Показываю пока показывается. Холст, масло
"Форма воды. Песок. " 60х80 см, 2024 г.
С некоторым трепетом делюсь с вами работой, над которой трудилась очень долго.
Эта картина - моя песнь о любви к воде. К мягким речным волнам. К золотой паутине солнечных бликов. К теплому янтарю песка под волнистым стеклом набегающих волн.
Это мое признание в любви, моя серенада волжским пляжам.
Моя форма воды.
Дальше не будет текста, только картинки) Ибо дикси!)
загналась так, что расписала и торцы в галерейной натяжке.
Фрагменты, макросъемка.
Как будет выглядеть в интерьере - отдаю на волю вашей фантазии)
Вот как-то так.
Пы.сы. Куда пропал тэг "Красивое"?((( Он же был, я помню ((
UPD:
Одному из пикабушников картина настолько понравилась, что он незамедлительно её выкупил.
О настоящем Долбоящеризме
Прибыли вчера по надобности в одну из частей спасателей страны У. Часть встретила нас неистовым рёвом сирены воздушной тревоги. Некий гений расположил её прям около боксов с техникой. Соответственно звук такой, что у меня аж зубы заныли и дабы они не попали в резонанс и не высыпались, я старался асинхронно постукивать челюстями и затыкал уши. Развлекаясь таким образом заметил стайку местных собак, которые невозмутимо лежали прямо под этой самой дуделкой-завывалкой, с вялым интересом поглядывая в нашу сторону. "Стоики, глядь!" - восхитился я.
Попали на территорию и начали заниматься там своими делами. Понемногу переместились в конец бокса, где личный состав, вместо того чтобы морально разлагаться ввиду отсутствия ЧП, зачем то разложил всякие железки, сварочный аппарат, УШМ, и что -то там варил и пилил. Помалу перетаскиваем туда своё барахло, и поглядываем на действо. Ну интересно же, что за фигню там мудрят. Пришли мы к тому моменту когда там имелся металлический параллелепипед с приваренной к широкой стороне трубой стодвадцаткой. На трубе намалёвана улыбающаяся рожица, а на параллелепипеде торс-кубиками и соски. Стоял конструкция на "голове"-трубе и к другой широкой части приваривали кольца. Рядом же лежала ещё какая-то конструкция непонятного назначения из труб 3\4 , арматуры и уголка.
"А что это вы такое делаете, джентльмены ?" - поинтересовались мы. "А чучело делаем, вот." - ответили джентльмены. Мы некоторое время помолчали, переваривая информацию, поизучали конструкцию повнимательнее. "В смысле чучело"- спросил я - "Чтобы с ним что? И как?"
А вот как. Оказывается, с целью улучшения и совершенствования, а также недопущения и предотвращения, командование велело изготовить , эмм, манекен человека весом не менее 80 кг, для симуляции спасения человеков. Для того чтобы бравые спасатели не растерзали его в процессе оттачивания навыков таскания от избытка молодецкой удали, велено было изготовить оное чучело из металла, каковой найдётся поблизости. Также, для аутентичности, обмотать конструкцию поролоном и одеть прилично. Да! Чучелу надлежало придать некую степень свободы в стальных членах и корпусе. Т.е. оное чучело должно иметь гибкость в пояснице и несколько шевелить руками и ногами, для придания реализма при его таскании.
Перед отъездом, мы стояли и курили, поглаживая местных дворняг тусящих при части, а парни спрашивали у старшего можно ли манекену приварить первичные половые признаки мужского типа (проще говоря - половой хуй), ну чисто чтобы душу отвести и как-то выразить своё отношения к подобным инициативам. Старший разрешил, но сначала сфотографирует его для отчёта без половых признаков, а потом, да, конечно, придадим творению мужества и стойкости. И всё это под периодический оглушительный вой сирены.
В Питере шаверма и мосты, в Казани эчпочмаки и казан. А что в других городах?
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Осьминог. Реализм
Осьминог
Выполнен линером Unipin 003
Размер рамы 18*24 см
больше моих работ смотрите здесь
https://www.instagram.com/jan_tsivinsky?igsh=MXhxbXNrd3lja2x...
Inglishman in New York
К полудню натруженное тело становится таким же твердым и ломким, как кирпичи, которые мы мерно кладем один на другой, один на другой. Оно похрустывает и тихо стонет, но остается сухим и ладным. Весна в Москве – славное время. Ветреное, грязное, но доброе. Весна не изнуряет морозами и солнцем. Весна пахнет абрикосами и домом.
Я потягиваюсь, стряхиваю утомление и смотрю вниз. С каждым днем, с каждым кирпичом земля становится все дальше, а люди – все меньше. Я вспоминаю, как мы с Анваром рассматривали букашек в траве, как он, завидев муравьев, кричал: «Мӯрча! Отец, смотрите! И еще один!» И мы ползли на карачках за ними, завороженные их быстротой и силой. Сын ловил их и смеялся, как щекотно они бегут по руке. И люди там внизу тоже были муравьями – суетными, красивыми, темными и блестящими. Они текли дорожками, и каждый нес в этот мир что-то свое, нужное.
Я прицокиваю языком и говорю:
– Зебо. Красиво.
Но Шавкет не отзывается. Опять заткнул уши музыкой и не слышит ничего вокруг. Хороший парень, сын дехканина, крепкий, молчаливый, радостный. Когда зимой нас сбивало с ног сухим ветром, когда летом кожа плавилась на костях от злого солнца, когда осенью дождь бил в лицо так, что не вздохнуть и век не поднять – он улыбался. И его красивые зубы сверкали желтизной и золотом. Жаль, Соро поспешила замуж, а то не задумываясь отдал бы ее за такого.
Объявляют обед, я тяну Шавкета за рукав, тот вздрагивает и благодарно кивает. Мы сливаемся с толпой – все в синих робах и оранжевых касках. Чужие, усталые и такие схожие. Мы идем вереницей на дальний двор, где выстраиваемся в очередь перед «Газелью». Мы гудим, смеемся и много говорим, ведь обед – всегда про радость.
В пластиковом контейнере сегодня то, что они называют пловом. Мы с Шавкетом садимся рядом на землю и едим рис, который местные повара совсем не умеют готовить, но тело все равно принимает с благодарностью. Отсюда дом, что мы строим, кажется серым иссушенным скелетом, на котором кирпич за кирпичом нарастает мясо нашими руками. И я вдруг понимаю, что отсюда, с земли, мы тоже кажемся муравьями – слаженными, трудолюбивыми, красивыми. И возможно, кто-то смотрит на нас не так, как обычно смотрят на нас – словно и не смотрят вовсе, – а любуется.
И я хлопаю Шавкета по плечу, а тот хлопает глазами и ловит выпавший наушник. Спрашиваю, что это он слушает. Шавкет протягивает наушник, и я, захваченный солнцем, негой и сытостью, беру его и засовываю в ухо.
Песня английская, и я качаю головой. Говорю, что мог бы и наше послушать, – важно удерживать в памяти главное. Шавкет пожимает плечами, виновато улыбается, но не переключает.
Мы сидим с ним на земле под недостроенной громадиной, каждый камень которой знает наши руки и шаги. В одно ухо гудят машины и разговоры. А в другое уныло поет далекий и незнакомый мужской голос, без надрыва и силы, не очень-то и красиво поет. Но я прикрываю глаза и на миг ощущаю тепло рядом, словно сидит кто, – не там, где Шавкет, а там, где песня. Я оборачиваюсь и вижу невзрачного человека, слабого, худого. Музыка продолжает играть, но мужчина не поет уже, а смотрит на меня и говорит о великодушии, а я понимающе киваю и рассказываю о полуденном солнце в горах. И кажется, что сейчас качнемся мы и соприкоснемся плечами – две букашки с разных травинок, очутившиеся рядом на ладони мира. А после затянем вместе песнь на древнем вавилонском языке.
и будет это так красиво как и все в этом мире ведь все есть красота и нет ничего кроме нее
Шавкет тычет меня в бок, я просыпаюсь, возвращаю наушник. Мы идем муравьиной тропою туда, где ждут кирпичи. Я насвистываю странную мелодию и улыбаюсь. Впереди наш поток разбивается на два русла и огибает женщину с коляской. В коляске сидит большеглазая девочка в шапке с ушками. Она вдруг машет мне рукой и говорит: “Привет, дядя!”, я смеюсь и машу ей в ответ.
И весь оставшийся день я думаю о том, как расскажу обо всем этом Зулмат, но вечером, когда мы с ней созваниваемся, не нахожу слов.
Автор: Александра Хоменко
Оригинальная публикация ВК
К бою
Автор: Ferodra
Источник: FurAffinity
Не пара
По пятницам мы ходили на дискотеки. Друг знакомился с девушками, угощал их коктейлями и уезжал вместе с ними к себе, к ним или ещё куда-то, куда меня с собой не брали. Первое время он пытался подыскивать подружек для нас обоих, чтобы уехать вчетвером, но та подружка, которая предназначалась для меня — менее фигуристая и более стеснительная, — всегда давала заднюю. Очевидно, из-за меня. В итоге я сжалился над другом и разрешил ему махнуть на меня рукой. Сбрось балласт. Развлекайся.
Пока друг наслаждался общением с очередной девушкой, а возможно, и с её стеснительной подружкой, я пил, дрыгался на танцполе и, случалось, знакомился с такими же пьяными неудачниками, которые не могли найти себе девушку. Казалось, будто бармены смотрели на нас презрительно, и мы, признав свое поражение, лакали это презрение вместе с разбавленным виски.
Как-то раз я плелся домой с дискотеки. Утренний холодок отрезвлял. Было приятно пройтись по улице после клубной духоты, грохота и световой свистопляски. Я словно возвращался с поля боя. Почти все пятиэтажки в моём районе стояли пустыми с разбитыми окнами. Либо их уже снесли. Кое-где лежали неубранные руины, как после бомбежки.
На козырьке одной из опустевших пятиэтажек сидела девушка. Худенькая. Вся в чёрном. Колготки в клетку. Кожаный чокер, похожий на ошейник. Я так устал от незнакомых девушек, что даже не подумал к ней подкатить.
— Эй! — окликнула она меня.
— Да?
— Ты чего, не видишь, что человек хочет покончить с собой?
Я подошёл поближе и увидел на её лице дорожки от слез. Тушь потекла. Одежда — чёрная, тушь — чёрная, а глаза — голубые, как будто небо сквозь закопчённое окно проглядывает.
— Почему ты хочешь... это самое?
— А ты вот сколько кроссовки носишь? — спросила она невпопад.
Я посмотрел на свои кроссовки. Красивые, но неудобные, у меня в них пятки болели и ноги потели сильнее обычного.
— Ну год, может, два.
— А куда их потом деваешь?
Обычно мама относила мои старые вещи в храм — для тех, кто победнее. Но мне не хотелось говорить, что судьбу моих кроссовок определяет мама.
— Выбрасываю, — соврал я.
— Вот и меня так же. Поносили и выбросили, как кроссовки. Могли подлатать и ещё поносить или, например, на дачу отвезти. Но меня просто выбросили.
— Понятно, — сказал я, хотя вряд ли по-настоящему её понимал, потому что меня на тот момент никто не бросал. У меня и не было никого, кто мог бы бросить.
— Если ты спрыгнешь с козырька, то не умрёшь, — сказал я.
— Смотря как упасть. Хочешь пиво?
Она выудила из-за спины бутылку. Я встал на цыпочки и протянул руку. То ли она не рассчитала, то ли я был ещё пьян, но бутылка пролетела мимо моей руки и разбилась об асфальт.
— Так даже лучше, — сказала она. — Если я упаду на осколки, то точно умру. Иди в магазин за пивом.
— Я?
— Ты.
— Пф-ф! — издав этот звук, я попрощался с ней и пошёл в сторону дома.
Какая-то дурочка, думал я. Чумазая брошенка. И она ещё будет указывать мне, куда идти. Пф-ф! Я почти дошёл до дома, как вдруг остановился и повернул обратно. Купил пива в шаурмичной.
Она не удивилась моему возвращению. Объяснила, как забраться на козырек подъезда. Слезать со своего наблюдательного пункта она не хотела. Я сел рядом с ней и открыл бутылки. Следующие два часа я медленно посасывал пиво, слушал её рассказы и пялился на деревья, на дорогу, на торговый центр и на людей, которые спешили в метро или в парк, скрывавшийся за ТЦ. Именно в этом ТЦ я купил свои кроссовки, от которых болели и потели ноги. Там же Юля познакомилась с парнем, который бросил её, как изношенную обувь.
Но до расставания у них было много всего хорошего. Он играл на гитаре, а она собирала с прохожих мелочь. Они гуляли по крышам и заброшенным домам. Занимались любовью на козырьке подъезда — того самого, где мы сидели. Они катались вдвоем на велосипеде, пили коньяк с бездомными и убегали от полицейского, который застукал их голыми в парке. Они пускали воздушного змея, играли в приставку и — не опять, а снова — занимались любовью в туалете кафе, на заднем сиденье машины…
— А в нормальных местах вы это делали? — спросил я.
— Ему нравится в ненормальных.
— А тебе?
— Не знаю.
Она не знала, потому что он был у неё первым. Ей казалось, будто так и надо. Ещё я узнал, что она на год старше меня. На один год старше, на одну несчастную любовь больше.
Припекало апрельское солнце. Оно светило в правое полушарие моего мозга, вымывая грустные мысли. У меня не было ничего. Ни работы, ни вузовского диплома, ни девушки, ни своего жилья. Только это большое и теплое солнце, по которому все за зиму страшно соскучились. И этого было достаточно.
Я взял с Юли слово, что она не покончит с собой, прыгнув с козырька на бутылочные осколки, и пошёл домой. Мама, как обычно, стала ругаться. Мол, у меня одни гулянки на уме. Но мама подобрела после того, как я огорошил её новостью о том, что наконец встретил свою любовь. Больше никаких дискотек, пообещал я.
Мы с Юлей сдержали слово. Она не покончила с собой, а я покончил с гулянками. Мы стали видеться почти ежедневно. Юля без конца рассказывала мне свои истории, одна безумней другой, показывала фото и видео с бывшим парнем, водила меня туда, где она с ним когда-то бывала. Мы были словно паломники, посещающие святые места. С собой в паломничество мы брали термос, в котором плескался коктейль из кофе и дешёвого виски. Пили по очереди из горла.
Она часто заговаривала о самоубийстве. Порой плакала. Я утешал её как мог. Обнимал, гладил по голове, целовал в темечко.
— Я больше никого и никогда не буду любить, — говорила она.
— Будешь, будешь, — отвечал я, надеясь, что она уже любит меня, только ещё пока не догадывается об этом. — Вы просто не пара. Непарные кроссовки. Найдешь пару — и будешь любить.
Когда я попытался её поцеловать, она засмеялась и сказала, что её бывший носит бороду, а все безбородые кажутся ей женственными. Я тогда брился в лучшем случае раз в неделю. Моя борода никак не хотела расти, выдавая во мне молокососа, и я стал всерьёз подумывать о трансплантации волос.
Пару недель я ничего не рассказывал другу, который ходил на дискотеки без меня. Но всё-таки излил ему душу. Надеялся получить совет о том, как выйти из френдзоны. Чтобы у него было больше информации для анализа, я объяснил, в какой тяжёлой ситуации находится Юля. Сердце разбито. Брошена, как старые кроссовки.
— Она тебе даёт? — спросил друг.
— Она пока не готова к новым отношениям…
— Тогда заканчивай с этими пиздостраданиями.
Я обиделся и сделал вывод, что друг с его распутной жизнью ничего не понимает в настоящей любви. Решил, что буду счастлив с Юлей назло другу.
Я вправду был счастлив — месяц или чуть больше. Правда, одновременно я был и несчастлив. Время, проведённое без Юли, казалось мне пыткой. Я тосковал по ней каждую минуту. В каждой встречной видел её. Гуляя в одиночестве по району, я зачем-то мучил себя, представляя, в каком укромном местечке — в кустах, за магазином, на детской площадке — она занималась любовью со своим бородатым гитаристом. Я мечтал встретить этого подонка и, ни слова не говоря, надавать ему по его музыкантской роже. На тебе за кроссовки! На!
Я стал реже слушать музыку, потому что она напоминала мне о Юлином гитаристе, и перешёл на аудиокниги. Я слушал книжки по популярной психологии и философии стоиков. Оттуда я узнал, что страдания могут быть либо сильными, но недолгими, либо долгими, но слабыми. Вдохновившись этим соображением, я устроил нам романтический ужин в парке — пиво, шаурма, её любимые шоколадные грибочки — и попытался заняться с Юлей любовью в лучших традициях её гитариста. Была не была, решил я.
Такой реакции я не ожидал. Она ударила меня, как будто я был какой-то маньяк. Метила, видимо, в лицо, а попала в кадык. Я чуть не задохнулся. Она боялась, что я ударю её в ответ, поэтому отбежала в сторону.
— Ты успокоился? — спросила она, когда я перестал держаться за горло с выпученными глазами.
— Угу, — мне ещё было трудно говорить.
— Не успокоился. Давай покурим. Ты там, а я здесь.
Мне не нравилось, когда она держала сигарету в правой руке. На сгибе большого пальца у неё было выбито имя бывшего. Когда она держала сигарету, татуировка бросалась в глаза, и в моём воображении всплывал её гитарист, словно демон, вызванный по имени.
Мы покурили. Юля села обратно на плед. Она извинилась, после чего стала долго и скучно рассказывать о том, как они с гитаристом ругались. Однажды дело дошло до драки. Она расцарапала ему лицо, а он чуть не вывихнул ей руку. Я слушал вполуха, допивал вино и смотрел на узкую и грязную речку. На душе было тоскливо. Утопиться в реке проще, чем разбиться при падении с козырька подъезда, думал я.
В середине мая Юля мне позвонила и позвала на козырёк. Взволнованная, громкоголосая. Ей не терпелось встретиться. Я вообразил, что она наконец поняла, как сильно меня любит и как благодарна за всё, что я для неё сделал и ещё сделаю. Глупенький. Она сидела на козырьке в обнимку со своим гитаристом.
— Это тот твой ухажёр? — спросил он.
— Это Гошенька, мы с ним как лучшие подружки.
Юля предложила мне забраться к ним и выпить пива. Такой радостной я её не видел. Она напоминала девочку, которая дождалась папу из экспедиции на Северный полюс. Она долго рассказывала о его геройстве и боялась, что ей не поверят. Мол, вдруг папа выдуманный. А теперь — вот он, любуйтесь.
Борода у гитариста была действительно шикарная. Он держал сигарету в левой руке, на сгибе большого пальца виднелось тату с Юлиным именем.
Наверное, если бы я сидел на козырьке, я бы столкнул его оттуда. Или её. Или себя. Вариантов много, но я выбрал самый простой. Я молча ушёл. Мой термос с кофе и виски опустел на полпути до дома.
С тех пор Юля мне не писала и не звонила, видимо, была очень занята воссоединением с гитаристом. Чтобы привлечь её внимание, я внёс её в чёрный список и удалил свою страницу в соцсети. Потом восстановил страницу и снова удалил, убедившись, что Юля мне не писала, умоляя вернуться к ней — пусть даже в роли её друга. Даже статус подружки порой казался мне не таким уж и унизительным. Но она не писала.
Я знал, что скоро они снова расстанутся и что она вспомнит обо мне. Позовет на козырёк. Поплачет у меня на плече. И эта надежда, как молочный зуб, который едва держался в десне, мучила сильнее всего.
Спас меня друг. Он давно звал меня в бордель, чтобы покончить с пиздостраданиями, как он выражался, но я сопротивлялся. Не хотел пачкаться. В итоге я поддался на его уговоры. Пышногрудая Ясмина из какой-то волшебной среднеазиатской страны в течение нескольких сеансов залечивала мои душевные раны, выслушивала рассказы о Юле и давала советы на незнакомом мне языке. Я как бы изменил Юле, которая как бы изменила мне. Нарушил обет верности, который не давал, и мне полегчало. Думал, что испачкаюсь, а как будто наоборот — очистился.
Стоики не врали. Мои страдания, которые казались мне довольно сильными, длились недолго. Я вспомнил про учёбу в вузе, задумался о поиске работы и завязал с коктейлями из кофе и виски. Я почти перестал думать о Юле. Чтобы поставить точку в наших отношениях, я совершил маленький перформанс — не для неё, а для себя. Взял у отца машину и несколько раз проехался по кроссовкам, из-за которых у меня болели пятки и потели ноги. Кроссовки почти не пострадали, но я получил удовольствие. Мелькнула мысль о том, чтобы сжечь кроссовки и развеять их пепел на крыше козырька, где мы с Юлей сидели, но я понял, что это перебор. Да и скучно. Мне было двадцать с небольшим лет, и впереди меня ждали дела поинтересней. Я выбросил кроссовки в мусорку.
Автор: Олег Ушаков
Автор иллюстрации: Лиза Ермакова
Оригинальная публикация ВК
Реалистичные маски
В TikTok завирусился дизайнер Romain Louis со своими масками.
Конкурс для мемоделов: с вас мем — с нас приз
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689