономии Болгарии и Боснии, полную независимость Черногории, Сербии и Румынии, а также приращение территории России.
Уполномоченный султана Намык-паша заявил, что самостоятельная Болгария означает гибель Турции. Представлявший Россию Великий князь Николай Николаевич пожал плечами и пообещал продолжать боевые действия, пока Турция не даст положительного ответа. На психологическое состояние турецких посланников сильно влияло резкое смещение фронта: 14 января им пришлось ехать за русской ставкой уже в Адрианополь.
В это время авангарды Скобелева проникли к Люле-Бургасу.
Николай Николаевич
В возможности взять Константинополь на штык не сомневался никто. Широко известна эскапада Верещагина, ворвавшегося к Николаю Николаевичу и воскликнувшего: «Оборвите телеграфные проволоки, поручите это мне — я их все порву, немыслимо заключать мир иначе, как в Константинополе!»
Однако в этот момент военные соображения начали оттесняться на второй план политическими.
23 января в Лондоне премьер-министр Дизраэли добился отправки в проливы британского флота. Правда, британские возможности серьезно ограничивало отсутствие союзников на континенте. В Австро-Венгрии не испытывали особого желания принимать на себя удары в случае повторения Крымской войны. К тому же австрийцы не имели уверенности в том, что Италия в случае чего сохранит нейтралитет. Биться на два фронта в Вене вовсе не желали. Однако император Франц-Иосиф намеревался извлечь все выгоды из ситуации.
Заключение перемирия приостановило прорыв к Константинополю. Постфактум решение не брать город выглядит большой ошибкой. Пара присутствовавших английских броненосцев, конечно, не остановила бы русских на подходах к городу, а у турок и вовсе никаких сил не было. В дальнейшем такой ценный пункт в наших руках мог серьезно повлиять на ход переговоров. Момент, однако, упустили.
Между тем 13 февраля в Мраморное море вошла британская эскадра из семи броненосцев. В это время русская Главная квартира находилась уже в Сан-Стефано, то есть в считаных километрах от Стамбула. Именно там начались переговоры по поводу условий мира.
Русскую делегацию возглавил граф Петр Игнатьев, бывший посол в Константинополе, а на время войны — член императорской свиты. Он ничуть не собирался смягчать условия мира, и выставил туркам условия, соразмерные масштабам катастрофы, которую потерпела Порта.
Турция уступала России Ардаган, Карс, Батум и Баязет в Азии, в Европе к Румынии отходили дельта Дуная и Добруджа, России доставалась южная Бессарабия. Болгария становилась автономным княжеством, причем получала выход к Эгейскому морю. Эта страна вообще превращалась в маленькую балканскую сверхдержаву: болгарские владения простирались аж до Албании, включая современную Македонию и часть нынешней северной Греции. Босния, Герцеговина, Албания и Эпир получали автономию, Черногория, Сербия и Румыния официально приобретали полную независимость, кроме того, Черногория расширялась почти до границы с Сербией и территориально вырастала более чем вдвое. Сербия также прирастала территориально, получая Ниш.
При взгляде на карту Болгарии по Сан-Стефанскому миру может показаться, что Россия создавала себе задел для перехвата контроля над Босфором. Однако именно для отведения таких подозрений Игнатьев не включил в список требований основные порты на Средиземном море. Как ни странно, Россия руководствовалась в первую очередь этнографическими соображениями. Всех болгар собирали в Болгарии.
Поразительно, но довольно многих в балканских государствах этот договор не устроил. Можно понять греков, у которых имелись трения с болгарами по поводу принадлежности некоторых территорий, но гораздо труднее понять, например, болгарских радикалов, требовавших заодно Адрианополя. Признаем, что на Балканах переплетается такое количество национальных проектов, что согласовать их все миром не существовало — и не существует — возможности.
Наконец, Турция обязалась выплатить России контрибуцию, которая по большей части, впрочем, считалась уплаченной натурой — передаваемыми землями.
Турция подчинилась, поскольку не могла обороняться. Русский успех объяснялся в огромной степени стремительностью удара. Мировое общественное мнение просто не успевало реагировать на происходящее, а туркам скорость наступления не позволяла создать хотя бы какой-то оборонительный рубеж. Однако реакция держав не замедлила последовать. Почти сразу под давлением западных стран, в первую очередь Британии, Россия признала договор в Сан-Стефано предварительным и согласилась пересмотреть его условия на международной конференции. Она началась в Берлине 13 июня. После феноменальных успехов начала 1878 года ее результаты оказались ледяным душем.
Надо признать, что Россия довольно вяло защищала свои интересы на Берлинской конференции. Еще до ее начала с Британией заключили соглашение, ограничившее размеры Болгарии Балканским хребтом. Одновременно англичане снеслись со Стамбулом и дали туркам гарантии поддержки. С Веной Лондон договорился о согласовании позиции по вопросу о границах Болгарии, причем за это британцы получили право оккупации Кипра.
Надо признать, отечественная дипломатия не показала лучших качеств. Пока англичане сколачивали антирусскую коалицию, с нашей стороны не удалось заключить никаких сделок, улучшающих позиции на будущих переговорах.
Нельзя сказать, что русские совсем ничего не могли противопоставить англичанам. В отличие от Крымской войны, мы могли попробовать угрожать Индии: Туркестан-то теперь был в наших руках. Однако достаточной оперативности и решительности в этом направлении не продемонстрировали, хотя в Афганистан выезжал герой Шипки генерал Столетов. В результате интриги и контринтриги в Средней Азии выродились в отдельный сюжет, не связанный с политикой Петербурга в целом.
Тем временем в Берлине шли переговоры. Бисмарк занял позицию честного маклера и, само собой, тоже не оказывал никакой поддержки России — да, собственно, ему и не пытались ничего предложить. С другой стороны, вмешиваться в балканские дела на стороне противников России Бисмарк также не собирался, положив конец дискуссиям знаменитой фразой: «Я не сторонник активного участия Германии в этих делах, поскольку не усматриваю для Германии интереса, который стоил бы костей хотя бы одного померанского гренадера». Так что говорить и об антироссийском настрое канцлера не приходится.
К сожалению, Россия не смогла предложить ничего также и другим участникам конгресса. Вообще, дипломатические маневры не отличались изяществом. Еще до конгресса канцлер Горчаков сообщил, что Россия не будет занимать Константинополь и полуостров Галлиполи.
Затем рухнули надежды на успешный сговор с Австро-Венгрией. Вена действительно потребовала за поддержку многого. Оккупация Боснии и Герцеговины, переход Сербии и Черногории в сферу влияния Австрии, занятие Ново-Базарского санджака (между Сербией и Черногорией). Однако на сдачу Сербии и Черногории в обмен на помощь по другим вопросам Россия не пошла.
Между тем Британия продолжала угрожать открытием боевых действий. Вопрос, насколько она была готова выполнить свои угрозы. Нет уверенности, что англичане решились бы на войну в одиночестве, а кроме них никто, в действительности, и не хотел воевать. С другой стороны, в России избегали даже тени новой войны. Министерства иностранных дел и финансов возражали против продолжения боевых действий категорически. В результате итоговый Берлинский трактат сильно смазал впечатление от блестяще завершенной войны. Баязет остался за турками, рост Черногории и Сербии серьезно ограничивался. Сильнее всего пострадал проект великой Болгарии, которой касалась треть пунктов Берлинского договора. Болгария делилась на собственно Болгарию со столицей в Софии — к северу от Балкан, и Восточную Румелию (столица в Филиппополе) — турецкую автономную провинцию с губернатором-христианином. Македонию просто вернули Турции. Через несколько лет, впрочем, Румелия воссоединилась с Болгарией в результате бескровного переворота.
Берлинский конгресс
Берлинский трактат рассматривается — и справедливо — как поражение российской дипломатии. Действительная степень риска для России в случае большей настойчивости — предмет дискуссионный. Однако заметим, что реальная жизнь не Europa IV, и в случае срыва переговоров Александр II и Горчаков не могли перезагрузиться. Давление на Россию оказывалось со всех сторон, а Александр изначально не испытывал восторга от втягивания страны в конфликт и хотел избежать какой бы то ни было эскалации. Постфактум уступка нажиму со стороны западных держав выглядит ошибочной. Однако не ошибиться было затруднительно. Русские не могли знать, только догадываться, насколько в действительности слаба позиция Австрии. А вот о своих проблемах Александр знал прекрасно. Военные расходы России составляли более 480 миллионов рублей, и позволить себе продолжение войны в любом виде наша империя не могла. Заметим, что Сан-Стефанский договор включал все требования, какие русские сочли нужным предъявить. Позднее, чувствуя за спиной поддержку других держав, турки, разумеется, сумели выговорить смягчение условий.
Перекройка карты Балкан по Сан-Стефанскому миру
Однако поражает и даже, осмелимся сказать, разочаровывает бессребреничество нашей внешней политики. Даже в случае полной реализации Сан-Стефанского договора за кадром оставалась выгода самой России. Мы видим трогательную, без иронии, заботу о нуждах христианских народов Османской империи. Однако в том, что касается интересов собственно России, требования оказались минимальными. В конце концов, нельзя же всерьез утверждать, что реки крови под Плевной, Шипкой и Софией лились только ради Ардагана и Бессарабии! Конечной целью русской внешней политики были Босфор и Дарданеллы. И в момент, когда цель, к которой шли, без преувеличения, столетиями, была так близко, не хватило решимости и здорового эгоизма, чтобы хотя бы озвучить требования о гарантии русских интересов на Средиземном море. Первая ошибка была, пожалуй, сделана, когда русские отказались от взятия Константинополя. Реальной возможности повлиять на происходящее не имел даже британский флот. А торговаться об условиях мира из Сан-Стефано не то же, что разговаривать о них, подняв триколор над Айя-Софией. Однако за главный приз для себя русские даже не стали бороться. Перед Россией стояли два основных варианта: либо драться за реализацию собственных интересов в ущерб интересам младших союзников, либо выбрать более моральную, но менее выигрышную позицию, и бороться именно за интересы союзников в ущерб себе. С прагматической точки зрения, Балканы, Карс, Ардаган, Бессарабия, Добруджа могли расцениваться только как разменная монета для разрешения главного вопроса — о проливах. Россия сделала выбор в пользу моральных соображений. Решить вопрос проливов не попытались. А желание приблизиться к решению этой проблемы хотя бы через союзную Болгарию не оправдались ввиду сильного урезания последней, и интересы союзников России удалось реализовать также не до конца.
Австро-Венгрия получила право оккупации Боснии и Герцеговины. Это приобретение таило больше проблем, чем выгод, но в Вене этого знать пока не могли. Греция позднее получила значительные приращения за счет Фессалии и Эпира. Как видим, из Берлинской конференции кое-кто извлек выгоду, даже не участвуя в войне. Правда, эти приобретения куда меньше, чем те, на которые рассчитывал Франц-Иосиф во время переговоров с русскими. Нежелание пойти на компромисс в итоге ограничило выигрыш и Вены, и Петербурга — в пользу Лондона. И, увы, здесь нашей дипломатии не хватило ни крепости нервов, ни заботы о собственной пользе.
Между тем даже усеченная победа означала серьезную неудачу Порты и крупный успех России. Для нашей страны конгломерат православных и большей частью славянских государств на Балканах в любом случае был выгоднее, чем монолитная и априори враждебная Османская империя. Ну а могуществу турок на Балканах пришел конец.
Впрочем, турецкая пресса знала, как сообщить подданным султана о неудаче. В Смирне, например, вышла статья следующего содержания:
«Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк Его. Тени Бога благоугодно было даровать русским мир. Правоверным известно, что проклятые иконопоклонники возмутились, отказались платить дань, взялись за оружие и выступили против повелителя правоверных, вооружившись дьявольскими ухищрениями новейшего времени. Хвала Богу. Правда восторжествовала. Наш милостивый и победоносный государь на этот раз совершенно один вышел из борьбы победителем неверных собак. В своей неимоверной благости и милосердии он согласился даровать нечистым собакам мир, о котором они униженно просили его. Ныне, правоверные, вселенная опять будет управляться из Стамбула. Брат повелителя русских имеет немедленно явиться с большою свитою в Стамбул и в прах и в пепел, в лице всего мира, просить прощения и принести раскаяние. При этом имеет быть уплачена обычная числящаяся за ними дань, после чего повелитель правоверных в своей неистощимой милости и долготерпении вновь утвердит повелителя русских в его должности вассального наместника его страны. Но дабы отвратить возможность нового возмущения и сопротивления, султан, в качестве верховного повелителя земли, повелел, чтобы 50 тыс. русских остались в виде заложников в Болгарии. Остальные неверные собаки могут возвратиться в свое отечество, но лишь после того, как они пройдут в глубочайшем благоговении через Стамбул или близ него.»
Когда смолкли пушки
В военном смысле война 1877/78 годов дала огромный материал для изучения. Русская армия продемонстрировала удивительный контраст боевых качеств. С одной стороны, развертывание армии, своевременное усиление войск на театре боевых действий подкреплениями — все эти мероприятия проводились на хорошем уровне. Командиры среднего звена действовали зачастую просто-таки блестяще. Тактическая импровизация генералов поля боя регулярно оказывалась главным фактором, влиявшим на события. Гурко, Столетов, Скобелев, Лазарев, Тергукасов, Драгомиров действовали быстро, разумно, дерзко и, в конечном счете, эффективно. Боевые качества пехоты традиционно находились на высоком уровне и позволяли решаться на операции, которые с другими солдатами были бы чистой авантюрой — самый яркий пример здесь, конечно, прорыв через Балканы.
При этом операции вокруг Плевны оставляют ощущение какого-то помрачения рассудка. Город не блокировали сразу. Даже не рассматривалась идея оставить Плевну блокированной в тылу и быстро идти к главной цели. Однако даже решение непременно штурмовать Плевну могло бы принести успех, если бы город все-таки взяли. Между тем три штурма последовательно проводились без надлежащей разведки и при катастрофически плохой координации между атакующими колоннами. Вообще, эта война отлично продемонстрировала, как войско индустриального периода может наносить противнику ужасающие потери одним винтовочным огнем, пользуясь лишь полевыми укреплениями. В том, что касается возросшей эффективности винтовочного и орудийного огня, русские имели много поводов для раздумий. Особенно неприятным сюрпризом оказалось превосходство турок по качеству личного стрелкового оружия. Полевые командиры поощряли использование трофеев, в результате чего даже некоторые батальоны и полки к концу войны оказались вооружены отнятыми у турок винтовками лучшего качества. С другой стороны, русские сделали целый ряд шагов к тактике нового времени. Перебежки в рассыпном строю и подавление противника огнем собственных винтовок еще не приняли характера системы, но некоторые операции (скажем, наступление Скобелева на Ловчу) выглядят даже как несколько опережающие время. Вообще признаем, что наиболее компетентные и решительные командиры у русских сосредоточились в среднем звене. Высшее командование демонстрировало в лучшем случае средние качества.
Вообще действия русских имели ярко выраженный маневренный характер. Обход фланга стал любимым приемом, попытки выйти противнику в тыл предпринимались постоянно и при любой возможности. Удивительно, но в войну 1877 года самыми сильными сторонами русской армии стали как раз те качества, в недостатке которых ее обычно упрекают — инициатива и дерзость тактических командиров, способность к импровизации, отсутствие шаблона.
Сильно изменилась в лучшую сторону организация тыловых служб. Особенно разителен контраст с Крымской войной по части военной медицины. Возможность эвакуации раненых по железной дороге, создание дивизионных госпиталей, увеличение числа медперсонала, доля умерших раненых и больных упала втрое. Многие проблемы решали в авральном режиме, часто за счет гражданских поставщиков, однако и в этой области сдвиги были видны невооруженным глазом.
Как бы то ни было, русская армия новой модели реабилитировалась после Крымской войны и достойно выдержала экзамен. Принципы, заложенные Милютиным, прошли обкатку на поле боя.
Более неоднозначными оказались политические итоги войны. Россия, безусловно, получила меньший набор благ, чем тот, на который могла рассчитывать. Ключевые приращения касались славянских клиентов России на Балканах. Для истории и политики Балкан это действительно решающие события. С XIV века Османская империя была сильнейшим государством региона, теперь от ее могущества не оставалось и следа, а христианские государства могли сами решать свою судьбу. Однако для России Сербия, Черногория и Болгария, конечно, стали не самым надежным активом. Новые государства пошли своим путем и не всегда этот путь совпадал с желаемым для России. Наконец, проливы так и остались под чужим контролем. Как выяснилось впоследствии, навсегда.
Не следует, однако, впадать в другую крайность и рассматривать войну 1877/78 как бесполезную для России. Русское общество немало разочаровалось результатами Берлинского конгресса, и уже в наше время он считается безусловным поражением русской дипломатии. Между тем капитуляцией общий итог войны назвать сложно. Победа в войне, безусловно, означала для Российской Империи возвращение в клуб великих держав и лидерство на Балканах. Наконец, с моральной точки зрения России не в чем себя упрекнуть. Война изначально была вызвана реакцией русского общества на жестокость Порты к балканским христианам. С этой точки зрения наша страна добилась ровно того результата, на который рассчитывали изначально: балканские славяне обрели свободу. Телеграмма, посланная главнокомандующим императору по случаю заключения мира, весьма характерна: «Господь сподобил Вас окончить великое, Вами предпринятое святое дело: в день освобождения крестьян Вы освободили христиан из-под ига мусульманского.»
Крестовый поход альтруистов завершился.
Солдаты и офицеры Суздальского полка в конце войны
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_98476
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Война альтруистов. Часть 4.1
Автор: Евгений Норин.
Читайте ранее:
После падения Плевны турки ожидали длительного затишья. В целом подданные султана могли себя поздравить: русские потратили очень много времени и сил на разгром не слишком сильной крепости, а теперь от ключевых центров Оттоманской империи их отделяли зимние Балканы. Казалось, впереди месяцы сидения в окопах. Никто не ожидал того, что произойдет в ближайшие недели.
Их надо сбросить с перевала
Еще осенью, когда доживала последние дни Плевна, в русских штабах возникла идея не ждать весны и взломать турецкие укрепления на Балканах и за Балканами немедленно. Самым воинственным оказался Иосиф Гурко, предлагавший атаковать перевалы еще до падения Плевны. Логика генерала очевидна: пока турки спокойно готовятся к следующему раунду, можно взять их врасплох.
Турецкие планы не отличались сложностью. Ставку османы сделали на пассивную оборону с использованием крепостей и Балканского хребта. Хотя такой подход выглядит малоизящным, это, в сущности, самое разумное. В силу плохого качества логистики и практического отсутствия медицины в турецкой армии маневренные действия представляли огромную проблему. Во время переходов армии ужасно снабжались и несли тяжелые потери больными и умершими от небоевых причин. Еще одной проблемой турецких войск была архаичная командная структура. С одной стороны, наверху громоздились многочисленные командные инстанции с дублирующими органами управления. С другой — дивизий и корпусов как таковых не существовало, и таборы-батальоны почти всегда действовали в составе временных объединений. В результате управление войсками в поле, во время маневров, легко терялось. Напротив, в стационарной позиции проявлялись сильные качества турецкого солдата: стойкость и выносливость. К тому же в силу сложившейся специфики местного военного образования лучше всего было поставлено обучение офицеров основам фортификации и инженерного дела. Легко заметить, что наибольшие успехи турки продемонстрировали, когда от них требовалось упорно обороняться в полевых укреплениях. Плевна и Дубняк умыли русских кровью, Карс защищался долго и отчаянно. Теперь у турок в распоряжении находился горный хребет. Штурм этого хребта мог стоить дорого.
План зимней кампании в общих чертах не отличался особой затейливостью. Русские собирались перевалить Балканский хребет тремя группировками. Западнее всех действовал отряд Гурко. Название «отряд» не должно вводить в заблуждение: это была армия силой более 43 тысяч солдат. От Гурко ожидали преодоления перевала Араб-Конак, броска на Софию и дальнейшего поворота под прямым углом на юго-восток, к Филиппополю. Отряд Карцова (самый слабый, только 6 тысяч человек) преодолевал хребет у Траяна, отряд Радецкого (48 тысяч человек) — восточнее всех, через Шипку и Шейново. Некая изюминка плана состояла в том, что первым в движение приходил Гурко. Турецкие войска, отправлявшиеся сражаться с ним, подставляли фланг, тыл и могли быть легко отрезаны от Константинополя, прочих турецких войск и снабжения. При этом русские оставляли сильный заслон на восточном фланге в нижнем течении Дуная, но на ударном западном направлении приобрели после взятия Плевны более чем двойное преимущество над неприятелем в людях.
Колеса военного механизма закрутились. 3 ноября отряд Гурко вышел в путь. Пятью днями ранее к перевалам отправились лейб-драгуны для рекогносцировки.
Если на Шипке русские войска находились на самих перевалах, то Гурко предстояло еще сначала захватить исходные позиции для наступления. Кроме того, Гурко располагал некими смутными сведениями о полевой армии, готовящейся идти на выручку Плевне. Следовало учитывать эту опасность, но сведения о новой армии турок только подстегивали Иосифа Владимировича: тем более надо упредить противника. Разведка преувеличила силы турок. Русские предполагали в районе Софии столкнуться с формирующейся 60-тысячной армией. Однако атака врасплох позволяла застать османов еще не организованными в должной степени.
Первой целью атаки становилась турецкая позиция на софийском шоссе и городки Этрополь и Орхание. Еще прежде основных сил к Этрополю отправилась усиленная разведка: лейб-драгуны, части псковской пехоты, легкая артиллерия и казаки.
Арена столкновения представляла собой живописные места. В предгорьях открывался, по словам наблюдателя, грандиозный вид на пики главного Балканского хребта, дороги уже схватывало морозом, но солнце еще освещало ярким светом поля будущих сражений. Впрочем, Гурко имел специфический интерес к этим завораживающим пейзажам. Командующий отрядом лично проинспектировал направление главного удара и решил, что штурмовать араб-конакские позиции турок в лоб не имеет смысла. Засевшие в полевых укреплениях, османы легко могли оставить командующего без армии. Поэтому он решил использовать для обхода небольшой Чурьякский перевал. По условиям местности это была куда более сложная задача, зато существовала возможность свернуть туркам фланг, быстро занять Софию и эффективнее взаимодействовать с сербами.
Для первого удара избрали дорогу между Этрополем и Орхание. Гурко исходил из принципа, сформулированного буквально: «турки боятся обходов». В качестве командира ударной группы, охватывавшей турецкие линии, он выбрал генерала Рауха.
Оттон Раух
Оттон Егорович Раух был в качестве боевого командира продуктом идущей войны. Он не попал на Крымскую кампанию, поскольку окончил военную академию только в 1855 году и позднее служил на штабных и административных должностях. Однако отлично проявил себя во время операций на Дунае, при Горном Дубняке и во время осады Плевны. За бои южнее Шипки получил Георгиевский крест.
Так что Гурко мог со спокойной душой послать новоиспеченного георгиевского кавалера на опасное и сложное задание: Раух находился безусловно на своем месте.
Заслон перед Араб-Конаком развлекал турок орудийной и ружейной перестрелкой. Русские не пытались решительным ударом сбросить турок с перевала и только вели огонь издалека. Потери с обеих сторон были минимальными. Гораздо труднее была задача обходных колонн.
От местных жителей узнали, что продолжая движение, отряд выскочит точно на турецкие укрепления. Обходной путь быстро отыскался, однако и там пришлось столкнуться с турецкими заслонами. Авангарды русских вели перестрелку в дубовом лесу, постоянно охватывая позиции османов. Ландшафт откровенно не радовал простотой. Дорога петляла между оврагов и ущелий, повсюду торчали каменные глыбы, а при попытке протащить повозку или пушку постоянно приходилось удерживать ее от падения в пропасть. Остановиться долгое время было негде, и если люди еще могли заставить себя идти вперед, то лошади находились на последнем издыхании. Бивак Раух разбил на хребте, воспретив разжигание огня.
Бои не всегда были кровопролитными, но всегда требовали крайнего напряжения сил. На одном из участков преображенцы захватили небольшое турецкое укрепление, для чего пришлось со всех ног бежать по склону. Русские ухитрились вскочить в укрепление прежде, чем разбуженные своим часовым турки сумели вбежать туда. Когда редут взяли, перестреляв и переколов сопротивлявшихся, обнаружилось, что гвардейцы не могут подать сигнала. От натуги за время перебежки и боя никто как следует не мог дунуть в сигнальный рожок.
Наутро наступление продолжилось. Уже 11 ноября Раух мог поздравить себя. Благодаря грамотной организации марша и непрерывным охватам противостоящего противника колонна при минимальных потерях (двое убитых, два десятка раненых) прорвалась туркам в тыл, разъединив войска оттоманов в своем секторе. Еще несколько колонн с более или менее упорными боями продвигались по соседству, а главное — оттягивали на себя силы турок. В линии оттоманов зияла дыра, и в ближайшие дни она только расширялась. Турки обнаружили прорыв и пытались контратаковать, но время уже было безнадежно упущено. Русские колонны втягивались на новые позиции, которые тут же обрастали батареями и полевыми укреплениями. Смысл маневров состоял в охвате Этрополя с запада. Следует признать очень искусно проведенной эту операцию: несколько колонн действовали независимо на незнакомой местности и успешно работали на общий замысел. Этрополь взяли после короткого боя, причем охват заставил турок покинуть его быстро и почти без сопротивления. Успех оказался неожиданным даже для русских: приказ штурмовать Этрополь взявшие его отряды получили, уже будучи внутри городка.
На карте продвижение русских могло показаться медленным, однако у турок оно не могло не вызывать опасений. Тем не менее турецкие контрмеры все время запаздывали. Контратаки велись скорее отчаянно, чем умело, и всегда отбивались.
Однако авангарды отряда Гурко также оказались в сложном положении. Снабжение через узкие крутые перевалы было крайне затруднительным, передовые части нуждались во всем, начиная с боеприпасов и заканчивая обувью. Турки же начали стягивать к месту наметившегося прорыва резервы, так что огульное наступление грозило катастрофой. Наступающие взяли паузу, чтобы несколько подтянуть тылы и обезопасить фланги.
Сидение напротив турок не было, конечно, мирным. Александр Редигер, будущий военный министр России, а тогда офицер гвардии, писал:
«Стоянка на Балканах была неприятная: холодно, туман или дождь. Стояли мы в густом буковом лесу на горе Шандорник, имея перед собой турецкий форт Илдиз-табие на острой вершине вроде сахарной головы. По этой вершине изредка стреляли несколько батарей, которые удалось втащить наверх, где их поставили на местах, откуда открывался вид на противника: сначала вдали поставили на горке два или четыре орудия, затем, поближе, две батареи. Противник отвечал нам из горных орудий. В день полкового праздника, 21 ноября, группа семеновских офицеров (брат, я, Шульман и другие) сидела вместе, когда горная граната ударила среди нас; она зарылась в землю и при разрыве засыпала нас землей и листьями, не причинив никому вреда; осколок ее я храню на память.»
Ближайшие недели отряд Гурко провел в несколько подвешенном состоянии. План Гурко двигаться на Софию без остановок забуксовал. Балканы предстояло перепрыгнуть в два приема.
28 ноября произошло одно из важнейших событий всей войны: падение Плевны. Гирю наконец-то сбросили с ног, а Гурко получил приказ возобновить наступление и проникнуть в окрестности Софии через главный хребет.
Поскольку предстояло лезть в горы, русские уменьшили артбатареи, оставив лишь лучших лошадей. Обозы оставили в тылу, кроме санитарных повозок. Решение более чем разумное: предстояло карабкаться под углом иногда в 45 градусов. Пушки и снаряды волокли в гору на руках. К каждому орудию выделялась рота стрелков: половина тащила на себе пушку и снаряды, другая — винтовки и боеприпасы к ним. Специально выделенные команды делали насечки на льду и камнях. Немногочисленные животные отряда тащили вьюки. Ночевать приходилось прямо среди скал.
Подъем орудия в гору
На пути главной колонны, прорывавшейся через Чурьякский перевал, дороги не было вообще. Ее устраивали гвардейцы Преображенского полка и лейб-саперы. Необычно представлять блестящую лейб-гвардию, которая в грязи и снегу выкапывала и выдалбливала тракт для обозов и артиллерии, но она это делала, и с 9 по 13 декабря тропа появилась. Постоянная смена оттепелей и заморозков, когда дождь оборачивался морозом, мучила строителей и сильно ухудшила качество проложенной «магистрали». Всего шестиверстная дорога преодолевалась 15 часов: солдаты едва могли перемещаться вперед и вверх по льду с орудиями и собственным снаряжением на руках. Еще худшими мучениями обернулся спуск с перевала в долину. Воспроизвести известную картину, посвященную Суворову в Альпах, и съехать на собственном заду солдаты не могли: слишком много пушек и снарядов к ним предстояло спустить. В качестве опорных точек служили камни и пни: к ним привязывали орудия и перемещали на канатах от валуна до валуна.
От усталости и холода некоторые бойцы едва шевелились и соображали. Александр Редигер вспоминал:
«Штаб залез в овчарню (крыша, поставленная на земле), в которой развели огонь; мы напились чаю и легли спать с седлами под головами, но очень скоро проснулись от холода и двинулись дальше. На следующий день мы добрались до Чурьякского перевала, где развели костер и стали ждать подхода остальной колонны. Помню мою радость, когда я увидел моего денщика Федорицына, подходившего с моим вьюком! Мокрые сапоги были сняты, и ноги закутаны в одеяло. Но вскоре Раух меня позвал с собою, идти навстречу колонне и подбадривать ее. Пошли вниз, а затем опять пришлось подняться. Ночь провели на перевале, дремля у костра. Утром начался спуск, тоже крутой, но тяжелый только для частей, спускавших орудия. Мы засветло спустились в деревню (Негошево) и проехали еще несколько за нее, осмотреть местность, после чего забрались в избу. После трудного похода и двух почти бессонных ночей я спал как убитый, отказавшись даже от еды. Рано утром меня будят. На мой удивленный вопрос «Почему?» товарищи мне рассказали, что вечером заходил Раух и приказал мне утром провести л.-гв. Первый стрелковый батальон к тому месту, где мы с ним были днем, и что я на это ответил «Слушаюсь». Ничего этого я не помнил, и ответ, очевидно, был дан во сне.»
Другой офицер живописал беды перехода:
«Нам пришлось выступить в проливной дождь, промочивший людей насквозь, по мере подъема в гору дождь сменился ледяной крупой, а на высоте перевала разыгралась страшная метель, продлившаяся всю ночь и следующее утро, при сильном ветре и морозе. Одежда вся замерзла, так что люди очутились в ледяной коре. Теснота и крутизна тропы, проложенной по глубокому снегу, не позволяла движения рядами; колонна из 8 рот растянулась в одиночку на версту и более. Люди зябли, а между тем при всем эшелоне не было ни одного топора, без него невозможно было заготовить дрова, хотя склоны гор покрыты крупным буковым лесом. Поднявшись на оголенный хребет, составляющий водораздел, и продолжая по нему путь, проводники болгары потеряли направление и уже не могли более ориентироваться. При начале спуска обнаружилось, что часть колонны отстала или сбилась с пути. Собрать эшелон не было никакой возможности, при ночной темноте и метели нельзя было различить человека на расстоянии 10 шагов, следы немедленно заметались, а сигналы не действовали, ибо ни рожки, ни барабаны не издавали звука.»
Зато благодаря тщательным мерам маскировки и выбору нетривиального направления удалось долго держать втайне от турок перемещения армии. Тем не менее к 15 декабря скрывать маневр стало невозможно: армия тропами вышла в долину Чурьяка. Гурко приступил к активным действиям. Для начала преображенцы выбили черкесов с небольшого Негошевского перевала. В это время армейская пехота заняла деревни, запиравшие выход из Чурьякской долины, а казаки проникли в долину Софии. События тут же начали развиваться стремительно. Пока основная масса отряда сосредоточивалась у Негошево, казаки потрошили турецкие тылы на шоссе, собирая трофеи и пленных.
Казак с подобранной девочкой-беженкой
В это время через Балканы прорвалась еще одна колонна под началом генерала Вельяминова. Этой колонне также удалось перевалить хребет, несмотря на чудовищный буран. Не всё, однако, прошло гладко. Восточнее третья колонна генерала Дандевиля не смогла преодолеть хребет. Войска потеряли более 800(!) человек обмороженными, в пропастях погибли более 50 солдат, тем не менее пройти не удалось. Это стало серьезной проблемой: контингент за Балканами сильно ослаблялся еще до начала главных боев. Однако Гурко, разумеется, не остановил наступление, обходясь тем, что есть. Вельяминову велели сторожить тыл основных сил напротив Софии, основная же часть прорвавшихся войск энергично расширила плацдарм в сторону Араб-Конака и заняла сам перевал. К счастью, оперативная обстановка уже сама по себе работала на Гурко: турки оказались ошеломлены появлением противника с неожиданного направления, а русские вклинились восточнее Софии в боевые порядки османов и теперь заставляли солдат султана вести контратаки под винтовочным огнем. Попытки турок пробить пробку на дороге атаками из Софии захлебнулись. Гурко тут же воспользовался ослаблением противника и двинул крупные силы на саму Софию с востока. 21 декабря Гурко лично выехал к Софии. Генерал предполагал тяжелое сражение под стенами города: в Софии засело 30 таборов, прибывших из Герцеговины.
Верный себе, Гурко лично провел рекогносцировку и обнаружил, что севернее города укреплений у турок нет. Если бы Иосиф Владимирович действовал так же, как армия под Плевной, София могла бы стать ремейком той навевающей мало оптимизма операции. Однако теперь отряд Вельяминова получил приказ атаковать Софию с уязвимого направления. Вельяминов заночевал севернее Софии…
П. О. Ковалевский. Генерал Гурко на Балканах
…а наутро обнаружил, что ему не с кем воевать. Турки за ночь по огням и перекличке на аванпостах установили, что их обходят и очистили Софию сами. Более того, решение об отходе принималось спонтанно, и в городе остались запасы пороха, муки, снарядов и патронов. Особенно русских впечатлила мечеть, доверху набитая 20 тысячами патронных ящиков. Преследование не удалось организовать. На то имелась уважительная причина: дорога оказалась забита отходящими турецкими лазаретами: в плен попали около 6 500 брошенных османами раненых и больных. Несчастные находились в катастрофическом положении — мертвые и еще живые вповалку, дикая антисанитария, небрежно и давно перевязанные раны. Медицинская служба в течение всей войны была ахиллесовой пятой турецкого войска, и мало кто мог рассчитывать на выздоровление, попав в такой госпиталь. Русским пришлось поручить раненых собственным врачам, как из человеколюбия, так и во избежание эпидемий.
После этого почти нечаянного успеха Гурко получил возможность наступать на восток, для соединения с отрядами Карцова и Радецкого, и на юго-восток, по следам турецких войск к Филиппополю и в перспективе — Адрианополю.
Павел Петрович Карцов
Вялая попытка турок удержаться на промежуточной позиции у Татар-Базарджика окончилась быстро и бесславно, и на ближайшие недели главным содержанием войны для отряда Гурко стали попытки хоть где-то поймать турок и навязать им решительное сражение.
Гурко не единственный преодолевал Балканы. Пока шли бои под Софией, пришли в движение отряды западнее. Карцов аккуратно и эффективно провел свою часть операции. Специфической чертой действий его отряда было активное взаимодействие с местными партизанами. Болгары и македонцы предоставили массу тягловых и вьючных животных, проводников, рабочих и вспомогательных отрядов. Подъем на Траянский перевал шел медленно, со скоростью не более 1–2 км/ч, на ужасающем морозе. Каждое орудие пришлось тянуть при помощи 47 буйволов, саперы работали без передыха. Карцов оказался серьезно ограничен по времени: восточнее, у Шипки, через Балканы прорывался сильный отряд Радецкого, и у Траянского перевала русские должны были как можно скорее перевалить хребет, чтобы отвлечь турок от места более важного удара.
Турецкие позиции удалось обойти при помощи местных проводников. Запиравший дорогу редут взяли на штык неожиданной атакой пешего батальона в тыл. В результате, потеряв чуть более сотни солдат убитыми, ранеными и обмороженными, отряд Карцова преодолел хребет и был готов продолжать наступление. Главным результатом его появления стало оттягивание некоторых турецких сил от Шипки и прикрытие тыла пробиравшихся через перевалы войск Скобелева.
Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой
Скобелев
Радецкий
Наиболее драматичным эпизодом прорыва через Балканы стало сражение в районе Шейново. Николай Радецкий, возглавлявший наступление, категорически не желал атаковать турок в районе Шипкинского перевала в лоб, но и обходной маневр считал рискованным. Потребовалось личное вмешательство Николая Николаевича, чтобы наступление все же состоялось. Русские спланировали марш двумя колоннами. Западнее действовала группа Скобелева, восточнее — отряд Святополк-Мирского. Как обычно, русские уделили огромное внимание приготовлению перехода. Скобелев нагрузил своих бойцов сверхштатными патронами, ограничили выдачу на руки сухарей, заменяя их покупным хлебом.
Обе колонны получили приказ сойтись на деревне Шипка. При этом перед отрядом Святополк-Мирского лежал более длинный путь, и Скобелеву было приказано не торопиться, чтобы колонны явились перед турками одновременно. В итоге, правда, синхронности удара все равно не удалось добиться.
Колонны втянулись на горные тропы. Болгар использовали для расчистки дорог от снега, затем вверх лезла пехота. За исключением погоды, Святополк-Мирскому и Скобелеву мешало мало что, но вот погода трудилась за турецкую армию. Болгарам и русским саперам приходилось проделывать траншеи в снегу, которого намело местами сверх человеческого роста. Там, где снега не было, приходилось карабкаться по обледенелой скале. Часто со склона скатывался, гремя ружьем и шанцевым инструментом, какой-нибудь поскользнувшийся солдат — тот, кто успевал затормозить и отделывался ушибами, мог считать, что ему повезло. Артиллерию волокли, впрягшись подобно бурлакам. Согреться было негде: жечь костры и даже курить запрещалось, чтобы не привлечь внимания турок. Опасение не зряшное: во время перехода русские периодически подвергались обстрелам. Потери от турецкого огня за день составили до 140 человек. Иногда люди оказывались ранены даже без попадания: острые осколки камней, выбитые пулями, наносили солдатам болезненные травмы. Над колоннами стоял густой шум: солдаты ползли в гору, непрерывно бранясь.
Радецкого беспокоило, где находится его сосед справа. Слабость отряда Карцова ставила под угрозу отряд Скобелева: тот мог подвергнуться удару в тыл. Однако вскоре от Карцова пришли обнадеживающие вести: Траян взят, турки отходят. Все было готово к атаке Шипки с двух сторон — по южному склону хребта. Радецкий мог быть условно спокоен за тыл Скобелева.
Турки заранее приготовились к круговой обороне в деревне Шейново южнее Шипки, устроив вокруг редуты. Атака с востока была чревата тяжелыми потерями: местность здесь была ровная, как скатерть. Вдобавок, русским пришлось бы наступать по пояс в снегу.
26 числа отряд Святополк-Мирского спустился с гор. Вероятно, имело смысл дать людям хотя бы краткий отдых, но командир собирался использовать преимущества нечаянного нападения. Уже наступил вечер, и вряд ли можно было надеяться на глубокое продвижение, но каждый сделанный шаг уменьшал дистанцию на следующий день. Русские опрокинули непосредственно противостоящие турецкие таборы, но настоящего преследования не могли вести: наступила ночь, а местность была незнакома. Войска Мирского приобрели плацдарм и остановились на ночлег.
Дмитрий Иванович Святополк-Мирский
Наутро 27 декабря Мирский перешел в наступление по исходному плану. Турки упорно оборонялись в деревнях, кроме того, пространство до Шипки было перекопано ложементами. Быстро сказались все ожидаемые трудности: плотный огонь из редутов прижимал людей к земле. Святополк-Мирский вел успешную, но совершенно лобовую атаку на хорошо устроенную полосу полевых укреплений.
Первую линию русские взяли, но дальше отряды уперлись во вторую линию окопов. Что еще хуже, кончались патроны. Солдаты не могли взять с собой обоз, приходилось обходиться теми боеприпасами, которые они принесли с собой. К тому же исчерпывался провиант. Если с севера на юг колонна прошла с огромными усилиями, то в случае провала наступления оставалось умереть или сдаться: шансов вернуться истощенные солдаты с ранеными на руках не имели. Что самое досадное, продовольственную проблему, казалось бы, решила группа генерала Шнитникова, захватившая село Казанлык с турецкими складами, но Шнитников не имел никаких средств для его доставки другим частям.
Бой длился семь часов подряд. В резерве у Мирского осталось всего два батальона. Люди вели огонь, лежа на снегу. Впереди по-прежнему возвышались курганы, на которых засели турки. Святополк-Мирский внимательно вслушивался в звуки боя на западе, откуда должен был подойти Скобелев. То доносились звуки перестрелки, то повисала гнетущая тишина. На ночь русские остановились на занятых позициях. Командующий колонной находился в самом мрачном расположении духа. На следующий день колонне Святополк-Мирского предстояло либо опрокинуть турок, либо умирать.
Тем временем западнее с гор спускалась правая колонна. Скобелев принял меры облегчить колонну. Особенно он велел присматривать за казаками, которые, по словам Белого генерала, «всегда любят иметь с собою много „курды-мурды“ и неохотно расстаются с нею». Однако марш шел еще медленнее, чем у Мирского. «Пока не обогнали артиллерии, было еще туда-сюда, зато потом потянулась едва заметная дорожка, — писал хорунжий Бородин из 1-го донского полка. — Снег был так глубок, что почти закрывал всадника, а по обеим сторонам дороги зияла бездонная пропасть». Лошадей приходилось буквально тащить вверх, несчастные животные постоянно валились на колени. На противоположной стороне измученные люди и животные собирались медленно.
Скобелев полагал, что Святополк-Мирский может вообще не прийти, и был сильно удивлен, когда со стороны Шейново послышалась стрельба. Мало того, командир болгарского отряда, залезший на гору, к обеду обнаружил, что у Шейново активно перемещаются войска. В первый день колонна Скобелева не участвовала в сражении, чем Михаила Дмитриевича впоследствии много попрекали. Едва ли упреки обоснованы. В недостатке решительности этого командира никогда не могли обвинить, и попытки некоторых авторов уже ХХ века изобразить Скобелева нерешительным воякой, которого нужно подгонять для атаки, выглядят откровенно несправедливо. Заминка объясняется только крайней степенью истощенности войск и низким темпом выхода с перевала. Значительная часть войск к моменту общей атаки так и продолжала брести с севера, так что задержка вполне объяснима. Тем более Скобелев имел всего 6 орудий, и естественно должен был подождать пехоту, чтобы хоть как-то компенсировать нехватку огневой мощи. Атака шатающимися на ветру от истощения малочисленными группами не могла привести ни к чему, кроме избиения. Кроме того, Скобелев еще не имел абсолютной уверенности насчет смысла всех этих перемещений. В районе Шейново могли маневрировать турецкие подкрепления, а стрельба доноситься с хребта. Так что Белый генерал предпочел дождаться, пока подойдут все войска: ничего, похожего на Царицын луг перед ним не находилось.
Собственно, сам командующий колонной дал исчерпывающее объяснение происходящему в докладе Радецкому: «невозможно быть готовым к атаке в полдень, так как главные силы еще не спустились, но если увижу атаку левой колонны, то поддержу, какими бы малыми силами ни располагал, но предпочитаю атаковать позднее».
Однако Скобелев не собирался опаздывать к главным событиям. Он прекрасно понимал: в случае поражения Святополк-Мирского ответственность ляжет на него, а если Святополк-Мирский победит один, Скобелев окажется в двусмысленном положении. Связи между Мирским и Скобелевым не имелось, но сама логика событий открыла возможность для решительного удара. Наутро колонна Святополк-Мирского втянулась в отчаянный бой с наносящими контрудар войсками Вессель-паши. Русские успели закрепиться на отвоеванных в первый день позициях, контратака турок быстро захлебнулась. Сам Святополк-Мирский также поставил своим людям решительные задачи. Несмотря на критическое положение отряда — точнее, именно в силу этого положения — Мирский решил атаковать на пределе сил, чтобы в случае удачи сразу выйти в дамки. Наиболее ответственная задача возлагалась на Шитникова: ворваться в саму деревню Шипка на фланге турок, отсекая войска султана на перевале от отряда у Шейново, и одновременно устанавливая связь с отрядом Скобелева. Атаку поддерживали трофейные турецкие орудия, к которым удалось отыскать несколько десятков снарядов. Наступление облегчалось минимальным расстоянием между сторонами: русские ночевали на дистанции кое-где в 250, а где-то даже в 100 метрах от турецких передовых. С рассвета разгорелся ожесточенный бой. Мирский быстро израсходовал все резервы и мог только надеяться на успех атаки.
Алексей Кившенко. Битва при Шипке-Шейново
Продолжение следует...
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_98476
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Война альтруистов. Часть 3.2
Автор: Евгений Норин.
Читайте ранее:
Вожаки восстания метались по Чечне, не получая помощи. Бунт в Дагестане был подавлен довольно быстро и малой кровью. Даже сравнительно небольшие отряды русских сумели энергично организовать контрмеры, мобильные отряды вторгались в самые дикие ущелья в поисках противника. Надо отметить, что русские вообще на удивление уверенно работали в ущельях. Традиции Кавказской армии времен Барятинского, судя по этим маневрам, еще далеко не были забыты. Благо, на Кавказе действовали многие части, воевавшие в горах десятилетиями. Скажем, участвовавший в операции Тенгинский полк воевал в Чечне еще во времена Лермонтова (который в этом полку и служил). К тому же помощь войскам оказали местные лоялисты, выгонявшие бунтовщиков из аулов. Вдобавок к регулярным войскам и казакам русские на лету сформировали несколько сотен из чеченских, осетинских, ингушских и кумыкских волонтеров. 10 мая началось общее наступление на мятежные районы Юго-Восточной Чечни: из Грозного, Хасавюрта и Анди. Точкой рандеву этих отрядов назначили Беной. В этом походе, что интересно, участвовали перековавшиеся жители Дагестана, которым обещали широкую амнистию в обмен на поимку главарей мятежа. Алибеку, однако, долго удавалось уходить от преследования. Свистунов, полковник Батьянов и терский атаман Смекалов, на чьи плечи легла эта операция, вовсю задействовали для поимки лидера восстания команды добровольцев из некогда мятежных районов. Правда, успех этих поисков был ограничен: далеко не все местные милиционеры выказывали такую храбрость и предприимчивость, какой от них ожидали. Между тем Свистунов и Батьянов отлично понимали, что только энергия и непрерывные успешные действия способны придушить мятеж и не позволить Алибеку мутить народ повсюду. Поэтому погоня продолжалась. Свистунов действовал жестко, даже жестоко: мятежные аулы без разговоров уничтожались вместе с посевами и скотиной. Свистунов, однако, исходил из предположения, что только таким образом можно быстро принудить к покою мятежный край — и в итоге оказался прав. Генерал требовал «…безусловной покорности и отнюдь никаких обещаний не давать, внушать убеждение, что торговаться с нами они не могут и в случае малейшего непослушания теперь же уничтожать хлеба и аулы, а зимой выморить голодом в лесах». Зарево над аулами оказалось слишком мрачным зрелищем для жителей уцелевших поселков. К тому же авторитет Алибека мог бы взлететь на недосягаемую высоту, если бы он сумел разбить хоть один русский батальон, но в этом-то как раз и заключалась главная трудность. Крупные бои начинались по-разному, а заканчивались одинаково: залпы орудий, мюриды, повисшие на штыках, бегство. Мятежникам катастрофически недоставало дисциплины, чтобы противостоять армии. Поэтому стратегия Алибека состояла главным образом в том, чтобы бороться с царской властью где-нибудь, где нет казаков и солдат регулярной армии. Впрочем, и тут смелых повстанцев подстерегала тысяча опасностей. Как-то раз русские пошли на иезуитскую хитрость: приманили мятежников на маленький отряд дагестанских ополченцев, за которыми скрытно шли пехотинцы с пушкой. После того как коварство открылось, многим уже оказалось поздно убегать.
Грузинские волонтеры
Иррегулярные части русских войск
Капитан Вишневский, участвовавший в этой операции, замечал по поводу мятежников:
«Это были лишь нестройные толпы, плохо вооруженные, необученные и недисциплинированные. Единственное достоинство этих сынов природы — способность к малой войне. Восстание проявлялось в разных местах, но у восставших не было согласованности и общего плана действия».
Русские быстро поняли, что лучший способ управиться с партизанами — завести собственных. В этом качестве выступили казачьи отряды. Их тактика с поправкой на технические условия напоминала операции современных войск спецназначения. Скрытное выдвижение в партизанский район, засада на тропе, уничтожение попавшихся мятежных отрядов, быстрое возвращение из рейда. Чеченцы не могли чувствовать себя в безопасности даже в глухих ущельях. В аулах их ждали пехотинцы с пушками, в дикой местности — летучие казачьи отряды в засадах. В горах поселился страх.
Капитан Вишневский описал действия таких отрядов:
«Дни и ночи ходили люди по 2–3 человека сначала по дороге, затем углублялись все более и более в глубь леса. Над всякими чинили свой собственный суд — просто говоря, отправляли на тот свет. Эта партизанская команда навела на окрестных жителей такой страх, что они не осмеливались появляться ближе 6–7 верст от, дороги. Мера была крутая, жестокая, но весьма действенная; кроме того, из этих партизанов вырабатывались надежные проводники, в которых у нас ощущался сильный недостаток».
Войско Алибека распадалось. Целые отряды голосовали ногами и покидали вождя. Алибек вдобавок от отчаяния принялся палить непокорные ему аулы. Ничем кроме полной безнадеги такое решение объяснить невозможно: население только приучалось бояться «лесных братьев». Кое-какие наиболее упорные в мятеже аулы русские переселили на равнину, так что к концу августа хребет восстанию в Чечне был сломан. Алибек с последними четырьмя сотнями сподвижников готовился зимовать в маленьком глухом ауле. Однако двое разведчиков из местных обнаружили лагерь и доложили русским. К Смекалову явился чеченец, желавший купить себе амнистию за счет атамана восстания. Операция, однако, не обещала быть легкой. Шли дожди, предстояло карабкаться по склонам гор. Смекалов и Батьянов разработали дерзкий план захвата своего противника. В предутренних сумерках по скользким тропам под проливным дождем отряды подошли к лагерю с разных сторон. Обнаружив, что его окружают, Алибек бросился в бегство — и напоролся на засаду. Русские сумели незаметно обложить противника сетью позиций, с которых теперь вели расстрел мюридов. Однако главный приз так и не достался им: хотя почти все были убиты или пленены, среди бежавших оказался имам. На этом кампания в Чечне, по сути, завершилась: Алибек бежал в Дагестан. Батьянов добивал лишь мелкие отряды.
Однако пока русские добивали последние очаги сопротивления в Чечне, взорвался Дагестан, казалось бы, надежно замиренный. Поначалу здесь бунтовали только несколько сел, однако в мае поднялся аул Асахо в наиболее дикой южной части этой области. Трехдневный приступ оказался исключительно сложным, попытка устроить коридор для выхода хотя бы женщин и детей увенчалась ответом «Наш дом — наша могила». В селе началась дикая свалка, женщины вели огонь вместе со своими мужьями, однако русские, невзирая на потери, сломили сопротивление и усмирили село, хотя для этого его пришлось спалить почти до основания.
Дагестанцы
В Дагестане восстание развивалось по той же логике, что и в Чечне. Тем более именно туда бежали наиболее упорные мятежники из Ичкерии. В Дагестане чаще бои принимали характер штурма аулов, а не перестрелок в лесах. Эти бои были даже упорнее, чем в Чечне: защитники аулов не ждали пощады и сами не щадили врага, так что битва регулярно перетекала в резню, по итогам которой селение уничтожалось целиком. В конце концов, психологический перелом наступил и здесь. Как и в Чечне, главарей восстания выдали сами дагестанцы. К 20 ноября 1877 года восстание прекратилось. Алибек сдался сам и был доставлен в Грозную. Полевой суд приговорил его и 11 товарищей к повешению. Один из главарей, когда ему объявили приговор, заметил: «Я не удивлюсь тому, что вы меня повесите, ибо если бы мы победили, то я повесил бы московского русского царя». Еще около 300 человек были приговорены к смертной казни в ходе других процессов. Менее значительные участники восстания приступили к производительному труду в Архангельской и Тобольской губерниях. Восстание в Чечне и Дагестане могло оказать значительное влияние на происходящее на полях сражений западнее, но в итоге благодаря быстрой и эффективной реакции армии лишь отвлекло некоторые силы от основной борьбы.
Участники кавказского восстания после оглашения приговора
Вторая попытка
Между тем казалось, что русские усилия на фронте потерпели полное фиаско. За месяцы войны удалось взять Ардаган — и, в общем-то, все. Несмотря на это, Лорис-Меликов не был обескуражен. Командующий попросил подкреплений (он получил лишнюю дивизию), и теперь спокойно их ожидал.
Иван Лазарев
Мухтар-Паша
Однако Мухтар-паша был окрылен. Снятие осады с Карса создало у него превратное впечатление о собственных возможностях. Турки задумали масштабное контрнаступление против Эриванского отряда и главных сил русских. Однако из этой затеи вышел пшик. Турки с определенным трудом добились небольших местных успехов и не решились развивать наступление ввиду серьезных потерь. До конца сентября ничего значительного на Кавказском фронте не происходило. Упоминания достойно лишь вытеснение турецких десантов с черноморского побережья. Однако осенью Меликов получил подкрепление, и теперь располагал 56 тысячами солдат против 38 тысяч турок, так что русские могли действовать уверенно. Основные силы турок укрепились на Аладжинской позиции — цепи высот в 30 км восточнее Карса. Поскольку Карс представлял собой крупнейшую крепость в этом районе, русские сосредоточились на его захвате, однако для этого турок нужно было для начала побить в поле. Сказано — сделано. 19 сентября началась Аладжинская битва. Первоначальный план состоял в отсечении защитников высот от Карса и недопущении их отхода в крепость. Однако на сложной местности атакующие колонны действовали несогласованно, и в итоге турок поначалу просто потеснили. Отряд, посланный в обход турок, оказался слишком слаб для возложенной на него задачи решительного удара в тыл и попал в окружение, откуда с трудом выбрался. Однако русские учли ошибку первого дня, и на второй повторили тот же прием, но лучше организовали бой. Интересно, что несмотря на глубокий обходной маневр колонны генерала Лазарева и сложную местность, ушедший в охват отряд протянул с собой линию полевого телеграфа. Мухтар не счел отряд в своем тылу серьезной проблемой и направил против него последовательно 15 батальонов. Однако турецкий отряд, отправленный против обходной колонны, попал под очень резкий удар хорошо взаимодействовавших пехоты и конницы. Русские прежде неприятеля заняли удобные позиции и застали турок на марше. Отряд Лазарева обосновался в тылу у турок. Мухтар понял, что угроза нарастает, однако отступление уже представляло для него серьезные трудности. Русские атакой в лоб сбросили турок с командных высот, а позиции, на которые нацелились главные силы армии, уже оказались захвачены обходным отрядом. Мухтар-паша ускакал в Карс, а его войска отходили уже самостоятельно, в меру способностей отдельных командиров организовать отступление. Поскольку турки оказались зажаты меж двух огней, отступление быстро переросло в бегство. Толпы людей бежали под обстрелом со всех сторон. Несколько продолжавших сопротивление укрепленных позиций были безыскусно разбиты правильным боем. К вечеру всяк на турецкой стороне спасал свою жизнь, как мог. За час до полуночи генералы, сохранившие управление хотя бы остатками частей, организованно сдали своих людей.
Аладжинское сражение. Нижегородские драгуны преследуют турок
22 из 38 тысяч солдат на турецкой стороне выбыли из строя, из них 8 тысяч, включая семерых пашей, попали в плен (у русских выбыло около 1300 человек). Вся артиллерия была взята. Так что можно смело говорить о решительной победе. Кавказская армия опять продемонстрировала способность к тактической импровизации и умение на ходу исправлять ошибки, а битву, несмотря на численное превосходство, выиграли не банальным накатом превосходящих сил, а изящным обходным движением. Собственно, именно маневр Лазарева в тыл туркам сделал поражение оттоманов настолько жестоким. Имея у себя в тылу целый корпус, турецкие войска по большей части не могли даже убежать.
Увы, Лорис-Меликов все же не был Суворовым. Ему, в общем и целом хорошему командиру (в конце концов, сумел же он воплотить в жизнь сам по себе Аладжинский погром!), недоставало дерзости и энергии. Поэтому русские не воспользовались моментом паники, охватившей турок на подходах к Карсу, и короткая заминка позволила противнику укрепиться в городе. Тем не менее Карс блокировали, а передовой отряд Геймана устремился к Эрзеруму, не позволяя туркам собрать силы для контрудара. Мухтар-паша с оставшимися у него полевыми войсками и резервами пытался заградить русским путь на хребте Деве-Бойну. Однако пассивная оборона на фронте длиной в 20 с лишним километров привела к тому, что русские в привычном стиле послали турок в нокаут: на левом фланге османской армии удалось нащупать слабое место. В прорыв вошел Эриванский полк (один из старейших и самых прославленных в русской армии) и начал охватывать фланг главной турецкой позиции. Мухтар бежал в Эрзерум.
Однако попытка ворваться в Эрзерум, предпринятая вскоре, не удалась. Преследование бегущих турок опять не было решительно организовано, и русским пришлось зазимовать вокруг Эрзерума в тяжелейших условиях. Во время суровой зимы умер и сам Гейман.
Тем часом в тылу у осадного корпуса под Эрзерумом шла осада Карса.
Осада Карса
Карс в 1877 году был, конечно, не самой современной крепостью, однако природные условия и усилия людей позволяли рассчитывать на нее как на крепкий орешек. Город защищала, кроме самой крепости, сеть полевых укреплений в окрестностях. Между тем русские переоценили храбрость и организованность гарнизона. В первые пару дней после Аладжинской победы брать Карс можно было голыми руками. Солдаты разбежались по домам. Возглавивший оборону Карса Гусейн-паша с трудом сумел выгнать свое войско на позиции. Однако в городе имелся многочисленный гарнизон, доходивший до 18 тысяч человек. После того как за несколько дней Гусейн сумел навести порядок, они стали серьезной силой.
Для блокады и впоследствии штурма Карса выделили специальный отряд под командованием Лазарева — 28 тысяч солдат.
Поскольку этот генерал сыграл огромную роль в финальных боях на Кавказе, следует присмотреться к нему поближе. Иван Давидович Лазарев родился в Шуше и присутствовал при боевых действиях с самого нежного возраста. В пять лет он побывал в осаде у персов вместе с дедом. Как и множество других командиров русской армии, он воевал на Кавказе. Гергебиль, Хубар, Дарго, Гуниб… Он начал со службы рядовым добровольцем, и к концу жизни первый из трех заслуженных им «Георгиев» был солдатским. К началу войны он уже пользовался авторитетом, но именно кампания осени 1877 года стала его звездным часом.
При этом русские ввиду предстоящих холодов и трудностей снабжения распустили часть иррегулярной кавалерии. Отправка горцев домой имела двоякую цель. С одной стороны, легкая конница не требовалась в таком количестве при осаде, с другой — возвращающиеся домой кавказцы рассказывали о разгроме турок, и сами гасили способное опять разгореться пламя мятежа. Вместо вспомогательной кавалерии под Карс прибывали осадные орудия. Лазарев расселил деревни возле Карса, чтобы исключить сношения крепости с внешним миром, и начал устраивать батареи перед крепостью. Чтобы исключить гибель рабочих от огня из крепости, земляные работы вели с 8–9 часов вечера, когда темнота не позволяла неприятелю вести прицельный огонь. К 6–7 часам утра сооружение укреплений заканчивалось. Лес покупали у жителей окрестных селений. В общем, Лазарев планировал одолеть противника лопатой. Когда батареи смонтировали, русские принялись вести огонь, особое внимание уделяя его непрерывности. Так, с одной из батарей давали по 8 выстрелов в час днем и по 4 в час ночью без остановок. Постепенно прибывали новые орудия, и их концерт действовал все более угнетающе на гарнизон. Служба на осадных батареях была не синекурой, турки постоянно вели огонь и периодически повреждали наши полевые сооружения. Впрочем, батареи были заложены на совесть, и у землекопов было больше работы, чем у хирургов и священников. Вылазки турок также оказывались неудачными. Наиболее примечательной оказалась сшибка 24 октября, когда русские захватили полевую батарею, выдвинутую турками из крепости. Эта история чуть не создала аналог атаки легкой бригады под Балаклавой: адъютант неверно понял приказ и велел одному из командиров «обходить», не уточнив, в каком направлении, однако тот сориентировался самостоятельно, и русские быстрым набегом разгромили турецкую батарею, забрав заодно 70 человек в плен.
Для того, чтобы добавить в жизнь гарнизона дополнительного адреналина, русские еженощно отправляли к Карсу группы «охотников», которые вели беспокоящий обстрел, старались уложить караульных, вели разведку и вообще вредили противнику, как могли. Смысл этих рейдов был двоякий: турки не могли спокойно отдыхать, и при этом приучались к тому, что ночные обстрелы — это не штурм, а просто «фоновый шум». Однако главный смысл походов ночных охотников состоял в разведке. К Лазареву непрерывно стекались сведения о подходах к крепости, расположении турецких аванпостов перед фортами, состоянии дорог, ведущих к Карсу. Турки же из-за ночных набегов ежечасно находились в напряжении — и тем не менее именно поэтому прозевали настоящий штурм.
Турки-обыватели
А настоящий штурм, разумеется, готовился. Лазарев и его штаб неделями, скрючившись в три погибели, корпели над картами, и наконец разработали рабочий план штурма крепости.
C 30 октября по 5 ноября русские вели интенсивную бомбардировку. Штурм собирались начать несколько раньше, но отложили из-за плохой погоды. В ночь на 6-е число приготовили массированную атаку всеми силами. Из пехоты формировались штурмовые колонны, которые усиливали саперами для подрыва укреплений, пролома стен, подрыва дверей, крыш. На случай, если придется уходить с захваченных позиций, с собой взяли артиллеристов с орудийными передками (двухколёсными повозками — прим. ред.) — они должны были немедля утащить трофейные орудия, либо развернуть их на противника. Каждой колонне придавали местных жителей в качестве проводников, а чтобы их не опознали в таком качестве и не подстрелили, их одели в русские шинели. Еще одна важная мера: русские намеревались жечь костры вдоль маршрута, по которому войска уже пройдут. Дело в том, что штурм планировался в темное время, и командиры боялись, что по темноте не получится быстро эвакуировать раненых.
По соображениям секретности, до войск довели приказы только незадолго до наступления. Около 4 часов пополудни бойцам велели проверить оружие и переодеться в чистое. Бойцов как следует покормили за несколько часов до атаки. В семь вечера все были готовы. В восемь вечера колонны выступили.
Штурм Карса
Ночь была превосходная для атаки — мороз, тусклый лунный свет. Колонны шли молча, на подходе к стенам они разделились на небольшие группы. Тишину нарушала только редкая стрельба впереди — это охотники развлекали турецких часовых.
В крепости царило спокойствие: турки привыкли к постоянным обстрелам и не восприняли шевеление за стенами как что-то опасное. Когда часовые подняли тревогу, русские уже преодолели почти все расстояние до крепости. Прятаться стало бессмысленно, и под треск винтовок и рев тысяч глоток «Ура!» штурм начался.
Часть редутов стремительно очистили штыками. Однако турки быстро пришли в себя и открыли огонь. В одном из штурмовых отрядов последовательно погибли оба командира, а их солдаты залегли под огнем. Однако охотники, за время рейдов изучившие местность, захватили одну из флешей. В это время одна из колонн в темноте сбилась с пути и вышла на турецкие укрепления наобум. Вместо укрепления Канлы (южный угол крепости) она атаковала лагерь значительно правее. Однако здесь солдаты и офицеры быстро сориентировались, не отвечали на огонь турок, которые посылали пули в темноту, и сумели подойти к батареям османов в упор. Штыковая атака обрушилась на турок из собственного рва, и батальон капитана Малашевского ворвался в Карс. Это была личная инициатива Малашевского: он просто понял, что план, как обычно бывает, не выдержал столкновения с противником, и правильно рассудил, что всегда будет прав, если возьмет ближайшее укрепление на штык. Началась резня, во время которой Малашевский с огромным трудом собрал часть своих людей. К счастью, до капитана-берсерка неведомо как добрался адъютант, сориентировавший его и двинувший приблизительно к запланированной цели. В это время ту половину батальона, которую он в темноте не отыскал, возглавил штабс-капитан Аракчеев, который принялся просто пробиваться на улицы, истребляя всех, кого встречал по дороге. В процессе он случайно рассеял неприятельский конный резерв.
Другая колонна сидела в захваченной флеши возле укрепления Канлы и не могла пробиться вперед. Попытка обойти турецкое укрепление не удалась, и колонна оказалась в отчаянном положении. Турки начали контратаку, и Лорис-Меликов, узнав о критической ситуации, бросил туда резервы. В критический момент боя в тыл Канлы въехал конный отряд, за ним туда смогла пробиться пехота, и турок загнали в капитальную каменную казарму, откуда начали выкуривать. В конце концов полковник Бульмеринг уговорил турок сдаться: он в одиночку вошел в укрепление и заявил, что соседние укрепления пали. Турки действительно не услышали оттуда стрельбы и поняли, что сопротивление бесполезно.
Что же, собственно, произошло? Пока штурмовали Канлы, восточнее шло отдельное сражение за укрепление Хафис. Здесь русские сумели быстро занять валы и согнать турок во двор укрепления. Бой за Хафис увенчался тем, что саперы динамитом взорвали ворота укрепления, и пехота толпой вломилась внутрь, истребив всех, кто оказывал сопротивление. Входы в укрепленные здания подрывались саперами при помощи динамита, после чего внутрь врывались штурмовые отряды. Вскоре пала еще и высота Карадах. Еще дальше к северо-западу русские быстрым прорывом овладели позицией Араб-Табия — почти без потерь. Восточнее Карса, таким образом, турецкие позиции сменили хозяев.
В противоположность драматическим событиям у Канлы, чуть западнее укрепление Сувари было взято стремительной атакой и не смогло оказать почти никакого сопротивления. К девяти часам форт пал, при этом у штурмующих было всего несколько раненых. Тишину оглашал только треск револьверов — это достреливали израненных турок. Однако у следующего форта Чим колонна попала под убийственный огонь и отошла. Чим, кстати, не смогла взять и колонна, наступавшая на Карс с запада: залитая лунным светом лощина перед фортом стала полем смерти для множества солдат. Тем не менее главное дело колонны, наступавшие с юга, уже сделали: турецкая линия обороны южнее города Карс рухнула.
К рассвету Гусейн мог только констатировать, что его карта бита. Карс освежевали: из укреплений внешнего периметра обороны остался только Чим. В три ночи он узнал, что какие-то части русских уже просочились на улицы, а Карадах пал, как и почти все другие укрепления. Пока имелась возможность, Гусейн-паша ушел из Карса оврагом. В общем-то, к этому моменту Карс уже пал, просто еще не все это поняли. Однако основная масса защитников Карса уже не имела никакого желания сражаться. Цитадель пала простецки: когда русские готовились ломать ворота, из окна выглянул некий турецкий полковник, попросил не шуметь, открыл ворота и сдал первому попавшемуся офицеру арсенал и казну, после чего со спокойной совестью пошел спать.
На рассвете гарнизоны не взятых еще фортов попытались пробиться на Эрзерум под командованием отдельных энергичных командиров, но эту попытку пресекли, перехватив беглецов. Сопротивляться уже никто не имел ни сил, ни желания. Турки толпами сдавались. Лишь очень немногие сумели вырваться из Карса. В 10 утра Лорис-Меликов въехал в покоренный город. Поначалу он просто не поверил донесениям с поля боя, а наутро лично поехал посмотреть, что происходит — и застал полностью подконтрольный город и офицеров, увлеченно считающих трофеи.
Штурм Карса не относится к широко известным успехам русского оружия. Между тем это убедительная победа, достигнутая над упорным противником. 17 тысяч турок (в том числе множество раненых) во главе с пятью пашами попали в плен. У русских погибло 488 человек, 1785 солдат и офицеров были ранены. Чуть ли не половина потерь пришлась на упорнее всех дравшийся форт Канлы. Успех, обратим внимание, был достигнут при весьма умеренных потерях. Можно только отметить тщательную подготовку Лазарева и его штаба к штурму, нетривиальное решение о ночной атаке и блестящие действия офицеров и рядовых. Выход из строя командиров колонн, потеря ориентировки в темноте — только вносили изменения в рисунок боя. Разумная инициатива и дерзость на всех уровнях командной цепочки позволили, не теряя темпа, обрушить оборону гарнизона сразу в полудесятке мест.
Карс стал последним успехом русских войск на Кавказском театре. Дальнейшая осада Эрзерума не окончилась до общего финала всей войны. Мороз и малая пропускная способность дорог в тылу русских сделали обложение Эрзерума крайне затруднительным делом. К тому же в осадном корпусе начался тиф. До 21 января продолжалась мучительная осада, после чего турки оставили эту крепость без штурма.
Николай Каразин. Падение Карса. Скорее всего изображен один из подрывов оборонительных сооружений саперами
***
В рамках русско-турецкой войны Кавказ был, конечно, второстепенным фронтом. Однако проходившие здесь кампании влияли и на ход событий на Балканах, а успехи и неудачи войск неизбежно превращались в козыри на столах дипломатов. Русские действовали ограниченными силами, и тем не менее уже в привычном стиле нанесли поражение войскам Порты, несмотря на крайне неблагоприятные условия. Тактически русские войска постоянно демонстрировали более высокий уровень, чем неприятель. В первую очередь это обстоятельство объясняется самим характером службы на Кавказе. Многократно проверенные в боях регулярные части составляли сливки русской армии. Для турок же Кавказ был глубоко второстепенным театром, и войска, направлявшиеся туда, трудно назвать элитой армии османов. К тому же большой процент турецких войск здесь составляли иррегулярные части вроде курдских ополчений. Они были как обычно многочисленны, но для «кавказцев» сражения против численно превосходящего противника были привычным делом, и сама по себе толпа на неприятельской стороне никого не пугала. Армия выполнила свой долг и нанесла поражение противнику. Однако судьба войны решалась, конечно, на Балканах.
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_97348
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Война альтруистов. Часть 3.1
Автор: Евгений Норин.
Читайте ранее:
Если драмы Плевны и Шипки, переход через Балканы и бросок к Константинополю известны очень широко, то почти полностью в тени для массового читателя осталась кампания, шедшая в то же самое время на востоке, на Кавказском театре военных действий. Известную популярность усилиями писателя Пикуля приобрела, пожалуй, только оборона Баязета. А между тем война в этом почти первобытном краю отличалась не только свирепостью противостояния, но и суровыми условиями. Кавказский театр разительно отличался от Балканского. Здесь города редки, природа несравненно более жестока, чем на гостеприимных равнинах Болгарии. «Мы шли по совершенно обнаженной равнине, где решительно ничего не было», — писал будущий генерал Первой мировой, а тогда офицер Кавказской армии Алексей Брусилов.
Кроме неласковой природы на Кавказе русским приходилось действовать среди недружелюбно настроенного населения. Если на Балканах русские постоянно чувствовали поддержку со стороны местных жителей, то на востоке они не могли быть спокойны даже за собственный тыл. Антагонизм между турками и курдами еще не проявился, и ни от тех, ни от других русские не могли ожидать ничего хорошего. Помощь — и весьма деятельную — нашей Империи оказывали здесь главным образом армяне. Наконец, одной рукой сражаясь на фронте, другой русская армия должна была усмирять вновь взбунтовавшиеся Чечню и Дагестан. Все это диктовало специфику сложнейшего Кавказского фронта русско-турецкой войны.
В глубину
Кампания на Кавказе началась довольно буднично. В апреле войска Лорис-Меликова вышли в поход и поначалу шли, преодолевая не столько сопротивление турок (его не было), сколько ужасные дороги. Мухтар-паша, распоряжавшийся турецкими войсками в этом районе, решил сразу отступать аж на Эрзерум: русские силы он считал куда более многочисленными, чем те были в действительности.
Михаил Лорис-Меликов
Одним из первых шагов Лорис-Меликова стал наем в иррегулярную конницу карапапахов (терекеме, этническая группа азербайджанцев — прим. ред.). Эти переселенцы с Кавказа, часто разыскивавшиеся в России за преступления, использовались теперь в качестве разведчиков. Сомнительный союзник, однако Лорис-Меликов здраво рассудил, что знающие местность всадники всегда пригодятся.
Русские начали собственно боевые действия со штурма Ардагана.
Поход на Ардаган диктовала география: оттуда имелись удобные дороги на Тифлис. Штурм организовали грамотно, так что взятие крепости не сопровождалось какими-либо сверх меры драматичными эпизодами. 10 мая Ахалцихский отряд вышел к Ардагану. До 15 мая шла разведка и подготовка к штурму, 16-го числа после энергичной артподготовки русские взяли отдельное укрепление возле города, а на следующий день пехота при хорошо организованной поддержке артиллерии выбила турок из самого Ардагана. Действие орудийного огня вообще оказалось устрашающим: некоторые укрепления были полностью разрушены. Бегство турок из Ардагана быстро приняло характер паники: громадные толпы пытались прорваться по мостам через Куру. Люди и повозки наползали друг на друга, перила разломали в свалке. Многие счастливчики сумели уйти в темноте, и османы в итоге лишились массы солдат. Не будучи убиты или пленены, турки-дезертиры покойно просидели остаток войны по кофейням.
Бегство турок из Ардагана
Соотношение потерь — 420 убитых и раненых у русских и около 2 000 погибших у турок — превосходно говорит об уровне организации наступления на серьезную крепость, возводившуюся при участии английских инженеров.
Взяв Ардаган, Лорис-Меликов проявил себя как осторожный военачальник. Он не стал преследовать отходящие войска Мухтар-паши, а сосредоточился на осаде Карса.
Столь же спокойно в Турцию входил восьмитысячный Эриванский отряд Тергукасова, действовавший на южном фланге русских войск. Отряд без боя занял Баязет, и затем, оставив там небольшой гарнизон, медленно двигался дальше на юго-запад. Эта меланхолия не устроила Лорис-Меликова, и 11 июня он подстегнул Тергукасова приказом провести отвлекающий маневр, чтобы оттянуть на себя как можно больше сил главной турецкой армии.
Арзас Тергукасов
Между тем Тергукасов со своим маленьким отрядом уже начинал теряться в диких пустошах и горах. Приказ есть приказ, и Тергукасов атакует ближайший к нему корпус Магомет-паши. Несмотря на равенство сил, русские преподали противнику урок тактики боя на пересеченной местности: пехота действовала в рассыпном строю под прикрытием действенного артиллерийского огня, конница взяла турок во фланг, и дело кончилось тем, что турецкий корпус рассеялся, а его командир погиб. Победа стоила русским всего 150 убитых и раненых. Однако своим успехом Тергукасов разворошил осиное гнездо. Отвлекающая операция оказалась значительно более успешной, чем надеялись: на маленький отряд развернулись основные силы турецких войск в этом районе — 18 тысяч солдат под личным руководством Мухтара и отдельный отряд в 11 тысяч штыков, вышедший из Вана. Последний 18 июня неожиданно появился против Баязета и взял его в осаду, что сразу поставило Тергукасова в критическое положение: в его тылу находился превышающий его числом неприятель, Баязет же теперь был обложен и нуждался в немедленной помощи. Ситуация неожиданно и непредсказуемо обострилась.
21 июня Тергукасов расположил свой отряд биваком, намереваясь дать войскам короткий отдых и заготовить продовольствие. Хотя впоследствии его обвиняли в беспечности, фактически он как раз показал себя толковым и распорядительным командиром: пока основная часть отряда готовилась к походу и приводила себя в порядок, вперед ушла сильная разведка — две роты и семь казачьих сотен под командой полковника Медведовского. Отдельный дозор отправился прикрывать фуражиров. Однако уже за час до полудня разведчики обнаружили многочисленного противника. Командиры обоих отрядов мгновенно сообразили, что надо делать. Один взобрался на командную высоту, другой запер вход в ущелье Даяр, ведущее к отряду Тергукасова.
Цитадель Баязет
Если бы русские проявили беспечность, отряд был бы захвачен врасплох и, несомненно, уничтожен. Однако в действительности именно турки неожиданно для себя напоролись на сильное организованное сопротивление, постоянно усиливавшееся по мере того, как поднятые в ружье роты Тергукасова прибывали на поле боя. Тактическая импровизация оказалась не самой сильной чертой Мухтара-паши. Серия атак кончилась контрударом русских во фланг туркам, после чего султанское войско обратилось в бегство.
Необходимо отметить одну специфическую черту русских войск в этом районе. Кавказский театр сам по себе таков, что воспитывает разумную инициативу у офицеров всех уровней. Бои, с кем бы они ни велись, идут в теснинах, на горных тропах, в дебрях. В этих условиях решающими для общего успеха могут оказаться действия любого капитана, отбор же ведется по Дарвину: плохой офицер быстро погибает со своими людьми. Поэтому Кавказ выковал, пожалуй, лучшие кадры тогдашней русской армии. Тергукасов принимал разумные, но самые естественные решения, так что не столько Мухтар-паша был побежден Тергукасовым, сколько офицеры и солдаты на русской стороне оказались на голову выше своих турецких коллег, опрокинув двукратно превосходящего противника.
Тергукасов праздновал победу, но был несколько озадачен отсутствием связи с другими отрядами. В частности, к нему навстречу шла колонна генерала Геймана, но от нее вестей не было.
Колонну Геймана Лорис-Меликов отправил для взаимодействия с отрядом Тергукасова. При этом русские войска на небольшой период утратили координацию. Гейман понес серьезные потери, безуспешно штурмуя Зивинское плато, но так и не сумел пробиться дальше для совместных действий с Тергукасовым. Правда, даже неудачная атака по крайней мере позволила оттянуть часть сил от Эриванского отряда.
Решимости продолжать атаку на Зивин Гейману не хватило. В принципе, мысль прекратить атаку уже напрашивалась: гарантий успеха не было, а вот потери ожидались высокие. Так что Гейман предпочел не множить жертвы (потери убитыми в 125 человек следует признать умеренными, но было много раненых) и отошел. Однако теперь турки, собравшись с силами, могли выставить против отряда Лорис-Меликова мощный корпус, причем корпус, способный угрожать флангам осадной армии под Карсом. Меликов отошел несколько назад от города на лучшие позиции, причем отступление было проведено спокойно и организованно. Однако мысли взять Карс с первого захода пришлось оставить. Так после серии явных тактических успехов русский план кампании неожиданно затрещал по швам по причине недооценки численности и возможностей противника. Между тем Тергукасов наконец узнал о причине обрыва связи с собственными тылами: крупные силы Фаик-паши в его тылу блокировали Баязет и прервали сообщение. В этих условиях он мог только скомандовать общий отход для спасения своего отряда и вызволения Баязета. Однако теперь ему предстоял сложный марш под постоянным нажимом наступавшего на пятки противника.
Отступление велось в полном порядке, тем не менее Тергукасова серьезно отягощали армянские беженцы. Иррегулярные турецкие части проносились через их селения, как саранча, поэтому отряду пришлось взять под защиту избиваемых местных христиан. На лафете мог ехать какой-нибудь старик, между колоннами казаков попадались арбы беженцев. Более надежного места для них не существовало. С Тергукасовым отступало около 2500 семей.
Казачий отряд. Фотография сделана после уничтожения турецкого пикета
Несмотря на отчаянное положение Баязета, Тергукасов удержался от по-человечески понятного порыва идти на выручку немедленно. Сначала он отошел на Игдырь (городок Эриванской губернии), где сбросил обременяющий армию обоз, разместил беженцев, пополнил боекомплект. Теперь Эриванский отряд, уже показавший блестящие качества при успехе и неудаче, имел возможность спасти изнемогающий гарнизон Баязета.
Пока происходили все эти маневры, отдельная борьба шла в приморской части страны. Для действий на побережье Черного моря русские создали отдельный Кобулетский отряд. Это слабое войско продвигалось медленно, к тому же оно отбивалось от партизан в Аджарии. Вдобавок пришлось выделить отдельный отряд для отражения десантов турок в Абхазии. Абхазское побережье было слабо освоено и вследствие этого плохо защищено, так что турецкие десанты и бомбардировки встречали мало сопротивления. К тому же абхазы, капитулировавшие даже позже Шамиля, восстали. Однако перед турками открылась та же самая проблема, что перед русскими. На абхазском побережье почти не было защитных сооружений, но там и вовсе почти ничего не было. После того как восставшие племена сожгли Сухум (совсем маленький городок), Гудауту и Очамчиру, оказалось, что делать там больше и нечего. В результате мятежников и десантников достаточно быстро выдавили назад на турецкие корабли. Главной проблемой Абхазии как театра боевых действий была ее полная бесполезность: она не имела самостоятельного значения и даже никуда не вела. Так что уже в августе стрельба на берегу прекратилась: небольшие силы русских остались в одиночестве и только провожали глазами турецкие пароходы. Сухум некоторое время стоял городом-призраком.
Сухум в 1877 году
Баязет
Осада Баязета стала одним из наиболее известных эпизодов всей войны, хотя солдаты гарнизона ни разу не напрашивались на роль героев. Городок, рядом с которым располагалась старая крепость, рассматривался как глуховатый тыловой пункт, но волей судьбы и турецких командиров он стал ареной драматических событий.
Первую крепость в этих краях построили еще в VIII веке до н. э. — тогда она принадлежала царству Урарту. Впрочем, цитадель, построенную султаном Баязетом на рубеже XIV и XV веков, к 1877 году тоже трудно было назвать последним словом фортификации. Внутренний двор цитадели можно было обстреливать с окрестных гор (первые строители крепости не рассчитывали на обстрел из чего-то более мощного, чем лук), бойниц не имелось, не существовало даже парапетов. Стоит обратить внимание на известную картину, изображающую осаду: солдаты на ней лежат на стене, ничем не прикрытые от огня — и это реальная деталь. Однако наихудшим качеством крепости была легкость, с которой осаждающий враг мог отвести от нее воду. Собственного источника внутри не имелось, что автоматически сильно снижало ценность цитадели.
Тергукасов взял Баязет во время марша на запад без малейшего сопротивления. В крепости расположились батальон Ставропольского полка, две роты Крымского, три сотни казаков из Умани и с берегов Хопра, пешая команда кавказских казаков, пять сотен иррегулярной кавалерии, два орудия и госпиталь. Этот сборный отряд возглавлял подполковник Ковалевский, штатно — командир ставропольского батальона. На смену ему как раз к началу столкновений с турками прибыл подполковник Пацевич.
Пластуны и пешие казаки
Ковалевский уже знал от лазутчиков о скоплениях курдских иррегулярных отрядов на турецкой службе неподалеку от крепости. Несмотря на угрозу, к нему «под падающий шлагбаум» приехала жена, Александра Ковалевская. В крепости она взяла на себя обязанности сестры милосердия.
Между тем по базару Баязета ходили смутные слухи, о скором нападении сообщали даже из соседней Персии.
В конце концов на совете у Пацевича было решено выслать сильный разведывательный отряд в сторону Вана для уточнения сил противника. К сожалению, подробности этого совещания нам неизвестны, красочная сцена в романе Пикуля — чистой воды вымысел. Однако общий результат известен. 4 июня из Баязета выступил отряд под началом Пацевича. В результате этот отряд налетел на многократно превосходящего неприятеля и принял бой. Почему для разведки направили отряд, включавший пехоту, неспособную при необходимости оторваться от конницы противника, сказать трудно в силу гибели обоих старших начальников (Ковалевского — на месте, Пацевича — впоследствии). Русский отряд быстро оказался охвачен с трех сторон и отступал в Баязет, постоянно неся потери. Солдаты энергично отбивались, Ковалевский вполне четко руководил боем. Однако вскоре Ковалевский был тяжело ранен, а вскоре, уже на носилках, получил вторую — смертельную — пулю в живот. Стояла страшная жара, некоторые солдаты валились уже не от пуль, а от солнечного удара.
В это время у Баязета в спешке вводили людей и обозы в цитадель. Войск пока не было видно, но звуки стрельбы приближались, так что положение быстро разъяснялось. Наконец, к цитадели потянулись раненые, а за ними — и солдаты с телом Ковалевского. Вдова, не зная еще, что с мужем, услышала от солдат, что подполковник ранен, и тщетно пыталась найти его в госпитале, пока врач не сообщил, что тот погиб. Еще один медик, доктор Китаевский, сказал ей также, что в случае, если турки ворвутся в крепость, он должен будет исполнить приказ и застрелить женщину, если она этому не воспротивится. Ковалевская выразила полное согласие.
Между тем турецкая и курдская конница показалась на гребнях гор, обрамляющих Баязет. Разведывательный отряд возвращался по улицам — он вынужден был пробиваться с боем: из окон стреляли жители. Отряды кое-как, уже в беспорядке, ввалились в цитадель. С этого момента началось «Баязетское сидение».
Лев Лагориго. Отбитие штурма крепости Баязет
На Баязет шло войско Фаик-паши, 11 тысяч человек, из которых 7 тысяч — иррегулярные части. Пацевич пытался еще раз провести разведку, которая едва не кончилась катастрофой: русские понесли болезненные потери и отступали уже под огнем жителей Баязета, стрелявших из окон и с крыш. Среди убитых в этой вылазке был Ковалевский. Всего в крепости заперлись 1479 солдат и офицеров (в т. ч. шестеро медиков), а также неизвестное небольшое число иррегуляров. Поскольку крепость рассматривалась как скучная тыловая позиция, продовольствия ей оставили всего ничего: при минимальном размере пайка — на 9 суток.
Исмаил-хан Нахичеванский
Штоквич
Пацевич
Командование крепостью осуществляли несколько человек. Главную роль играл комендант цитадели — капитан Штоквич. По чину он был далеко не первым, но согласно русским уставам, приказы коменданта обязательны для исполнения всеми офицерами, присутствующими в крепости. Кроме него заметную роль играли подполковник Пацевич и полковник Исмаил-хан Нахичеванский (командир Эриванского конно-иррегулярного полка). Последний обратил на себя внимание уже в первый день осады: он возглавил контратаку, позволившую избежать охвата входящих в крепость отрядов. Литературно-кинематографический образ Исмаил-хана вообще сильно подпорчен в интересах, видимо, художественных. В действительности он сразу по прибытии оказал гарнизону значительные услуги, позволив многим людям спокойно войти под защиту стен.
Штоквич, несмотря на немецкую фамилию, происходил из давно и прочно обрусевшей семьи. Он родился в Тифлисской губернии в 1828 году, а его отец, офицер-«кавказец», погиб всего год спустя на русско-турецкой войне 1828-29 годов. Сам он с 19 лет служил на Кавказе, первый орден, первое ранение и первый чин прежде положенного срока получил на Крымской. Затем много лет дрался с горцами, участвовал в пленении Шамиля. Словом, во главе цитадели Баязета оказался ветеран многих схваток. Тем более странно выглядят некоторые аспекты организации им обороны цитадели. Необходимость самой рекогносцировки неочевидна, но за нее, по крайней мере, отвечали другие люди. Однако провиант (и особенно вода) почему-то не были в достаточном количестве запасены заранее, и этот момент отчего-то не получил освещения.
Кутаисский конно-иррегулярный полк на отдыхе
Однако теперь гарнизон встал перед необходимостью пережить осаду — и пережил ее образцово.
Взять крепость сходу туркам не удалось. Ночью продолжались перестрелки, причем произошел примечательный эпизод. Какой-то унтер-офицер вылез на видное место и принялся креститься. В него начали интенсивно стрелять, унтер скрылся, а по вспышкам артиллеристы обнаружили место, где находилось больше всего неприятелей, и двумя гранатами рассеяли противника. Пока шли подобные перестрелки, гарнизон вовсю совершенствовал позицию: окна закладывались камнями, сооружались брустверы, баррикадировались ворота. Из города в это время неслись крики — турки громили армянский квартал городка. В Баязете начались пожары. Наутро османы истребили в городке небольшую группу ополченцев-иррегуляров — русские не смогли её выручить.
Разграбленный квартал Баязета
Несение службы в крепости Штоквич организовал четко. Где нужно, были сооружены брустверы, где требуется — наоборот, пробиты бойницы. Стрелки знали свои секторы обстрела. В общем, несмотря на невыгодные исходные условия, крепость оказалась серьезным препятствием благодаря решительному грамотному гарнизону.
8 июня турки подтащили артиллерию и предприняли штурм. Турки действовали слишком далеко от своих баз и не имели настоящих осадных орудий, однако даже огонь легких полевых пушек по старым стенам не был незначительной проблемой. Турки обрушили кусок стены и пошли на приступ с дикими воплями, под аккомпанемент частой ружейной стрельбы.
В этот момент произошел скверный эпизод, хотя, к общему счастью, последствия его были быстро исправлены. Пацевич приказал прекратить огонь и выслал человека с белым флагом на крышу цитадели. Ошарашенные офицеры яростно спорили, поднялась суматоха, кто-то продолжал стрелять своей волей. Турки подступали. Некоторые офицеры вообще не поверили, что Пацевич реально собирается выкинуть белый флаг, и велели солдатам продолжать огонь. Флаг сорвали, Пацевич пытался остановить стрелков угрозой револьвера, начался хаос. С турецкой стороны орали «Режь всех!» Кто-то дисциплинированно прекратил огонь, кто-то не подчинился этому распоряжению. Одну из пушек артиллеристы выкатили во двор, решив ударить по туркам картечью, если те войдут. Все это длилось минуты две, после чего Пацевич получил смертельное ранение пулей. Так и не установлено, кто именно оборвал жизнь подполковника — враги или свои. Исмаил-Хан отмечал: «Своя ли пуля его сразила или неприятельская, не берусь решить. Были голоса за то и за другое, но Пацевич был ранен в спину». Как бы то ни было, белый флаг убрали, а на атакующих тут же обрушился дождь свинца. Турки и курды подошли вплотную к стенам, но это только ухудшило их положение: русские палили буквально из каждого отверстия, из какого можно было выставить винтовку. Тяжелые пули пробивали иной раз по два-три тела сразу, били с нулевой дистанции, промахов не было. По словам очевидцев, на подходах к крепости громоздились груды мертвых и раненых. Бойня длилась около получаса. Затем предприимчивые солдаты начали спускаться со стен — набрать трофейных винтовок и патронов. Вскоре Штоквич послал к туркам предложить, чтобы те унесли тела из-под стен: на жаре от мертвецов поднялся жуткий смрад.
Курды
Сильнейшее, чем турецкие атаки, действие на гарнизон оказывали голод и жажда. Норму сразу установили в 400 грамм сухарей и 250 мл воды в день на человека, и впоследствии этот паек снижался. Дополнительная вода выдавалась только за конкретные успехи: скажем, пушкари получали по четверти ведра на расчет за точное попадание. Воду удавалось добыть отдельным солдатам, спускавшимся к реке по веревкам. Ночью не спали не только в крепости, но и в городе: там продолжалось разграбление. Поразительно, но днем, прямо на виду у осаждённых, из города потянулись ишаки, нагруженные добром. Нескольких погонщиков вьючной скотины подстрелили, и, по крайней мере, мародеры не смели больше таскать барахло средь бела дня. Осада продолжалась, и, несмотря на отсутствие штурма, жизнь гарнизона была полна адреналина. За водой отряжались добровольцы. Так, двое ездовых спустились на канате, под огнем турок добежали до ручья, где схоронились за саклей, напились сами и набрали воды. Через два часа, под прикрытием огня со стены и провожаемые частой, но безрезультатной пальбой турок, они выскочили из-за сакли и вернулись назад с полным кувшином. Выставить пикеты у самой реки турки не могли: их бы просто перестреляли. Некоторые казаки, пользуясь этим, ухитрялись даже проникать в сам город. Далеко не всегда, впрочем, такие походы кончались счастливо, и на берегу начали появляться мертвые тела. Турки не могли пресечь эти вылазки, и отреагировали не по-джентльменски, но довольно эффективно: навалили трупов выше по течению.
На руку русским играло, конечно, то обстоятельство, что турки не рассматривали Баязет как точку приложения главных сил. Вокруг разместились главным образом плохо организованные курды со слабой артиллерией. Зато их было много. Штоквич и Исмаил решили устроить разведку боем и заодно набрать воды. Русские пошли на вылазку, кончившуюся относительным успехом: солдаты ворвались на улицы и завязали бой, пока их товарищи набирали воду. Всем запомнилась примечательная сцена схватки юнкера и турка: выпустив друг по другу по несколько пуль, они закончили поединок на шашках, и юнкер оказался проворнее. Правда, в этой вылазке русские потеряли 39 человек убитыми и ранеными. Однако водоносы стали героями дня, сильно пополнив запасы.
12 июня с минарета заметили русские пехотные цепи. Однако это была только разведка отряда Тергукасова. Уход своих серьезно сказался на боевом духе. Поднял его только обрушившийся вскоре на крепость ливень.
Силы защитников Баязета постепенно иссякали. Как замечал позднее Штоквич, «продлись осада ещё 5–6 дней — и весь гарнизон поголовно был бы мёртв от голода и жажды, или же цитадель взлетела бы на воздух вместе с ворвавшимися в крепость турками».
28 июня произошло то, чего в цитадели уже отчаялись дождаться: пришел Тергукасов. На радостях защитники Баязета даже смогли устроить контратаку. Крупный отряд регулярных войск не встретил серьезного сопротивления: перебив не успевших бежать турок, солдаты Эриванского отряда вышли на цитадель. Их встретили крайне истощенные, но полные боевого духа бойцы гарнизона. Эриванский отряд появился как нельзя вовремя.
Потери погибшими за время осады оказались в итоге не так велики, как можно было предположить: 116 человек. Правда, продолжение осады быстро привело бы к массовой гибели от истощения и ран.
После деблокирования Баязета положение русских стабилизировалось, и отряд Тергукасова спокойно готовился к новому раунду противостояния, базируясь в Игдыре.
Командовавший обороной Баязета капитан Федор Эдуардович Штоквич получил досрочное повышение в чине и заслуженного «Георгия». В отставку вышел полковником и умер в 1896 году отцом большого семейства, в почетной должности коменданта Царского Села, всеми уважаемым человеком. Исмаил-Хан Нахичеванский также не остался без наград и скончался в своей постели через много лет после войны.
Мятеж Алибека
Война с Турцией возбудила надежды горячих голов на Северном Кавказе. Этот регион по-прежнему оставался взрывоопасным. Еще были живы мюриды, видевшие Шамиля, а впечатление от побед Барятинского сильно сгладилось из памяти. В силу особенностей характера местных племен, взбудоражить их было легко. С другой стороны, русские проявили недостаточно внимания к тому, чтобы как следует обосноваться в только что отвоеванном крае. Значительная часть укреплений после общей сдачи мюридов была уничтожена, многие гарнизоны выведены, из оставшихся далеко не все имели артиллерию. Такое самоуспокоение могло дорого стоить.
С открытием военных действий в Чечне началось брожение. Русская власть в этих краях не особо проникала в горные аулы глубоко в горах Ичкерии, поэтому рост мятежных настроений в районе Ведено отследили слишком поздно. Русские успели принять только самые простые меры вроде оснащения солдат гарнизонов дополнительными патронами.
В это время в Чечне действовали турецкие агитаторы, рассказывавшие безумные истории о полном поражении русских на всех фронтах и соблазнявшие аборигенов обещаниями земли и освобождения от налогов. Заодно эти деятели грозили продать в рабство тех, кто уклонится от мятежа. В результате в середине апреля в Чечне на территории нынешнего Ножай-Юртовского района собрались до 60 авторитетных горцев, которые решили попытаться воспламенить весь Северный Кавказ и добиться восстановления независимости. Уроженец Зандака Алибек-Хаджи Алдамов, провозглашенный имамом, объявил газават. Восстание быстро перекинулось на некоторые районы Дагестана. Первые акции, впрочем, носили не столько патриотический, сколько практический характер: мятежники нападали на табуны. Однако вскоре Алибек, двигавшийся от аула к аулу, собрал уже несколько сот, если не тысяч бойцов (точное число, как обычно, трудно определить). Русские, чьи гарнизоны были невелики, были вынуждены уклоняться от боя и запереться в немногочисленных ветхих крепостях. Командующий Терской областью генерал-адъютант Свистунов мало что мог сделать по малочисленности своих людей. Так что к началу мая вся Ичкерия и часть Дагестана были охвачены мятежом. В Терской области объявили военное положение. Свистунов срочно выехал в крепость Грозную и пока сосредоточился на локализации восстания. В первую очередь генерал старался не допустить прорыва мюридов на равнину. Однако первая же серьезная стычка показала, что времена Шамиля ушли в прошлое. 22 апреля у села Майртуп полковник Нурид встретил отряд Алибека. При всей горячности чеченцев и их численном превосходстве русские пользовались теми преимуществами, которые дает регулярная выучка и дисциплина. К тому же русские располагали артиллерией, которой у горцев не было вовсе. Потеряв около трехсот человек, Алибек откатился. Нурид гнал его на Герменчук, где в итоге отказался от преследования: зарядившие дожди крайне затрудняли движение.
Удачный бой несколько умерил пыл боевиков, однако особенности местности сами по себе очень усложняли русским восстановление контроля над краем. В лесистых горах было исключительно трудно вести преследование, отряд, занимавший один аул, мог не иметь понятия, что происходит в соседнем, словом, требовалось слишком много людей для того, чтобы удерживать край. Алибек занял Центорой и тем восстановил авторитет. Однако попытка занять Гудермес и Шали кончилась новой неудачей: обыватели (сами чеченцы) при помощи войск отбили набег, а пока шли эти суматошные бои, до места действия добрался неутомимый Нурид, и Алибек был тут же бит вторично. Колебавшиеся аулы после такого провала выбрали сторону властей, а некоторые мятежные — изъявили покорность. Мятежники столкнулись с непредвиденной проблемой: даже внутри Чечни их популярность не была абсолютной. Отряд Дады Залмаева, пытавшийся уничтожить мост через Аргун, столкнулся с отчаянным сопротивлением соплеменников во главе с неким Хайбулой Курбановым. На место вскоре явился русский отряд полковника Лохвицкого, который немедля оказал помощь лоялистам и опрокинул неприятеля в штыковой атаке.
Продолжение Война альтруистов. Часть 3.2
Автор: Евгений Норин (@NorinEA).
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_97348
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!