Благословенный «застой», который мы потеряли
Дыхнул в ладонь украдкой Брежнев,
Разгладил брови, вздёрнул нос.
«Ну всё!» — подумал Чаушеску:
«Взасос!»
Дыхнул в ладонь украдкой Брежнев,
Разгладил брови, вздёрнул нос.
«Ну всё!» — подумал Чаушеску:
«Взасос!»
На улицах Бухареста. Декабрь 1989 года.
Базовый принцип управления любой революционной ситуацией был сформулирован римлянами и звучит как divide et impera: разделяй и властвуй. Но в каждом новом случае он оказывается надежно спрятанным под огромным количеством временных и местных особенностей, амбиций, интересов, информационных шумов и бурь страстей, в силу чего его, как правило, не видят.
Непосредственные участники событий обычно искренне полагают, что происходящее с ними уникально, неповторимо и действительно открывает дверь в некую новую светлую реальность. И они, как правило, столь же искренне разочаровываются, когда результаты неизменно оказываются обратными ожидаемым.
На заре индустриализации ответ на вопросы, как этот принцип работает и почему крупному государству выгодно иметь в качестве контрагентов государства малые, дал еще Александр Гамильтон в своих дискуссиях с другими отцами‑основателями США о том, как построить великую Америку. Да, в экономике размер имеет значение. Крупная экономика, имеющая под собой крупный рынок, всегда может окупить создание дорогостоящей высокотехнологичной продукции, а малая — никогда. Образно говоря, метро в деревне построить можно, но окупить затраты — никогда. Соответственно, крупное государство по определению будет технологическим донором для малых, с каждой новой инновацией укрепляя их зависимость от крупного. Колониализм в этом случае совсем не обязан быть прямым, экономическое подчинение будет не менее эффективным.
На рельсы же современной практической политики этот принцип поставил американский президент Вудро Вильсон. Если в начале Первой мировой войны США, став кредитором воюющих стран, еще скромно рассчитывали на «союз центров белой расы в лице триумвирата США, Британской империи и Германской империи», то к завершению войны, когда задолженность перед Америкой выросла до фантастических размеров, Соединенные Штаты решили добавить к статусу главного кредитора западного мира и статус его архитектора. Вильсон в этой связи заявил: «Нам в значительной мере приходится финансировать мир, а тот, кто финансирует мир, должен понимать его и управлять им по своему знанию и разумению».
Беспорядки на улицах Бухареста. Аналитики до сих пор задаются вопросом, отчего при свержении «тирана» Чаушеску погибло сто человек, а после его задержания и казни — более 900…
Разумение было простым и прагматичным: империи, с которыми еще вчера жаждали сотрудничать США, были объявлены «тюрьмой народов», в силу чего подлежали расщеплению на национальные государства. Последние из‑за своих малых размеров должны остаться в аграрной парадигме: те предприятия, которые могли там возникнуть, могли быть только американскими, без передовых технологий и с американской собственностью. Институализировала этот раздел Лига Наций, главное политическое детище Вильсона.
Собственно, при этом разделе империй Вильсоном и была сформулирована матрица будущих «цветных революций»: их движущей силой должен быть национализм.
Дело в том, что ни одна национальная культура выделившихся из империй стран Восточной Европы не имела ни опыта государственного управления, ни, что более важно, опыта индустриального производства. Поэтому ни в одном национализме не было и не могло быть рецептов, которые бы вывели их на индустриальный уровень развития. Более того, такой вопрос даже не ставился по той простой причине, что главным врагом национализма всегда будут другие нации и на борьбу с ними направят все силы политической системы. Вопросы экономики, таким образом, тем надежнее будут в руках находящихся «над схваткой» американских корпораций.
Отметим, что этот рецепт полностью сработал. Лига Наций постоянно порождала межнациональные конфликты, не урегулировав ни одного из них, и в итоге, запутав до предела клубок противоречий, приготовила Вторую мировую войну.
СССР, как известно, сумел не попасть в «доктрину Вильсона», объединив народы вокруг советской идеи, и вполне успешно, хотя и болезненно, прошел порог индустриализации. Казалось бы, проблемы решены системно и надолго. Но в конце 1980‑х социалистическая система враз обрушилась: вначале в странах соцлагеря наблюдалась череда революций, впоследствии брендированных как «бархатные», затем в странах народной демократии в одночасье произошла смена режимов. А после сколлапсировал и СССР, распавшись на 15 государств.
Такому развитию предшествовала довольно длинная череда событий, которые, нанизываясь одно на другое, в итоге привели к обвалу. Первое событие датируется далеким мартом 1954 года, когда Георгий Маленков, тогда занимавший пост председателя Совета Министров СССР, под давлением Хрущева и Берии подписал указ о преобразовании Народного комиссариата государственной безопасности в КГБ, подчинив последний Совету Министров. Очевидная причина — страх номенклатуры перед возможностью возврата репрессий, однако не меньшим резоном была и борьба за власть: Маленков, возглавлявший правительство, намеревался держать главную силовую структуру под своим контролем.
Ключевой в этом решении — последний пункт. Дело в том, что архитектура советской власти была простой, но функциональной, основанной на четком разделении функций. Так, КПСС, исходя из идеологических приоритетов, ставила задачи и контролировала кадровые назначения, правительство эти задачи исполняло, а контроль за исполнением возлагался на силовую структуру — НКГБ. Следствием добросовестного исполнения был карьерный взлет, а ошибки и просчеты, повлекшие потери, могли стоить не только должности, но и стать причиной репрессий.
Подчинение проверяющих проверяемым — а именно это сделал своим указом Маленков — кардинальным образом ломало логику этой архитектуры. Функция контроля перестала быть возможной, поскольку отныне добросовестный контроль за исполнением решений мог стоить должности и карьеры уже проверяющему. Это практически мгновенно привело к коррупционированию системы.
Легко увидеть, что на этом решении фактически началось омертвение и догматизация советской идеологии.
Ведь, по сути, любая идеология представляет собой контракт между властью и обществом: власть декларирует четкую систему координат добра и зла, хорошего и плохого, и общество, понимая, что поощряется, а что — наказывается, что перспективно, а что — нет, на уровне индивидов может уверенно строить свои жизненные планы.
Тут же произошло разделение слова и дела: КПСС, оставшись без инструмента контроля, больше не управляла, а лишь олицетворяла и могла разве что в наиболее громких случаях снять с должности провалившегося управленца. Слова стали постепенно существовать отдельно, все больше превращаясь в мало к чему обязывающий ритуал, а дела — отдельно. Собственно, это и породило эпоху застоя, набравшего полные обороты уже при Брежневе.
Второе значимое событие тоже связано с Хрущевым.
Мало кто знает, что влияние СССР в странах социалистического лагеря при Сталине было организовано просто и рационально: идеологическая общность подкреплялась контрольным пакетом Советского Союза во всех ключевых предприятиях стран Восточной Европы. Что важно, эти контрольные пакеты не были взяты силой: за них уплатили немецкими репарациями, которые недополучил СССР.
Таким образом, Сталин построил и механизм повседневного экономического влияния СССР в Восточной Европе. Однако одним из первых своих решений Хрущев безвозмездно передал все контрольные пакеты правительствам стран социалистического блока с благодушной мотивировкой «это же наши идеологические братья».
Одним из катализаторов «бархатной революции» в Чехословакии стал фейк о якобы убитом полицией студенте.
Благими помыслами, как известно, вымощен путь в ад. Без повседневного инструмента контроля и, самое главное, без совместно извлекаемой выгоды от функционирования производств в странах Восточной Европы и на фоне процессов догматизации советской идеологии расхождение интересов местных элит и Советского Союза было запрограммировано. Это не замедлило проявиться в Венгрии в 1956 году, в Чехословакии — в 1968‑м и в Польше — в 1980‑м. Уже тогда стало очевидным, что после решения Хрущева у СССР не осталось никакого действенного инструмента влияния в Восточной Европе, кроме силового, чем он и пользовался в режиме «тушения пожара». Каждое применение силового инструментария лишний раз дискредитировало советскую идеологию, выявляя ее нарастающую нефункциональность, и лишний раз стимулировало процессы ее закоснения.
Мы лишь бегло упомянем ряд других фатальных решений Хрущева, подорвавших конкурентоспособность советской экономики и критичным образом затормозивших ее развитие. Большинство из них, разумеется, легитимировались благими намерениями. Так, в оплату труда внедрили принцип справедливости, в итоге оказались уравнены предприятия, использовавшие новое и старое оборудование, вследствие чего были уничтожены низовые стимулы к модернизации производств. Принцип гегемонии пролетариата привел к заморозке роста зарплат интеллектуального класса, который по мере превращения идеологии в ритуал все чаще обнаруживал себя бесполезным «пятым колесом в телеге» и уходил во внутреннюю фронду, а то и в диссидентство. Тем временем экономическая отчетность учитывала лишь количественные параметры (пресловутый «вал») при полном игнорировании качественных показателей.
В свете вышеизложенного неудивительно, что к 1980‑м годам СССР обнаружил себя в состоянии глухой обороны. Идеология уже окончательно закоснела, превратившись в формальность, практически не связанную с реальной жизнью. Общество знало, что карьеру и преуспевание гарантируют совсем другие вещи, связанные с близостью к начальству. В экономике было засилье номенклатуры, по сути ставшей наследственным красным дворянством, что делало коррупцию массовой и, за редкими исключениями, практически ненаказуемой. При этом и для элит стран Восточной Европы такая ситуация была более чем комфортной: промышленность стабильно получала заказы из СССР безотносительно качества производимой продукции, а внутренний порядок они могли выстраивать по своему усмотрению с соблюдением идеологических формальностей, но без особой оглядки на Советский Союз.
Ключевым экономическим событием, запустившим развал всей этой системы, стало обрушение нефтяных цен, спровоцированное Саудовской Аравией после вхождения советских войск в Афганистан.
Саудовская Аравия, обладавшая на тот момент половиной разведанных запасов нефти и имевшая крайне низкую себестоимость добычи, на самом деле могла диктовать рынку цену — и уронила ее ниже советской себестоимости добычи. Лишившись нефтедолларов, СССР оказался в тяжелом, но, в принципе, еще вполне переносимом положении. Запас прочности был велик, и даже эту ситуацию можно было пережить. Но тут возникли реформы Горбачева, избравшего мишенью ту самую идеологию, которая, превратившись в формальность и ритуал, тем не менее продолжала исправно исполнять свою функцию, сохраняя вместе и Советский Союз, и социалистический блок.
Идею перестроечных реформ можно описать простым примером: чтобы перелить воду из одного стакана в другой, разбивается полный стакан в расчете, что освободившаяся вода сама перельется в пустой.
На примере воды абсурдность такого подхода очевидна, но в случае перестройки он вполне сработал. Идеологическая основа, хоть как‑то объединявшая советское общество и уравновешивавшая экономическое отставание СССР за счет осознания советским обществом своей миссии справедливости, довольно быстро разрушилась, после чего аргумент о качественном разрыве жизни в СССР и странах Запада стало просто нечем крыть. Более того, именно идеологию объявили корнем зла. КПСС, еще с маленковских времен сохранявшая в своих руках единственный инструмент в виде кадровых назначений, закрепленный в шестой статье Конституции о руководящей роли КПСС, оказалась под давлением Горбачева, требовавшего перемен. Но все, что она могла сделать, — снять одних назначенцев и поставить на их место других. Это в принципе не могло повлиять на общее положение и делало публичным фактическое бессилие и КПСС, и советской идеологии.
Под аналогичное давление попали и компартии стран Восточной Европы: горбачевское требование «борьбы с застоем», как и в СССР, порождало там аналогичную кадровую чехарду и перетряски с аналогичным же эффектом. По сути, советское руководство, разрушая собственную систему, подрывало и легитимность восточноевропейских союзников, ставя их под удар критики и заставляя рубить сук, на котором они сидели.
Тем самым восточноевропейские страны, подставленные Горбачевым, оказались в положении легкой и желанной добычи для Запада. Фактор последнего присутствовал всегда, но только теперь получил шансы сработать. Запад предсказуемо вновь избрал своим орудием местных националистов, которые легко нашлись в рядах культурной элиты.
Ставка была хорошо просчитана. Так, культурная элита, изнывавшая от своего положения «пятого колеса в телеге», везде давно раскололась на официальные, творившие в закосневающей идеологической парадигме, и контрэлиты, критиковавшие существовавший порядок вещей. Понятно, что наиболее благодарных точек опоры для критики было две: во‑первых, национализм, досоветское аграрное прошлое, которое так или иначе идеализировалось, а во‑вторых, развитые страны капитализма, находящиеся в непосредственной близости, в первую очередь ФРГ и Австрия.
Обе точки опоры были маргинальными и непримиримыми с существовавшей реальностью. Так, для национализма понятным образом не было места в коммунистической парадигме, поскольку марксистская идеология опиралась на идею интернациональной солидарности трудящихся. Капиталистический же уклад с его опорой на индивидуальное потребление напрямую отрицал первичность потребностей общества в целом, на которой основывалась социалистическая экономика.
В силу маргинальности националистические культурные элиты не имели и в принципе не могли иметь управленческого опыта, по определению были зависимы от западных центров принятия решений, которые могли привести их к власти.
Собственно, готовясь сорвать подготовленный для них Горбачевым плод в виде стран Восточной Европы, Запад отводил им роль силы, которая под разговоры о национальном возрождении обеспечит передачу собственности в управление западным корпорациям.
Разрушение советской идеологии, ее делегитимация на фоне экономического кризиса создали для националистов поле деятельности. Перестав быть «запретными», те в одночасье превратились из маргиналов в быстро набиравших авторитет лидеров общественного мнения. Тезис о «потерянном времени в составе социалистического лагеря» вел к актуализации национальных мифов, которые, разумеется, все были родом из доиндустриальной эпохи, а значит, в их контексте созданная и развитая СССР промышленность осмысливалась уже не как достояние, а как обуза, навязанная «старшим братом». Объектом их социализации стала молодежь, и идея, что избавление от всего, связанного с социализмом, тут же автоматически сделает уровень жизни равным западному, распространилась повсеместно.
Первый «прорыв» на линии соприкосновения социалистического лагеря и капиталистического мира — решение Венгерской социалистической партии, где за год до того «реформаторы» сместили прежнего руководителя Яноша Кадара, открыть границы и разрешить осенью 1989 года свободный вылет на территорию ФРГ и выезд в Австрию. Продиктованное стремлением снизить социальное давление, оно его только повысило, поскольку наглядно демонстрировало слабость власти и ее неспособность решать проблемы самостоятельно. Месседж был воспринят всеми странами Восточной Европы: через Венгрию устремилась многотысячная волна беженцев из ГДР. В условиях идеологического коллапса и экономического кризиса сравнение в принципе не могло быть в пользу стран социализма. Социальная температура повсеместно повышалась до критических значений.
Проведенный в 2009-м социологическим институтом Ipsos (ФРГ) опрос показал, что каждый седьмой немец оценивает падение Берлинской стены негативно…
Непосредственным же началом «бархатных революций» стал отказ Горбачева задействовать советские войска, размещенные в большинстве стран Восточной Европы, для стабилизации режимов, озвученный им на Политбюро СЕПГ 7 октября 1989 года. Весть об этом разлетелась мгновенно, и в тот же вечер на берлинские улицы вышли демонстранты, которые скандировали: «Горби, помоги!» Главным врагом окончательно стали собственные элиты. Месяц нараставших уличных протестов — и уже 9 ноября была разрушена Берлинская стена, разделявшая Западный и Восточный Берлин. Дальнейшее развитие событий фактически предопределилось: уличные протесты стали повсеместными.
Матрица раскачивания толпы везде была примерно одной и той же. Это обвинения власти в полной некомпетентности и коррумпированности, стигматизация советской идеологии, наклеивание ярлыка коммунистической диктатуры, снос памятников, слухи о гибели демонстрантов.
Кстати, зачастую такие слухи не подтверждались, но разгоряченные демонстранты правде уже не верили. Это логично: толпа как социальное образование представляет собой расколотый субъект, где эмоциональная составляющая переживается толпой, а право думать и озвучивать, что правда, а что нет, делегировано лидеру.
Вопрос раскачки толпы всегда сводится к повышению эмоционального градуса, чтобы не давать ей «остыть» и начать думать самостоятельно.
…а 30 лет назад, осенью 1989-го, в Берлине царила по этому поводу немыслимая эйфория.
Примечательно, что прежним элитам нигде не удалось удержать власть. «Реформаторы», сдавшие власть, предсказуемо проиграли на ближайших выборах, и далеко не последнюю роль в этом сыграло западное финансирование местных националистов.
Инвестор, вкладывающийся в выборы, рассматривает их как инвестицию, которая должна окупиться, желательно с хорошей прибылью. Поэтому последние, придя к власти, первым же делом провели приватизацию, за бесценок распродав западному капиталу модернизированные и вновь построенные СССР предприятия, что, собственно, и было ставкой Запада в «бархатных революциях».
Позднейший анализ показал, что Запад стал собственником в ряде случаев до 90 процентов активов стран Восточной Европы, по сути, получив в свои руки их экономический суверенитет.
Таким образом, новые националистические правительства оказались «властью без власти»: отвечать за социальный менеджмент в условиях, когда ключевые ресурсы контролируются не ими, значит объяснять, почему стало плохо, без возможности что‑либо реально сделать.
Были свернуты социальные программы, а для пущей надежности экономический контроль над Восточной Европой дополнился силовым: все восточноевропейские страны вступили в НАТО. Логичным образом национализм, провозглашающий приоритет собственной нации, стал самым надежным способом распродажи фактического суверенитета. «Доктрина Вильсона», простая и логичная, опять сработала.
Кирилл КОКТЫШ, доцент кафедры политической теории МГИМО МИД России, кандидат политических наук.
Мало кто знает, но Румынская Революция 1989 могла начаться 14 декабря, а не 16-го, как это случилось.
Восстание против Чаушеску готовилось с середины ноября и должно было начаться в городе Яссы.
Подпольная группа, готовая к выступлению, уже насчитывала более 3.000 человек, и начало восстания было назначено на 16.00 на Площади Воссоединения в Яссах.
Возглавляли подполье братья Эмилиан и Василе Стойка, Фодор Петру, Василе Илашку, Михай Сфидиняк, Штефан Пруциану, Касьян Спиридон и Тити Якоб.
Однако чаушистской «Секуритате» стали известны планы заговорщиков, и их накрыли за пару часов до начала восстания, которое было подавлено не начавшись.
Однако на следующий день, 15 декабря 1989 г., в Тимишоаре люди вышли на стихийную поддержку арестованного диссидента Ласло Тёкеша, 16 декабря началась Революция, а 25 декабря Чаушеску был расстрелян.
На видео - последняя «прямая линия» Николае Чаушеску.
А еще получит ачивку в профиль. Рискнете?
Тут много обсуждалось строительство мега мечети как в этом посте: Точка в скандальном вопросе по строительству мечети в Москве
А я вам другой пример приведу. Есть в городе Бухаресте дворец Чаушеску. Тоже мега культовое сооружение. Вся страна вкладывалась в это чудо. Не доедала - не допивала. Ухерачила прекрасную землю в сердце города. Подробнее можно прочитать в других источниках. Вот оно.
И теперь не знает, что с этим делать. Той религии, для которой все это предназначалась уже давно нет. И содержать его невозможно. И снести нет средств. Это я не для того, что бы показать что религия это плохо, а к тому, что нужно подходить к таким проектам разумно. Что бы не получилось как там. Что эта МЕГА мечеть станет стоять не востребованная весь год, ну кроме окончания Рамадана. Но в том городе походу жизнь людей не особо научила. Потому, что с другой стороны прилегающей ко дворцу Чаушеску территории строится другое мега чудо. Вот оно.
Поэтому надо 100500 Х 100500 раз подумать-взвесить необходимость - востребованность таких чудес света.
Была у нас несколько лет назад секретарша Машенька - трудолюбивая и исполнительная девушка девятнадцати лет. Несмотря на вышеуказанные достоинства, время от времени (довольно часто) производила она впечатление каноничного персонажа из анекдотов "про блондинок".
И вот, несколько лет назад, аккурат перед 8 июля было дело. Город, и наша школа в том числе, готовится отметить день семьи, любви и верности. Была у нас в городе семейная пара, принадлежащая к местной бизнес-элите, которые охотно и щедро спонсировали в нашей школе кабинеты по труду технологии. Поскольку чета вполне соответствовала главной идее праздника (больше 30 лет супружества, вполне состоявшиеся дети), решено было поздравить и подарить главное достижение кабинета - вырезаную на дереве картину. Поскольку авторы картины с родителями находились в отпуске, вручать и поздравлять доверили Машеньке, так как: 1) семейная пара в своё время оплатила секретарские курсы Машеньки и посодействовала её устройству на работу (как бы сказали до революции - благодетели); 2) Машенька самая красивая не только в школе, но и во всём городе.
Вечер 7 июля. Шарики надуты, сцена украшена, репетиции прошли. Директриса курит в коридоре, я в кабинете (каюсь, грешна) сижу, закинув ноги на стол и медитирую на люстру. Машенька что-то старательно пишет за соседним столом.
Я: Маш, ты чего там строчишь?
Маша: Речь поздравительную, мне же завтра выступать.
Я: Маша, тебе длинную речь толкать не обязательно, просто выйди, поздравь, пожелай счастья и вручи подарок.
Маша: Мне хочется посолиднее выступить.
Я: Ну как знаешь.
И собираюсь обратно погрузиться в медитацию. А перед этим боковым зрением кошусь на Машину "поздравительную речь". Полстраницы корявейшего текста. Да, почерк у Машеньки не ахти... Тем не менее, замечаю среди каракулей что-то знакомое.
"Чау"...
Так, стоп...
Чауш...
ЧАУШЕСКУ
???
WTF???
Тут уже директриса, выплюнув сигарету, внеслась в кабинет: - Маша, что за хрень?
Маша (невинно хлопая ресницами): Ну да, Чаушеску. А что?
Путём блиц-допроса выясняется следующее: некий 16-летний тролль из экологического отряда, узнав, что Маша желает на празднике отметиться поздравительной речью, "любезно" посоветовал вставить в речь упоминание про Николае и Елену Чаушеску. А что? Чуваки прожили долго, счаствиво и богато и умерли в один день. Плохо что ли? - хорошо!!!
- Ох, блять, - сказала директриса, и мы с ней принялись экстренно просвящать Машеньку относительно румынских событий 1989 года. Машенька в ходе просвещения удивлённо и ошарашенно захлопала ресницами, и вовсе не потому, что мы с директрисой были несколько эмоциональны и прибегали к ненормативной лексике; просто для неё было открытием существование такой страны как Румыния, до сих пор её представление о Европе ограничивалось Турцией, Египтом и Францией ("это той, которая на сапог похожа"). Потом, по ходу просвещения, хлопать ресницами Маша стала с оттенком ужаса во взоре, ибо что бы там про её интеллектуальный уровень не говорили, она вполне отдавала отчёт, что принародно поздравить людей (которые, кроме всего прочего, для неё сделали много хорошего) сравнив их с людьми, расстреляными у солдатского сортира, прямо скажем... несколько скандально.
- Ну мы же не проходили это в школе! Новерное... - пытается в своё оправдание возразить Машенька.
- Машенька, блин, какая разница, проходили или нет! Пацан (который, к слову, несмотря что отличник, имеет репутацию мелкого пакостника) говорит незнакомую тебе фамилию. Что, трудно вбить в поисковик и узнать? У тебя есть телефон и интернет, зачем люди всё это изобретали, ночами недосыпали - для того ли, чтобы ты постила фоточки в инсте и портила праздники??? Этак он тебе запросто бы порекомендовал сослаться на Адольфа и Еву - они, знаешь ли, тоже в один день скопытились!
- Ааа, ну этих-то я знаю! - облегчённо молвит Машенька.
- Ну, слава богу, мадмуазель! Вы небезнадёжны...
______________
В общем, на следуюший день Машенька поздравила семейную чету по-простому, не умничая. А малолетнего тролля изловила и отпиздила. Потому что Маша, может, и не умеет в историю, но в хороших пиздюлях толк знает.
Поступь тоталитаризма в Канаде.
Полиция разогнала лагерь протестующих перед парламентом Канады.
Всем протестующим угрожают уголовными делами, штрафами, конфискацией автомобилей, заморозкой счетов в банках и т.д.
Уже сейчас заблокировано без суда и следствия 206 банковских счетов граждан. В частности, заморожены счета жительницы Оттавы за то, что она перечислила 50 долларов в фонд помощи протестующим. Также заблокированы счета нескольких журналистов освещавших протесты.
Поступают угрозы владельцам магазинов и кафе, которые помогали протестующим в Оттаве. Им грозят штрафами и закрытием бизнеса.
В ответ на развязанную правительством Канады кампанию по очернению протестующих как "сторонников превосходства белой расы", группа израильских ученых и евреев переживших холокост выпустила заявление, что обеспокоена попытками властей Канады клеймить протестующих как сторонников нацистской идеологии.
Растоптанной женщиной оказалась старейшина из числа коренного населения.
Депутат Европарламента из Румынии Кристиан Терхеш на официальном выступлении заявил, что Трюдо ведет себя в точности как Чаушеску.
«Он в точности как тиран, диктатор. Он как Чаушеску в Румынии». Также депутат призвал изолировать Трюдо демократическим международным сообществом.
Протестующие заявляют, что не прекратят протестовать и не позволят Трюдо окончательно превратить Канаду в полицейскую диктатуру. Пока что протесты продолжаются в целом ряде других городов Канады, покуда Трюдо стянул полицию для подавления протестов в Оттаву.
Канадцы, вы невероятные, боритесь за свою свободу!
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
На фоне событий последних недель, вспомнил я вот какую историю
Почему одним социалистическим странам Москва прощала все, а другим почти ничего?
У Советского Союза со «странами социалистического содружества», были, мягко говоря, сложные отношения. Вплоть до боевых действий в Будапеште в 1956 году, и вторжения в Чехословакию в 1968 году. В 1981 году отношения с Польшей также оказались на грани военного столкновения. Граница с Западным Берлином вообще была главным источником напряженности двух блоков.
Югославия - это особая тема. Это сейчас сербы «братушки», а при товарище Сталине в официальном дискурсе не было никакой «братской Югославии», а была «клика Тито», которого называли «кровавой собакой», и СФРЮ была врагом похуже Америки. С Белградом Москва кое как помирилась только при Хрущеве, но отношения все равно оставались проблемными, Югославия, кстати, не входила в «Варшавский договор». (А Албания из ОВД вообще вышла и албанский вождь Энвер Ходжа ругал Хрущева и Брежнева последними словами). Но, допустим, до Албании и Югославии было далеко, не дотянуться, да и в случае чего «наступать на Европу» через Балканы было бы проблемно.
Но вот поразительная история с Румынией. Тамошние власти гнули настолько особую линию, что поддерживали особые отношения с Китаем (в пику Москве), и даже с Израилем. Румыния не приняла участия во вторжении в Чехословакию, игнорировала бойкот, который Москва объявила Олимпиаде-84 в Лос-Анджелесе. Советские войска были выведены из Румынии
А в 1972 году случилось нечто запредельное по меркам «ограниченного суверенитета» социалистических стран - командующий 2й румынской армией генерал Шерб был осужден за передачу секретных сведений советской разведке. Сведения касались румынских планов обороны на случай «вторжения через Прут» , то есть со стороны СССР. (см. Николай Сайчук «Тень ядерной войны над Европой. Обзор оперативно-стратегического планирования НАТО и Варшавского Договора».)
Больше того, румынские власти обнародовали «Заявление о позиции Румынской коммунистической партии по вопросам мирового коммунистического и рабочего движения», в котором утверждалось, что никаких единых рецептов в этой области не существует, и каждой компартии принадлежит суверенное право решать свои проблемы и выбирать пути самостоятельно. Это был демонстративный отказ от признания «руководящей и направляющей роли» Москвы в блоке социалистических стран.
И тем не менее, вождям Румынии все сходило с рук. Никаких политических и силовых акций против Румынии руководители СССР не предпринимали.
Почему?
А потому, что политически Румыния не могла служить моделью для народов СССР. Вот Чехословакия или Польша с их «социализмом с человеческим лицом» и большим уровнем культурных и общественных свобод, с более высоким уровнем жизни и бытового комфорта, могла восприниматься в качестве альтернативы «советскому социализму». Почему бы не «сделать как в Польше», мог подумать советский человек? Яркие магазины, более вольготная жизнь, свободный выезд из страны? И тоже социализм. А что не так?
Но вот Румыния, с ее несменяемым вождем, всевластием тайной полиции, запретом абортов, и прочими авторитарными штучками, советского человека воодушевить никак не могла. Поэтому к Чаушеску у Москвы и не было больших претензий. Там боялись не враждебных войск, а альтернативных идей.
Источник: https://t.me/moneyandpolarfox/2365