Flawless AI предлагает инструменты для кинопроизводителей, студий и дистрибьюторов, которые с помощью ИИ улучшают процесс создания фильмов.
Их продукты, такие как TrueSync и DeepEditor, позволяют создавать фильмы с синхронизированным дубляжом на любом языке и редактировать диалоги и исполнение без необходимости пересъемок.
Иными словами можно вообще поменять диалог в фильме, или убрать мат и поменять язык, как в видео примере, или например, сделать фейк с Илоном Маском, который рассказывает, какой крутой Facebook )) Нужные движения губ подстроит нейросеть.
Flawless AI направлен на удешевление и упрощение производства фильмов, а также на обеспечение глобального распространения контента.
Нейросеть может быть полезна не только кинопроизводителям, но и телевизионным компаниям, создателям контента для социальных сетей, рекламным агентствам и видеоиграм. Flawless AI позволяет легко адаптировать контент для разных языковых и культурных аудиторий, улучшая глобальное взаимодействие и доступность.
Хотите узнавать первыми о полезных сервисах с искусственным интеллектом для работы, учебы и облегчения жизни? Подпишитесь на мой телеграм канал НейроProfit, там я рассказываю, как можно использовать нейросети для бизнеса.
Российское кино, как российский футбол, – только ленивый походя не пнет его: сценаристы, мол, врут, актеры фальшивят, продюсеры воруют, а режиссеры снимать не умеют; советского мастерства уж нет, но и по-голливудски делать не научились.
Однако, если присмотреться немного внимательнее, оказывается, что все не так уж и плохо. Авторские фильмы достойно шествуют по зарубежным фестивалям, а коммерческие («Холоп», «Движение вверх») успешно конкурируют в российском прокате с американскими блокбастерами. «Чебурашка» в этом году так и вовсе заткнул всех за пояс. Так в каком же все-таки состоянии пребывает сегодня отечественный кинематограф?
Карлики и великаны
Складывается впечатление, что российское кино никак не может твердо встать на ноги из-за двойного давления. Давит и идея, что у большой державы должно быть большое искусство, и авторитет советского кино.
Воспоминания о советском кино будут новому российскому кино вечным укором. Что бы ни происходило в современности, за ним непременно высятся неясные, но величественные очертания вершин кинематографа СССР, на фоне которых новые работы частенько выглядят несуразными карликами. Но, строго говоря, это сравнение совершенно некорректно, поскольку предполагает сопоставление мифологизированных воспоминаний с реальностью.
Советское кино жило в иных условиях – экономических, идеологических, культурных. Неизвестно, чувствовало бы оно себя столь же хорошо, если бы советский зритель не был почти полностью изолирован от западной коммерческой кинопродукции. Судя по тому, что абсолютным чемпионом советского проката в 1970-х стала позабытая ныне мексиканская мелодрама «Есения», зрителю и в ту пору что-то яркое и бесхитростное было ближе высокохудожественного и сложного. Да и бум видеосалонов, в которых крутили далеко не самую изысканную кинопродукцию, подтверждает этот тезис.
Управлять потоком
Любопытно, что сегодня государство, осознанно или нет, пытается воссоздать условия существования советского кино: федеральное финансирование значительной части проектов, идеологический контроль над их содержанием и регулирование потока западной продукции. Иногда оно как-то все само регулируется: после начала СВО пятерка западных гигантов-дистрибьюторов (Warner Bros. и другие) добровольно ушла из России.
Но даже пиратский прокат (надо же дать заработать вынужденно простаивающим кинозалам) государство хочет регулировать. Многострадален был путь главных западных хитов этого года, «Барби» и «Оппенгеймера», на российские экраны – их то разрешали, то запрещали как несущих чуждые ценности.
Но времена все-таки изменились. Запретные фильмы всегда есть в интернете, хотя активность широкой аудитории не стоит преувеличивать: большинство предпочитают смотреть то, что им показывают, а не прикладывать усилия и что-то искать. Даже мобилизовать себя на покупку билета и поход в кинотеатр для многих оказывается непосильной задачей. Проще пассивно потреблять ТВ-контент.
Где же миллионы
Как не так давно писал один из ведущих отечественных кинокритиков Андрей Плахов, сегодня «собрать аудиторию в пять миллионов человек удается отдельным, избранным российским фильмам, в то время как в советский период аудитория в пять миллионов зрителей считалась страшным провалом».
Чуть больше пяти миллионов собрали, к примеру, российские «Экипаж» и «Конек-Горбунок». Но похожие показатели в нашем прокате и у седьмой и восьмой частей голливудского «Форсажа», а по общемировой статистике это одни из самых кассовых картин в истории.
Еще одно сопоставление: абсолютный чемпион российского проката «Чебурашка» (2023) – 22 миллиона зрителей, а отечественный чемпион советского «Пираты ХХ века» (1980) – почти 90 миллионов. И дело не только в том, что население СССР было вдвое больше российского, а в том, что сейчас наши соотечественники не ходят в кино столь же регулярно, как это делали советские граждане.
Похвальные показатели «Чебурашки» выглядят исключением: остальные успешные российские фильмы вроде «Холопа» и «Движения вверх» собрали примерно вдвое меньше, по 10–12 миллионов зрителей. Зарубежный чемпион «Аватар» собрал у нас в 2009 году 13 миллионов, и это при том, что прославившие фильм спецэффекты оценить можно было лишь в кинотеатре.
В советские годы картина выглядела иначе: главный хит проката боевик «Пираты ХХ века» не был столь одинок на вершине, как «Чебурашка» сегодня. Хватало фильмов с сопоставимыми показателями – «Москва слезам не верит» с 84 миллионами, «Бриллиантовая рука» с почти 77-ю и так далее. То есть тогда высокая посещаемость была нормой.
Потеснить Голливуд
Несколько лет назад один хорошо раскрученный российский сыродел громко радовался продуктовым санкциям, уверяя, что благодаря им отечественные сыры наконец-то смогут показать себя во всей красе. Есть ли причины переживать аналогичный душевный подъем у наших кинематографистов, когда их отрасль в силу геополитических причин оказалась, с одной стороны, в изоляции от западного мира, а с другой – вроде бы стала полноправной хозяйкой российского кинорынка?
Актриса Юлия Пересильд, космонавт Антон Шкаплеров и режиссер Клим Шипенко перед отправкой на МКС для съемок художественного фильма «Вызов», 5 октября 2021
Как ни удивительно, но российское кино и до санкций успешно конкурировало с западным на внутреннем рынке. В первой десятке лидеров проката 20 последних лет шесть отечественных картин и четыре американские. «Холоп», «Вызов», «Т-34» и компания теснят «Короля Льва», «Мстители: Финал» и «Человек-паук: Нет пути домой». А на вершине, попирая мирового чемпиона «Аватара», царит все тот же «Чебурашка».
Во второй десятке картина менее блистательная: «Богатырь: Корень зла» в одиночку противостоит «Веному», «Джокеру» и иже с ними. Но в масштабе топ-100 отечественной продукции немало. Кстати, франшиза «Богатырь» – пример успешного импортозамещения. Замешенный на тех же сказочно-магических дрожжах, что и какой-нибудь «Доктор Стрэндж», он оказался намного популярнее в России, чем голливудский супергерой.
Тем не менее, проходя мимо кинотеатров, даже столичных, не скажешь, что отрасль процветает: для полноценного импортозамещения ей надо бы 2–3 премьеры в неделю, но до такого пока далеко.
Кому денег?
В 2023 году на поддержку кино государство обещало выделить 11,6 млрд рублей, а в 2024-м – 12,3 млрд. Для сравнения: в 2017-м выделялось 7,2 млрд. Господдержка – еще один давний предмет споров. Кто-то считает ее кормушкой для умельцев пилить бюджет и выпускать унылые, никому не нужные картины. Кто-то указывает, что по сравнению с суммами, которыми ворочают в Голливуде, выделяются копейки. Третьи полагают, что господдержки вообще быть не должно – кинематографисты должны сами искать себе финансирование и не зависеть от власти, которая с каждым годом все внимательнее следит за тем, в какие руки дает деньги, – не станут ли эти руки складывать фигу в кармане?
Во всем этом есть доля правды. Но без господдержки страна недосчиталась бы десятков вполне достойных кинолент. С другой стороны, были сняты и десятки бездарных фильмов, о которых сегодня никто и не помнит.
Кинопроизводство дотируется через два главных органа: Фонд кино (он занимается массовой продукцией) и Минкульт (здесь привечают артхаус, дебютантов, документалистов).
Господдержка не означает, что все фильмы делаются целиком на средства, выделенные из федеральной казны. Часто эта поддержка составляет около 35% бюджета, остальное дают инвесторы. Но секрет в том, что инвесторы охотнее идут в проекты, где уже есть финансирование от государства. Снимают в России и фильмы без господдержки, но их меньшинство. Однако среди них бывают и довольно успешные: «Полицейский с Рублевки: Новогодний беспредел», «Жених», гоголевская трилогия («Начало», «Вий» и «Страшная месть»).
Тайна печати фонда
В 2019 году широко обсуждалось, что из 68 фильмов, получивших господдержку, в прокате окупились только восемь. Вроде бы напрашивался вывод: государство ставит не на те проекты (если под «теми» подразумевать прибыльные). Но по иронии судьбы самым разорительным фильмом из 68 оказался откровенно коммерческий экшн «Тайна печати дракона», российско-китайская копродукция, заманивавшая зрителей именами Арнольда Шварценеггера, Джеки Чана, Рутгера Хауэра и прочих западных звезд.
В 2022-м из 26 картин, профинансированных Фондом кино, по подсчетам РБК, окупилась лишь одна – комедия Александра Фомина «Молодой человек». Конечно, окупаемость – не главный критерий в искусстве. Но не так уж много спонсируемых государством кинематографистов делают элитарный артхаус, который и не предполагает коммерческого успеха. Большинство претендуют на успех, но успеха не достигают.
Тон господдержки изменился после случая с картиной Звягинцева «Левиафан» (2015), спровоцировавшей острую дискуссию: должно ли государство платить за фильм, акцентирующий внимание на худших элементах российской действительности, да еще учитывая, что эту ленту будут демонстрировать за рубежом?
Режиссер Андрей Звягинцев в Каннах, 24 мая 2014
В результате идеологические требования к кино выросли. Но вот опять ирония судьбы: недавно в прокате прошел вполне себе патриотический фильм «За Палыча!» с сюжетом, напоминающим левиафановский: простой человек вступает в конфликт с развращенными властью чиновниками и бизнесменами, положившими глаз на его дом и земельный участок. Другое дело, что простым человеком на этот раз оказывается батя – ветеран-десантник, на помощь которому приходят друзья из ВДВ. Под таким углом, стало быть, проблему показывать можно.
Хороший был год
Если говорить о международной репутации российского кино, то здесь в последние годы наметились хорошие тенденции: стриминговая платформа Netflix начала пополнять свой каталог нашими фильмами, а в 2020-м купила права на сериал «Эпидемия» за рекордные (для нас) $1,5 млн.
Важную роль играют авторские работы, попадающие в конкурсные или внеконкурсные программы престижных фестивалей – Каннского, Венецианского и других. В этом плане неожиданно успешным стал 2021 год, когда почти дюжина фильмов российских режиссеров прошла по фестивалям: «Петровы в гриппе» Кирилла Серебренникова в Каннах, «Капитан Волкогонов сбежал» Натальи Меркуловой и Алексея Чупова в Венеции, в Сан-Себастьяне демонстрировалась «Ничья» Елены Ланских, в Локарно – «Герда» Натальи Кудряшовой и «Медея» Александра Зельдовича. Фильм Киры Коваленко «Разжимая кулаки» получил главный приз программы «Особый взгляд» Каннского кинофестиваля.
Но в следующем году началась СВО, и представительство россиян на международных платформах и форумах оказалось под большим вопросом. Хотя Серебренников все-таки показал в Каннах «Жену Чайковского».
Кстати, небольшая, но злободневная параллель с прошлым: «Броненосец «Потемкин» Сергея Эйзенштейна несколько десятков лет был запрещен к показу в ряде европейских стран (в том числе на родине кино, во Франции), а в США демонстрировался ограниченно и с большими купюрами за пропаганду коммунизма. Это не помешало ему стать общепризнанным шедевром и одним из главных фильмов в истории кинематографа.
Мозги текут
После начала СВО страну покинули ряд актеров, режиссеров, продюсеров: кто-то по-тихому, а кто-то со скандалом – Артур Смольянинов, например, признан теперь в РФ не только иностранным агентом, но и экстремистом.
Ультрапатриотические комментарии в духе «баба с возу – кобыле легче» никак не скрашивают то обстоятельство, что отрасль лишилась талантливых работников, которых и до СВО было не то чтобы в избытке. Число уехавших специалистов – операторов, монтажеров, компьютерных дизайнеров, рекламщиков – и вовсе не поддается точному подсчету.
Возможно, кто-то из них продолжит снимать за границей, и в некоторых случаях это тоже будет «наше кино», как стала нашей послереволюционная эмигрантская литература. Да и многие русские классики любили пожить-поработать в Европе, но их книги не становились от этого менее русскими. Впрочем, как сказать. Русский ли фильм «Жертвоприношение» Тарковского, снятый в Италии? Вполне. А вот русский ли «Гомер и Эдди», снятый Кончаловским в Америке? Совсем нет.
Путем русских классиков, думается, пойдет Кирилл Серебренников, готовящий к премьере байопик об Эдуарде Лимонове. Выберет ли такой же путь или двинется тропою Кончаловского одна из самых больших надежд российского авторского кино Кантемир Балагов, ученик Сокурова и автор «Тесноты» и «Дылды», покажет ближайшее время – он готовится к съемкам своего третьего фильма, теперь уже англоязычного.
Серийная версия
Удачным местом пересечения авторского и коммерческого – да и вообще местом, где российское кино развивается активнее всего, – стали сериалы. Не мыльные оперы, годами бессмысленно пузырящиеся на официальных телеканалах, а те компактные шоу, которые смотрят на стриминговых платформах или, чего греха таить, скачивают с торрентов.
В 2022 году в российских онлайн-кинотеатрах появилось 64 новых оригинальных отечественных сериала, почти на 20% больше, чем в предыдущем. А в 2023-м только в первом полугодии вышло 44 новых сериала.
Многосерийность здесь порой не форма удержания зрителя у экрана, как в «телике», а возможность высказаться более обстоятельно, чем в традиционном полутора-двухчасовом киноформате. Здесь и качество, и неплохие сценарии, и хорошая игра, и режиссура – все то, чего якобы нет в новом русском кино. Здесь больше свободы, больший диапазон тем.
В этом году появился сериал «Библиотекарь» по одноименному роману Михаила Елизарова, в свое время награжденному «Русским Букером». Возможно, эта книга достойна и более искусной экранизации, но само по себе то, что кинематографисты в поисках хороших идей все чаще обращаются к современной литературе, внушает оптимизм.
С надеждой глядеть на Восток
Сегодня много говорят о потенциале регионального российского кино. Сильное впечатление в свое время произвела Кабардино-Балкария, где знаменитый режиссер Сокуров устроил школу-мастерскую, среди выпускников которой упомянутые выше Балагов и Коваленко. Другим примером стало якутское кино – феномен, заявивший о себе в середине 2010-х.
Эта история не вписывается в рамки представления о том, что «в СССР всё было, а потом всё пропало». В Советском Союзе якутского кино не было. Оно самозародилось в республике без помощи мэтров-наставников, и к середине нулевых отдельные картины имели успех в региональном прокате.
Но настоящий бум начался несколько лет спустя, когда на фестивали попали фильмы «Белый день» (2013) Михаила Лукачевского, «Бог Дьёсёгёй» (2015) Сергея Потапова, «Мой убийца» (2016) Костаса Марсаана, «Чувак» (2017) Владимира Мункуева. Здесь было и авторское, и вполне кассовое (по крайней мере, в пределах Республики Саха) кино.
Эти фильмы ценны среди прочего и местной спецификой. Особый жанр – якутский хоррор, начавшийся с «Проклятой земли» (1996) Эллэя Иванова и достигший высот в таких работах, как «Иччи» (2019) Костаса Марсаана и «Призрачный хомус» (2019) Петра Стручкова.
До недавнего времени о «якутской волне» знал только искушенный зритель. Широкая же аудитория впервые услышала о ней благодаря двум скандалам. Минкульт отказал в прокатном удостоверении фильму Дмитрия Шадрина «Народная комедия: Кандидат» (2023) из-за того, что один из его персонажей – мужчина, наряженный женщиной. Это было сочтено ЛГБТ-пропагандой.
Затем оживился Роскомнадзор и запретил фильм Степана Бурнашева «Айта» (2022) – историю расследования смерти девушки, оставившей записку с именем предполагаемого убийцы. «Роскомнадзор выявил в содержании художественного фильма «Айта» деструктивную информацию, противоречащую принципам единства народов России», – объяснило ведомство предписание убрать один из самых популярных якутских фильмов со всех онлайн-площадок.
За кино и здравый смысл вступился глава Якутии Айсен Николаев: «Никаких фильмов про нетрадиционные ценности или национализм наши режиссеры не могут снять. Законы можно трактовать по-разному, но если запрещать фильм «Кандидат», то завтра надо запрещать и «Джентльмены удачи» или «Здравствуйте, я ваша тётя».
Николаев пообещал всяческую поддержку местным кинематографистам. За фильмы обидно, зато «якутская волна» получила неплохую рекламу в общероссийском масштабе.
Классики-современники
За три с небольшим десятка лет российское кино успело собрать коллекцию громких имен и достойных фильмов, сопоставимую с советской. Балабанов, Тодоровский-младший, Велединский, Звягинцев, Хлебников, Мещанинова – в почетном списке режиссеров десятки имен. Даже массовое кино вроде «Антикиллера», «Бумера», «Ночного дозора» – не только вехи киноистории, но и просто добротно сделанные ленты.
Увы, некоторые из этих фильмов или некоторые их эпизоды уже непредставимы сегодня, как, например, многие неполиткорректные сцены у Балабанова или политические реплики героев совершенно аполитичного «Кококо» Авдотьи Смирновой. Так работает цензура, которой формально в стране нет. Но фильм может просто не получить прокатного удостоверения, как это недавно случилось с «Одним маленьким ночным секретом» Натальи Мещаниновой. Напуганный таким прецедентом продюсер, а то и какой-нибудь режиссер впредь станут обходить острые темы. А без них будет тишь да благодать – радость для безразличного к искусству чиновника и скука смертная для зрителя.
И все же на экраны иногда выходят довольно смелые фильмы вроде «1993» Александра Велединского. Основанный на одноименном романе Сергея Шаргунова, он рассказывает о драматическом эпизоде постсоветской истории, который принято называть «событиями октября 1993 года».
Разнообразие жанров, форм и высказываний – это то, что делает кино любой страны полноценным. Российский кинематограф в этом смысле еще не прошел и половины пути. Но если на большом экране можно увидеть и игрового «Чебурашку», и серьезный «1993» – это уже очень неплохо.
Автор текста: Александр Зайцев Источник: postmodernism
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Пока я готовила к публикации биографию Балабанова, Бюллетень Кинопрокатчика выпустил новость о скором выпуске в прокат фильма БРАТ 3.
"Стас Барецкий", - с ужасом подумала я.
"Валерий Переверзев" - успокаивал Кинопоиск.
Дальше все как в тумане и вот я уже смотрю трейлер.
Предупреждаю, эпилептикам это смотреть не рекомендуется!
Если вам (как и мне) сразу показалось, что создатели просто хотели хапнуть на известной дилогии, то предлагаю вам почитать текст интервью под названием "Зритель наверняка впадет в истерику" и поставить диагноз режиссеру самостоятельно удивиться высокой самооценке Валерия Переверзева.
«Фильм повествует о судьбах грабителей-неудачников, генеральской дочке с ее любовью к уличному художнику и суровых буднях одной преступной группировки. Несколько независимых на первый взгляд киноновелл объединены одной увлекательной историей», — гласит синопсис.
Автор уверяет, что кино, в котором снялись голливудский актер Эрик Робертс и российский рэпер Птаха, — высокохудожественная провокация с идеальным сценарием в духе «Криминального чтива», которую ждет успех на фестивалях и у широкого зрителя.
РБК Life встретился с Валерием Переверзевым, известным проектами «Музей истории проституции» и «Музей истории телесных наказаний», чтобы узнать, как он создавал свой фильм и почему картина получила название «Брат 3», не имея отношения ни к проекту Стаса Барецкого, ни к легендарным картинам Алексея Балабанова.
— Как в вашей жизни появилаcь идея фильма, который получил название «Брат 3»? Я читал, что была некая коллизия с названием проекта.
— Если позволите, я начну издалека. Во-первых, я художник. Долгое время я называл себя не режиссером, а художником, пришедшим в режиссуру. Художник, который меняет время и пространство. У меня одна цель — создавать произведения искусства. Причем неважно, что это — масло, графика, инсталляция, акционизм, перформанс или кино. Произведение искусства — нечто такое, что включает в себя большое количество ингредиентов. Это и зашивание бесконечного количества смыслов, и провокативная составляющая, и многое другое.
Валерий Переверзев
Я и моя супруга последние 10–12 лет работаем над созданием идеального, безупречного сценария. За прошедшие годы у нас были истории и для полного метра, и для короткометражных картин, и даже одноминутное кино. Один из таких сценариев под названием «Харассмент» победил на фестивале Your Script Produced! Нас поддержала американская компания, которая выделяла большие гранты сценаристам. Иронично, что «Харассмент» — это трагедия, а приз дали за комедийный сценарий. Тогда я придумал текст: «Чтобы русским всех рассмешить, нужно серьезно рассказать о своей жизни». И теглайн, который сейчас используется в промоматериалах «Брата 3», — «Комедия — это когда несмешно».
Наши друзья-партнеры, узнав об этом, сказали: «Давайте уже не короткий метр, а полноценный фильм сделаем». Я подумал, что на фоне «Харассмента» у меня не менее классные сценарии лежат без дела. Мы с Юлей работаем в тандеме: я оперативно генерирую идеи, а она отличный продюсер, закончила ВГИК с красным дипломом. У нее хорошо получается структурировать мои идеи и оформлять в сценарии. Мы буквально как рыбка-клоун и актиния, которые не могут друг без друга.
Однажды мы придумали сценарий фильма «Барбара». По моим ощущениям, это идеальный сценарий, где нельзя ни убавить, ни прибавить. Мы сняли кино по этой истории, низкобюджетный фильм, 13 мин. Потратили примерно 120 тыс. руб., снято все на фотоаппарат. Фильм объездил 30–40 фестивалей, среди которых был Ann Arbor с квалификацией «Оскара», и получил огромное количество призов. На один из смотров его отобрал лично Джим Джармуш. Он выбрал десять лучших режиссеров, которых пригласил выступить с показами своих работ в один из старейших кинотеатров США «Мичиган».
Мы продали имущество, которое у нас было, — квартиру, машину, — чтобы улететь в Америку. Я предполагал, что, если мы улетим, то, скорее всего, там и останемся. Но вмешалась пандемия. Буквально за несколько дней до рейса границы закрываются, все отменяется. Фестиваль Джармуша в итоге прошел в онлайн-формате. В общем, все накрылось. Но я понял, что мы делаем что-то интересное, нашу работу заметили. Значит, я выбрал правильный курс. Я начал показывать «Барбару» на российских фестивалях и везде где только мог — на компьютере, на телефоне. Однажды на собрании андерграундных художников мы даже проецировали его с помощью проектора на белую лодку. Все, кто смотрел эти 13 мин., погружался в мир кино, растворялся в нем и потом говорил: «Ни фига себе!»
Мы решили пойти на новый эксперимент и снять еще один короткий метр, но подороже. Так родилась картина «Майя и Мортограф»(международное название — Your Turn: Reverse Perspective. — РБК Life). С ней тоже связана необычная история. Один из программных директоров сказал мне: «Наш фестиваль недостоин этого фильма». Я при этом без копейки денег, потому что все вложил в этот фильм, буквально сижу на кухне в трусах, даже есть нечего. А мне летят эпитеты: «Это нереальное кино». «Майю» взяли на тот фестиваль, но фильм ничего не выиграл.
Потом обратился к этому директору: «Ты же так хвалил мое кино. Почему мой фильм ничего не выиграл, а другой собрал награды? Это же работа, которая не станет ничем, она снята как курица лапой». Он сказал: «Ответ на этот вопрос придется найти самому».
— Ответ очень простой. Есть мир критиков и отборщиков, а есть мир членов жюри. Они-то как раз могут абсолютно противоположно оценить то, что кажется важным и интересным отборщикам, это нормально.
— Может и так, но давайте вернемся к «Брату 3». Итак, у меня лежит пять, на мой взгляд, идеальных сценариев. Эти сюжеты прошли проверку ридеров Остинского фестиваля сценарного искусства, причем получили оценку excellent. Мы решили переработать эти литературные сценарии в один режиссерский, делать большое, дорогое кино. Дешево это снять нельзя — мы пробовали. Собираем какую-то сцену, на которую условно хотим потратить 100–200 тыс. руб. Крутим, крутим — ну нельзя дешевле снять. Юля как продюсер задает вопросы: «Зачем кран? Давай без крана». Ну вот нельзя без крана.
— Нельзя, потому что это ваше видение. И оно столько стоит?
— Да, именно. В поисках финансирования мы познакомились с человеком, который и инспирировал весь процесс. Одним из его условий было громкое название. Мне понравилось «Брат 3», потому что стилистически это криминальное кино и, конечно, большая, высокохудожественная провокация. Народ, конечно, сразу взбунтовался: «Брат 3» якобы нельзя снимать. Вот только по закону вполне можно, у нас есть УНФ (Удостоверение национального фильма. — РБК Life), выданное Минкультом. Мы ничего не нарушаем. Был не только хейт в интернете, но и угрозы вплоть до физической расправы.
— Отчасти хейт можно понять, ведь в глазах общественности вы покусились на «народное кино». Сегодня цитаты из «Брата» звучат из уст людей в высоких кабинетах с большим рейтингом поддержки.
— Допустим, но все-таки закон мы не нарушаем. «Брат 3» — отличное название. Несмотря на хейт, меня в том числе поддержало большое количество людей. Нашелся инвестор, который вложился в проект финансово. Когда стартовали съемки, пошли слухи, якобы мы кино делать не умеем, снимаем все криво-косо. Но нормальные, адекватные люди говорили, что рождается что-то необыкновенное. Да, новый режиссер, но делает он не просто кино, а что-то новое.
Нас поддержал Институт современных медитаций. В фильме мы используем медитативные техники, интегрированные в современное искусство. Это то, о чем Дэвид Линч размышлял всю жизнь. Руководство Института узнало об этом и предложило поддержку — и финансовую, и моральную. Мы взяли большое количество институтских наработок, и работа стартовала.
— Правильно ли я понимаю, что полный метр «Брат 3» — по сути, альманах из пяти коротких историй?
— Да, герои пяти коротких историй в конечном счете пересекутся в конце. По структуре фильм похож на «Криминальное чтиво»: будут и флешбэки, и флешфорварды. На это сравнение меня натолкнули друзья, которые видели черновые сборки фильма и читали сценарий.
— Получается «Криминальное чтиво» с элементами, о которых мог бы размышлять в своем кино Дэвид Линч?
— Очень условно — да. Но здесь слишком много искусства, заумных вещей, даже некоторого сумасшествия. У нас, например, цитаты из стихов Ахматовой и Бродского, а потом из Лаэртского, понимаете? А после этого нарочито примитивный диалог двух бандитов. Ты смотришь на это и думаешь: «Что вообще здесь происходит?» Вот такая реакция примерно встречалась на тестовых показах. К тому же есть оммажи моим предыдущим работам. Допустим, из «Барбары» в «Брат 3» прилетает изображение святой Либераты — большой холст, на котором изображена обнаженная женщина с бородой, распятая на кресте. После такого зритель наверняка впадет в истерику — это осквернение его некомпетентности.
— Со стороны кажется, что ваше художественное видение картины — в некотором роде оммаж фильмам прошлых десятилетий вроде «Дурака» Юрия Быкова или «Быка» Бориса Акопова. Так ли это?
— Скорее нет.
— Значит, ни параллелей, ни эпохальной связи, ни источников вдохновения не было?
— Почти все, что вы перечислили, я не смотрел. Знаю эти картины на уровне синопсиса, но не могу их смотреть по ряду причин, в том числе идеологических и эстетических.
— «Там такую музыку не слушают — она ненастоящая»?
— Да. Все, что вы перечислили, — этим должен был быть Тарковский или Сокуров сегодня. Где великое русское все? Мы забыли о настоящем кино, а «Брат 3» всем о нем напомнит. Это большой разговор о культурном коде, о чувственном кинематографе, об интеграции искусства в киноязык и так далее.
— При этом Быкова считают народным режиссером и любят фильм «Дурак», например, а Александра Сокурова широкая аудитория в России практически не знает, его фильмы в стране если и выходили в прокат, то сильно ограниченный.
— Я видел несколько интервью Быкова, мне кажется он весьма грамотный человек, он очень хорошо говорит. В том числе соглашается с моей позицией, пусть она ему и незнакома: да, мол, я народный, но большая трагедия, что я, а не Сокуров. Мой Быкову респект, он понимает, что не художник. Да, снял «Дурака», молодец, но случайно, наверное, так звезды сошлись.
— Смотрите ли вы современное российское кино, не знаю, последних пяти—десяти лет? Может быть, видели якутские фильмы?
— Пару якутских картин точно видел. Что касается якутского кино, оно очень странное. Это классный бренд, который возник в последние годы. Но региональным якутское кино быть не перестало — по своим посылам. Почему-то в регионах — неважно, большой город или маленький, — жизнь кипит покруче, чем в Москве. Но есть какая-то замкнутая среда, которая не дает местным кинематографистам из этой региональности вырваться.
Вот мы, например, из Тамбова. Приехали в родной город и подтолкнули в мир кино большое количество местного населения. Многие кинулись снимать кино: «Хотим как Валера». И это здорово. Правда, по славной тамбовской традиции многие стали потом меня оскорблять, мол, я плохой, а они круче. Но меня это не парит, я на них не обижаюсь. Мне кажется, это моя небольшая миссия, чтобы в небольшом регионе пошла движуха — пусть криво, косо, но зародилась. Думаю, после того как «Брат 3» выйдет на экраны, Тамбов заиграет другими красками, там начнут снимать маленькое кино.
Кадр со съемочной площадки фильма БРАТ 3 в Тамбове
— Давайте поговорим про сюжет «Брата 3». Опирались ли вы на линейное повествование, чтобы в истории было развитие героя? Или мы все-таки говорим о нелинейном, возможно, экспериментальном подходе?
— Хотелось бы прояснить, что это кино сложное, с одного просмотра некоторые вещи даже подкованный зритель не сумеет подметить. Продюсер и инвестор в этом плане довольны — они считают, что такой зритель придет смотреть кино еще раз. Будет ли «Брат 3» раздражать зрителя своей сложностью? Конечно. И мне, стоит отметить, это очень нравится. Думаю, зрителя нужно дергать, над ним нужно в некотором роде издеваться — поднимать его клещами с теплого кресла и опускать в бассейн, чтобы он стал мокрым, чтобы среда восприятия изменилась. Одна из моих подруг, профессиональный психолог-коуч, нашла в картине даже не пять, а десять частей, которые, по ее мнению, можно менять местами, и смысл истории от этого не изменится.
— Фильм с элементами иммерсивного театра, получается?
— Да, для меня это было открытием. Когда я монтировал, об этом даже не задумывался. Возвращаясь к вашему вопросу, у «Брата 3» непоследовательное развитие событий. Такое кино нельзя смотреть фоном, нужно как следует сосредоточиться, отложить телефоны, дела, суету и погрузиться в атмосферу кино. Во время длинного плана идет стихотворение Бродского, а ты в этот момент посмотрел в телефон, — и все, ушла магия.
— В какой степени вы можете говорить о финансовой составляющей «Брата 3»? Заметил, что во время нашей беседы вы упоминаете инвесторов без имен и фамилий, а также не называете цифр. В «Коммерсанте» весной 2021 года писали, что бюджет картины — «минимум 60 млн руб.». Насколько точна эта цифра?
— Такая сумма какое-то время была в планах проекта. Честно признаюсь, за такие деньги «Брат 3» снять нельзя. Поэтому в процессе съемок эта сумма выросла. Вообще, с цифрами у меня плохо — к счастью, есть моя супруга Юля, она продюсер и с этим помогает.
Могу рассказать о своем отношении к деньгам: не видел бы я их и не слышал. Но, конечно, понимаю, что это дорого, когда говорю: «Здесь должен быть кран, здесь должен сниматься Эрик Робертс». Когда мне говорят, что это будет стоить 20 млн руб., я обычно отвечаю: «Мне плевать, сделайте так, чтобы это было, и все». И все начинают работать — инвесторы, продюсеры, пиарщики. Не хочу обесценивать труд людей, которые зарабатывают деньги, да и сам принцип зарабатывания. Но я не оцениваю убытки, не закладываю прибыль.
— Верно ли, что в «Брате 3» только частные деньги?
— Да, с миру, как говорится, по нитке.
— Вы принципиально не обращались в Минкульт и Фонд кино?
— Мы пытались обращаться, даже собрали полный пакет документов для питчинга Минкульта. Подавались дважды, но нам, скажем так, намекнули: «Денег не дадут, потому что вы делаете «Брат 3». Мол, все хорошо, сценарий классный, но маркетинг — увы… Второй раз приходили на питчинг, когда уже сняли половину фильма. Но нас все равно прокатили.
На самом деле я рад, что так вышло. Им, уверен, будет стыдно, что они не дали денег, — кино будет очень достойное. Члены экспертного совета еще будут локти кусать, что упустили художника, талантливую работу. Но с другой стороны, частные деньги развязали мне руки. Инвесторы в меня поверили, они действительно влюблены в то, что мы делаем.
— Частные деньги на безвозвратной основе? На чем основывается ваше сотрудничество — процент с кассовых сборов, что-то еще?
— Думаю, на данном этапе мы бы не хотели раскрывать все тонкости отношений с инвесторами. Мне кажется, я придумал не совсем новую, но адекватную форму организации финансирования. Позднее мы ее, возможно, обнародуем, но сейчас у нас нет договоренности разглашать денежные схемы.
— Некоторые полагают, что в работе находятся два проекта с названием «Брат 3». Один ваш, режиссера Валерия Переверзева, а другой — режиссера Стаса Барецкого, о котором уже несколько лет нет никаких вестей. Правильно ли я понимаю, что с проектом Стаса вы в действительности никак не связаны?
— Да, и, что самое главное, никогда не был связан. С тех пор, как было объявлено о проекте Стаса, меня по какой-то ошибке с ним скрестили. Стас несколько лет назад извинился за это, история осталась в прошлом. Я вам больше скажу — я с Барецким никогда не виделся, мы один раз говорили по телефону, и то он позвонил журналисту, с которым у нас было интервью. О том, в каком состоянии его проект, я ничего не знаю.
— Хорошо, что мы это прояснили. Перенесемся в Тамбов, где были съемки «Брата 3». Расскажите, играют ли локации Тамбова какую-то роль в картине? Есть ли отсылки к каким-то улицам или памятным для вас местам родного города?
— Я хотел, чтобы в фильме была отсылка к одной из улиц, но те дома, которые были для меня важны, снесли — сейчас там какие-то новостройки. Мне было важно снимать в Тамбове, ведь это, как я уже говорил, чувственное, медитативное кино. Отражение моего мира как маленького художника. Хотелось передать свои чувства о детстве в родном городе, поэтому мы старались брать те локации, в которых я испытывал какие-либо чувства, — пространство под мостами, заводы, небольшие улочки. Мне в этих местах было в кайф, это я и старался визуализировать. При этом зрителю необязательно физически быть в Тамбове. Прочувствовать «Брата 3» смогут и в Лос-Анджелесе, и в Париже.
Кадр со съемочной площадки фильма БРАТ 3 в Тамбове
— Иными словами, «Брат 3» — метафорическое и универсальное высказывание, не особо привязанное к геолокации?
— Конечно, на 100%. Например, один из наших актеров, Оливье Сиу, из Франции. Мы показывали ему кино, он смотрел с английскими субтитрами. Я ради интереса у него спросил, понимает ли он Бродского. Он ответил: «Это не нужно понимать, я кайфую от этой правды и чистоты. Это льется на меня, и мне хорошо». Это 100% чувственное кино.
— Кстати, об актерах. У вас очень разношерстный каст. Как вам удалось собрать в одном проекте всех этих людей — и молодых, и опытных, и российских, и зарубежных? Вот, например, Александра Вознесенская, девушка из Тамбова. Как она появилась?
— Нам хотелось сделать в Тамбове идеальный, честный кастинг — дать объявление «Кастинг для фильма «Брат 3». Пришло практически полгорода, кастинг шел три дня, 502 человека хотели попробоваться на главные роли. Одна из девушек стояла в очереди почти сутки. Позднее мы, как честные люди, отсмотрели весь материал, отобрали 20 человек, потом десять, из десяти уже трех. Проводили отдельные пробы.
Я задался вопросом, почему именно Александра так хорошо играет. Все оказалось просто — у нее конфликт с отцом-генералом. «Я ничего не играю, нечто подобное происходит в моей жизни, мне в вашем сценарии нужно быть собой». Это, что называется, точное попадание в образ.
— Главную мужскую роль исполняет Василий Карпенко из сериала «Кухня». Как вы на него наткнулись?
— С Васей мы познакомились при очень странных обстоятельствах. Алексей Лихницкий, экс-резидент Comedy Club, а ныне продюсер, — мой давний приятель. Он пригласил меня в проект «История одного шута» на роль Могильщика, а Карпенко — на роль Гамлета. С тех пор Вася был записан у меня в телефоне как «Вася Гамлет». Во время работы над сценарием «Брата 3» мы написали одну из ролей заранее под Васю. Скажем так, он уже жил в нашем сценарии.
Кадр со съемочной площадки фильма БРАТ 3
— Иностранные актеры — Эрик Робертс, Костас Мэндилор, уже упомянутый вами Оливье Сиу. Для чего они картине? Это элемент маркетинга или какая-то особая режиссерская задумка?
— С Эриком мы давно дружим. Мне показалось, что это просто будет очень весело, если полицейского в Тамбове сыграет Эрик Робертс. Костас тоже друг нашей семьи. У него, конечно, большая загруженность, но мы постарались найти окно в его графике. Это большие актеры, настоящие звезды с необыкновенным богатым опытом. У нас не было какой-то маркетинговой задачи снимать именно их, чтобы потом об этом все написали.
Кадр со съемочной площадки фильма БРАТ 3
— Ну хорошо, а зачем вам рэперы? В касте заявлены Птаха и Басота.
— Ничего необычного, с Птахой мы тоже давно дружим. Когда писали сценарий, придумывали под него роль. Я знаю разные его стороны, поэтому очень интересно показать его героя. Он и сам такого же мнения о том, что видел. Басоту мы утвердили на главную роль, но не смогли договориться организационно — совпасть по графикам и загруженности.
— Как вы работали с таким разношерстным кастом?
— Главная фишка работы с актерами — заставить их быть собой. Мы старались создать расслабляющую атмосферу на площадке. Иногда слегка их обманывали: делали вид, что не снимаем, проводили какие-то технические работы, но на самом деле снимали. То есть камеры, свет были выставлены, и я немного экспериментировал в рамках этого художественного пространства — актеры раскрепощались и преображались.
— Вы уже упоминали про негативную волну в интернете. Как вы к этому отнеслись на тот момент? Можно ли сказать, что этот негатив вас как-то задел или, наоборот, придал сил продолжать снимать кино? Или вы вообще не обращаете внимание на комментаторов в Сети?
— Понимаете, я всегда делал все не благодаря, а вопреки. Открыл Музей истории проституции — хейт. Открыл Музей истории телесных наказаний — угрозы. Сейчас это воспринимается спокойнее, а тогда бабушки с плакатами стояли возле дверей и протестовали. И что? И ничего. У нас за плечами самые разные перформансы — и провокационные, и скандальные. Хейт для меня обыденность.
— Работа провокационного характера приносит особый творческий кайф?
— Это творческая необходимость. Мне однажды сказали, что у меня гипоманиакальный тип личности. Мне нужно дойти до этой точки недоманиакальности, чтобы создать произведение искусства. Не дошел — не создал.
— Все-таки хочу уточнить момент с правами. В последние годы в России много прецедентов, связанных с использованием образов: это и фильм «Цой» Алексея Учителя, и сериал «Перевал Дятлова». За время работы над «Братом 3» с вами не выходили на связь ни СТВ, ни родственники Бодрова и Балабанова?
— Они, может быть, могли бы выйти с нами на связь, если бы на то была причина. Дело в том, что мы не используем ни образы, ни имена, вообще ничего, что относилось бы к первым двум частям. «Брат 3» — абсолютно самобытное кино с похожим названием.
— Тогда встает закономерный вопрос у обывателя: зачем называть кино «Брат 3»? Ведь, если не вдаваться в подробности, я вижу цифру 3 и автоматически предполагаю, что это продолжение.
— Невозможно за всех считать, что они будут думать. Мы руководствуемся только тем, нарушаем мы закон или нет. Юристы, задействованные в работе, четко заявляют, что мы ничего не нарушаем. Выйдет фильм — люди его посмотрят и решат, есть ли там состав преступления в области интеллектуальной собственности и использования прав или нет. Мы открыты к любым переговорам, но на сегодняшний день никто к нам не обращался.
Кадр со съемочной площадки фильма БРАТ 3
— Какие у вас планы по дистрибуции? Будут ли фестивали или сразу выпустите фильм в российский прокат?
— Есть предварительные договоренности с несколькими прокатчиками. Но контракты еще не подписаны, поэтому пока не буду их называть. У нас есть несколько соглашений и с иностранными партнерами — например, в Индии, Китае и Африке. Фильм большой и красивый — думаю, его ждет и большая фестивальная жизнь. Программные директора нескольких международных фестивалей видели рабочие материалы «Брата 3» и отметили, что картина подходит их смотрам по формату. Мы подавали фильм и на Каннский кинофестиваль (в программу он не попал. — РБК Life).
— Спрашивать, что хотел сказать режиссер, дурной тон. Задам иной вопрос: какую идею картины вы бы хотели, чтобы зритель точно считал во время просмотра?
— Я бы хотел, чтобы зритель пришел на это кино и понял, что его жизнь прекрасна. Он должен прийти и испытать эмоции вместе со мной: порадоваться, погрустить, поностальгировать, покайфовать, в конце концов. На выходе из зала мой зритель скажет: «Мне хорошо, у меня все замечательно». Думаю, так в действительности и будет.
Знаете, я долго не показывал кино моим тамбовским друзьям. Ребята — интеллектуалы, разбираются в кинематографе. Наконец решился, включил им фильм. Проходит два часа, говорят: «Мы были там, мы просто улетели в космос». Причем я показал им незаконченное кино, мы еще не успели свести диалоги. Начинаю объяснять: «Слушай, в этом эпизоде он говорит вот это, а она ему отвечает...» Они сказали: «Пофиг, мы поймали кайф».
Надеюсь, вы поймали кайф от прочтения и зарядились позитивом на остаток недели!)
Если написать сценарий, в котором киношники, ища дом для съемок на циане и авито, найдут не только нужный дом, но еще и мастера обработки металла и древесины в лице его хозяина, а затем этот мастер сделает декорации для их фильма, из-за чего в результате придется переписать первоначальный сценарий, насколько такая история будет правдоподобной?
Не дожидаясь ответа, скажу, что у меня в жизни именно так и случилось, когда мы готовились к съемкам фильма «Копать!». Владелец дома, где мы решили снимать одну из сцен, оказался плотником-кузнецом и за очень скромное вознаграждение сделал нам красивый металлический знак и декоративный деревянный забор, с которым мы потом таскались по центру Москвы. И ради такого историю, действительно, пришлось заметно подправить.
Нечто подобное произошло и с фильмом «Другие», который я тоже помогал снимать. Художника-постановщика фильма режиссер нашла случайно, пока снимала тизер. А ведь изначально просто искала подходящее место для съемок.
Чудесная тачка, которая три дня подряд выручала всю съемочную группу.
Эту тачку нам подогнал мой друг детства Леша, мечтавший побывать на съемочной площадке, а заодно помочь нам, студентам киношколы, снять свой первый фильм. Но накануне съемок Лешу срубил ковид.
Однако, человек оказался настолько ответственным, что даже с температурой под 39 нашел возможность доставить агрегат до места и в придачу к нему кучу реквизита - металлолома, идеально подходящего для снимаемой сцены.
Но на этом история тележки только началась.
Сняв нужные кадры, сначала с ее помощью мы отгрузили кучу реквизита, потом телегу запреметила операторская группа и следующие две смены она служила верную службу им, помогая перевозить тяжелую технику по пустырю с ямой.
Затем тачка и вовсе пошла в разнос. На ней перевозили землю, обеды, воду, превращали в склад. В ней даже умудрялись спать.
Вот так вот, выполнив и перевыполнив все свои задачи, телега отправилась ко мне на дачу, дожидаться своего хозяина.
Но спустя год, есть мнение, что следующих съемок она дождется раньше ☺️
Лопата, с любовью покрашенная художником специально для моего фильма "Копать!"
Раньше, смотря фильмы, я редко задумывался о таких мелочах, как цвет предметов в кадре, но когда начал снимать кино сам, не думать о них стало уже невозможно. Хотя бы потому, что когда художник спрашивает тебя "Какая нужна лопата?", ты, как режиссер, должен на это что-то ответить.
Так почему лопата должна быть зеленой, а не коричневой или просто деревянной? Потому что в фильме, о котором идет речь, она принадлежит конкретному персонажу и служит воплощению его целей. Она должна ассоциироваться именно с ним, давая понять, что в руках другого человека эта лопата вряд ли принесет желаемый результат.
И даже если зрителю в голову не придет о таком думать, видя человека в зеленой рубашке и зеленую лопату, взаимосвязь он уловит еще где-то на подкорке. И это работает. Без лишних диалогов и пояснений.
Та же история, например, с движением камеры. Я 8 лет отработал на ТВ, но еще при первых попытках снять что-то "киношное" впадал в ступор от вопроса "Куда поставить камеру?". Ведь кажется, что вариантов миллион (и иногда так и есть), но чаще "правильный" ответ, который покажет именно то, что тебе нужно и склеится с соседними кадрами, хорошо если найдется один.
Тоже самое с действиями героев, направлением света, предметами на заднем плане, звуками, музыкой, стилем монтажа. У всего есть своя обоснованная причина, помогающая лучше раскрыть историю. Да, наверное, какие-то вещи получаются интуитивно, но, кажется, в хорошем кино, это скорее исключение из правил.
Вообще, до того как я начал вникать в кинопроизводство, весь этот процесс представлялся мне каким-то очень хаотичным творчеством, но очень быстро я понял, насколько сильно ошибался. И осознать это мне, как человеку очень системному, было крайне приятно.
Вот кому в здравом уме придет в голову, что фургон «Мороженое» - на самом деле генератор мощностью 60 кВт, от которого запитан кино-караван из 6 грузовиков и вагончиков, свет, плейбек, чайник и микроволновка. Даже телефоны от него заряжали.
Получается, главная машина на площадке - фургон с мороженым. По-моему, это гениально.