А помните, был такой Тимвьювер?
Некогда популярная программа для удалённого доступа совсем ёбнулась и теперь хочет 400 Евро в год за использование самого дешёвого тарифа (включает доступ только к 3-м устройствам). Причём на рынке куча предложений в разы дешевле или вообще бесплатных, как например удалённый рабочий стол chrome. Что за бизнес-стратегия не подскажите?
М-дя...
Как мой папа сходил с ума (Часть I)
Меня спрашивали, как мой папа дошёл до жизни такой. Об этом мой длиннопост в двух частях)
Что ни делает дурак,
Всё он делает не так.
Самуил Маршак
Мой папа никогда не умел жить для себя.
Сначала он заботился о своей бабушке. Та умерла за месяц до моего рождения.
Без перерыва он приступил к заботам обо мне со всем классическим надрывом навязчивой гиперопеки:
- Я с тобой в кухарку превратился!
- Ни черта по дому не делаешь! Живёшь как паразит!
- Да не трогай ты! Уйди отсюда! Я сам всё сделаю!
- Ну как я у неё ночевать останусь? Я же не могу тебя бросить.
- Ты где шляешься? Я два часа у окна стою!
Бабушка слегла, когда мне было 23 года. Отец перебрался к ней, на соседнюю улицу, а я начал учиться самостоятельности. Через два с половиной года бабушка умерла. К этому времени я полностью перестал нуждаться в отце.
Ему было 55 лет и у него впервые появился шанс пожить для себя. И он принялся жить для себя. Повесил в ванной крючочки с полочками и завёл себе женщину, даже, кажется, не одну. Но природа взяла своё.
Ещё ухаживая за бабушкой, он притащил с работы прижившуюся в цеху кошку. Её почему-то стали гнать с насиженного места и папа решил забрать Рысю к себе. В то же время подруга попросила меня приютить на несколько дней подобранного у метро котёнка. Желающих забрать его предсказуемо не нашлось, так что её головная боль сделалась моей головной болью. Отец немного поколебался, раздумывая, поладят ли друг с другом две кошечки (при взгляде из будущего какая ирония!), но всё же забрал и её.
Рыся и Марыся жили дружно полтора года, пока Марыся не упала с 13 этажа. Никогда ни до, ни после я не видел папу в таком горе. Он часто говорил, что не разбейся Марысенька, он вряд ли решился бы привести в дом ещё кого-то. Он даже взял с меня обещание, в случае его кончины, которую он якобы уже предчувствует, выкопать труп Марысеньки и похоронить их вместе. Марыся погибла за полтора месяца до смерти бабушки и время, которое должно было стать для папы началом новой счастливой жизни, стало началом его конца.
Ещё прежде чем умерла бабушка, он принёс с работы молодого котика, а почти сразу после похорон подобрал на улице одного за другим ещё троих. Так животных стало пятеро - одна кошка и четверо котов. А через полгода появился щенок, его папа тоже притащил с завода.
В то время он ещё занимался здоровьем питомцев - каждому новичку делал прививки и прочую профилактику. И даже отнёс двух котов на кастрацию. А двух других не успел. Одного, говорит, рано, он ещё маленький, кошками пока не интересуется. А второй вообще гомосексуалист - он к кошке не пристаёт, он к другим котам норовит пристроиться. Так зачем деньги тратить? В итоге кошка рожает пятерых котят: из них трое по расцветке подозрительно напоминают "маленького", а двое - вылитый "гомосексуалист". И стало их десять.
Вот тут я уже забеспокоился. У нас начались первые конфликты на этой почве. Смутно догадываясь, что идёт куда-то не туда, папа перестал приглашать меня в свой дом и начал скрывать информацию о пополнениях. Года через полтора мой школьный товарищ, который жил в нашем районе и был знаком с папой, встретил его на улице и тот признался: кошек уже около двадцати. Мне стало страшно.
Все события последних полутора лет, я живо вообразил себе уже тогда - в начале десятых - не хуже Нострадамуса. Даже гораздо лучше, потому что не в виде туманных катренов, а как чёткую последовательность конкретных событий:
1) Здоровье папы с годами неуклонно ухудшается,
2) В какой-то момент он больше не может ходить на работу,
3) Оставшись с одной пенсией, он теряет возможность прокормить армию животных и начинает:
а) брать кредиты,
б) тянуть деньги с меня. Конечно же он не клянчит на кошек напрямую, он поступает, как ему кажется, хитрее - начинает просить на коммуналку, на лекарства, на бытовую технику, наконец, на еду для себя. Не могу же я отказать родному папе в куске хлеба, какой же я сын после этого. А то что накануне всю свою пенсию он спустил на:
водку - наркоту - религиозную секту - игровые автоматы - кошек (нужное подчеркнуть),
об этом порядочному сыну заикаться вроде бы даже неприлично.
4) Он попадает в больницу или, как программа максимум, у него отказывают ноги. Разумеется, он требует, чтобы я всего несколько дней поухаживал за его кошками, потому что вот уже буквально на следующей неделе у него срастётся шейка бедра, ведь он здоров как бык и не чета другим малохольным.
Это тот редкий случай, когда я хотел бы оказаться недальновидным дураком. И тот редкий случай, когда я всё-таки попал в яблочко. Папины кошки оказались не чем иным, как миной замедленного действия для меня.
Здесь, на границе второго и третьего десятка кошек нервы мои стали сдавать. Отныне примерно два из трёх диалогов с отцом, неизменно сводились мной к кошачьей теме, в независимости от предмета разговора. Я торжественно пообещал отцу, что как только он загремит в больницу хотя бы на несколько дней, я тут же использую каждую из его кошек вместо туалетной бумаги, а потом вышвырну подтирку вслед за Марысей. Отец не менее торжественно объявил мне, что я носитель бракованных генов, доставшихся мне в наследство от "мамочки", по этой причине я получился законченным негодяем, который ненавидит кошек. Я поклялся, что ни при каких обстоятельствах не потрачу на отцовский зоопарк ни копейки денег, ни секунды времени и ни калории энергии (ХА-ХА-ХА!). Отец же подтвердил, что я могу быть абсолютно спокоен за ресурсы, ибо ему от такого подонка ничего не нужно, все свои проблемы он будет решать сам, и его кошки никогда в жизни никак меня не коснутся (ХА-ХА-ХА в квадрате!!).
Так мы жили следующие десять лет. Папа регулярно подбирал новых животных. Денег на стерилизацию у него не было, поэтому все они размножались со страшной силой. Чтобы хоть как-то помешать законам природы, он отделил кошек от котов и поселил самок на кухне. Самцы занимали остальную территорию однокомнатной квартиры с общей площадью 36 квадратных метров. Сколько раз в день человек заходит на кухню и выходит обратно? А человек, который принуждён ежедневно обслуживать желудочно-кишечные тракты нескольких десятков живых существ? Инь стремился слиться с Яном при каждом движении двери.
Есть очень точное определение дурака: дурак - это человек, который постоянно совершает одни и те же действия, в надежде получить другой результат.
Когда кошки подобрались к меметичной планке в сорок душ, папа понял, что без убийств ему не обойтись. В первый раз он избавился от котят с помощью воды. Но ему показалось, что при таком способе, они умирают недостаточно быстро. Тогда он решил использовать нож. По его словам, всего он лишил жизни более семидесяти новорождённых.
За это время я лишь дважды переступил порог его квартиры. Первый раз - лет через пять, когда число кошек уже перевалило за сорок и соседи забили тревогу. Управляющая компания потребовала очистить жильё и вернуться к санитарным нормам. Папа патетично заламывал руки:
- Да, кажется, я слишком далеко зашёл. Ну что ж, это моя вина, мне и отвечать. Если я пойму, что у меня нет иного выхода, я убью их всех. А потом и себя. Пусть лучше мои детки погибнут быстро и без мучений от отцовской руки, чем будут долго умирать на улице. А чужим людям я их не отдам!
Я тогда сказал ему:
- Какой же ты удивительный человек! Даже самые благородные, самые возвышенные порывы человеческой души принимают у тебя какие-то совершенно извращённые, уродливые формы.
Внезапно на него вышла какая-то сердобольная тётушка, которая согласилась забрать животных в свой загородный дом. Я помогал ему запихивать в переноски вторую или третью партию. В квартире тогда пахло… Нет, совсем не как в сортире. Потому что говно в сортире лежит в определённых местах и воняет себе оттуда по мере сил. В доме моего отца пахло как внутри куска говна. И всё-таки и вид квартиры, и её запах были вдвое менее ужасными, чем через шесть с половиной лет, когда я наконец решился взять ситуацию под контроль.
В человеческом организме есть масса спасительных механизмов. К жуткой вони, какой бы сильной она ни была, мозг адаптируется практически моментально. Достаточно сделать некоторое усилие и побороть первые рвотные позывы. Уже через минуту-другую вонь покажется вполне терпимой. Через полчаса вы не будете обращать на неё никакого внимания. Сколько времени понадобится, чтобы мозг навсегда отсёк восприятие рутинного зловония, не перезагружая его даже в периоды пребывания на свежем воздухе, знает только мой папа.
Штук двадцать пять он вывез за город, ещё штук восемь распихал по шкафам к приходу проверяющей комиссии, выбросил часть пропитанной мочой мебели и даже раскошелился на спецобработку от запахов. После принятых мер и впрямь пахнуть стало вдвое менее погано. Управляющая компания с него слезла. Тут-то он и вернул всех обратно. Тем более, что хозяйка загородного дома, как оказалось, поселила кошек в загоне, не подразумевающем зимнее отплнение. Но главное, он всё-таки вызвал знакомого ветеринара и кастрировал всех самцов. На самок его уже не хватило - такие операции стоят дороже и это же очень вредно для здоровья кошечек. Теперь для предотвращения беды оставалось лишь не таскать с улицы новых самцов. И конечно же, папа не выполнил это условие.
Года через полтора я снова побывал у него секунд на сорок, пока мы затаскивали в комнату мой старый телевизор. От прежней очистки воздуха не осталось и следа. К деталям я не присматривался и не принюхивался.
К тому времени папа уже практически полностью вырвал себя из социума. Отвратительный запах какой-то неидентифицируемой органики стал его неотделимой частью. Время последней стирки одежды, а также мытья головы и тела определяли лишь радиус перманентной вонючей ауры - от 3 см до 1,5 м. Любой предмет, попадавший в его квартиру моментально насквозь напитывался этим зловонием. Так что нынешней зимой, когда мне приходилось бывать у него чуть ли не ежедневно, я всегда держал наготове специальный комплект одежды и обуви и стирал его после каждого второго визита. Также любой предмет, пробывший в квартире отца некоторое время, покрывался ровным слоем какой-то неопознанной коричневой органической субстанции.
- Мы с тобой из разных миров. И говорить нам больше не о чем. Ты живёшь в мире глянца и гламура, я живу в мире говна! - заявил он мне однажды в период ухаживания за прикованной к постели матерью.
Хотя я и помогал ему с бабушкой, а под "глянцем и гламуром" имелась в виду моя привычка использовать парфюм при выходе из дома, тогда ему всё же удалось внушить мне некоторое чувство вины. Я и представить не мог, насколько пророческими окажутся его слова.
Я могу только воображать, как отец ездил в транспорте. Судя по всему, на заводе, где он работал в сборочном цеху, его окружал не самый изнеженный контингент. Он переругался с большей частью соседей и коллег. Круг его общения, помимо работяг, составляли только собачники из соседних домов, в компании которых он три раза в сутки выгуливал Дружка.
Мир моего папы, жителя одного из крупнейших и современнейших европейских мегаполисов, стянулся до размеров деревни:
- Дом на самой окраине города возле МКАД. Там жили его коты -
- Завод на той же окраине в нескольких автобусных остановках от дома. Там он зарабатывал деньги на куриные грудки для своих котов -
- Магазин "Ашан" сразу за МКАД. Там он тратил деньги на куриные грудки для своих котов -
- Дом на самой окраине города возле МКАД. Там жили его коты -
- Завод на той же окраине… -
Однажды он за каким-то чудом оказался в ТЦ "Атриум". Это место поразило его настолько, что он в восторге советовал мне обязательно побывать там. О женщинах или поездках, понятное дело, не могло быть и речи.
- О чём ты думаешь, когда тащишь с помойки дцатого котёнка? У тебя и на прежних-то денег нет.
- Я ни о чём не думаю. Я вижу замерзающее существо, хватаю его и несу домой. Я не могу иначе.
- Можешь! Просто пройди мимо.
- Нет, я не смогу потом с этим жить.
- Сможешь! Поплачешь два дня в подушку, поубиваешься, погрызёшь себя и будешь жить как прежде. От этого ещё никто не умирал. Все интеллигенты так живут.
- Отвяжись!
- Да что ты за цаца такая! Что за бесхребетность! Два дня он помучиться не хочет! Готов новый жернов на шею повесить, лишь бы сиюминутный комфорт сохранить.
- Ты просто ненавидишь кошек.
- Я ненавижу тех, кто сам на ровном месте создаёт себе проблемы. У нас и так жизнь тяжёлая, зачем ещё нарочно её говнять?
- "Живут не для радости, а для совести".
- Это слова недалёкого подкаблучника!
Животных он называл своими детишками:
- Это твои братики и сестрички, - не раз говорил он мне, и трудно было определить долю шутки в его словах.
Как-то я полушутя предположил, что это моя вина. Женись я в то время, когда женится большинство, и принеси ему внуков, может, его и не переклинило бы на кошках. Вскоре он возвратил мне мою же реплику. Мы гуляли по району с товарищем и встретили отца:
- Познакомься, это мой папа - главный фелинолог нашего административного округа.
- А это ты во всём виноват. Внуков мне не родил - теперь кисок нянчить приходится.
Но вряд ли я так уж виноват именно в этом. С людьми у папы не клеилось никогда. А животных, как и детей, никто не спрашивает. Глядя на него, я понял, что любовь к "братьям нашим меньшим" - никакая не заслуга. Показной девиз: "Зверей я люблю больше людей", - признак достаточно недалёкого человека. Любить животных и добиваться от них взаимности довольно несложно, для этого не нужно ни большого ума, ни большой совести. Любить людей куда труднее. И папа пошёл по пути наименьшего сопротивления, получив много любви по невысокой цене. Да ещё и жизнь наполнилась смыслом:
- Я - Воин Света, - заявлял он неоднократно почти всерьёз.
Хрупкое равновесие начало давать трещины в ковидный год. Из-за череды принудительных больничных на заводе приток денег уменьшился и папа стал делать пропуски в ежемесячных коммунальных платежах. За его квартиру, переняв эстафету от бабушки, я всегда платил сам, папа даже не знает, как это делается, но деньги он мне прежде отдавал без запинки. А тут началось.
Следующий этап - уличные падения. Многолетний хронический недосып, недоедание и отравленный воздух взяли своё - у него внезапно стали подкашиваться ноги. Впервые скорая забрала его с улицы в 2021 году, и с тех пор он сделался их постоянным клиентом. Каждый раз папа подписывал отказ от госпитализации, ведь не мог же он оставить своих детишек. Удивительно, как он продержался так долго, если его распорядок дня многие годы был примерно таким:
- Он вставал около шести утра,
- Кормил кошек,
- Выгуливал собаку,
- На завод приезжал к восьми,
- К шести возвращался домой,
- И шёл гулять с собакой минимум часа на два,
- Вернувшись, он кормил всех питомцев,
- Варил для них куриные грудки на следующий день,
- И шёл в третий раз выгуливать пса около часа ночи,
- Часам к двум он ложился спать,
- А на выходных пытался отоспаться.
Надо ли говорить, что вдобавок к такому режиму добровольного рабства он ещё с юности не видел смысла "ходить по врачам". Как-то, чуть ли ещё не до кошек, он потерял одну контактную линзу и с тех пор, даже покупая новый комплект, всегда носил только одну, используя один глаз для близи, а второй для дали. Ведь так пара линз прослужит вдвое дольше. Разумеется на срок годности непродовольственных товаров он не смотрел никогда.
К осени 2022 года здоровье папы ухудшилось ощутимо, он стал ходить, соображать и говорить заметно медленнее, пережил несколько уличных падений, а кроме того у него обнаружили диабет. Только теперь он наконец-то начал регулярно посещать поликлинику и получать бесплатные лекарства. Я в стопятьсотый раз забил тревогу и поднял тему сокращения поголовья едоков. Он поспешил меня успокоить:
- Не кричи, у меня уже давно не сорок кошек. Их осталось всего двадцать.
- А куда делись остальные?
- Поумирали.
- От болезней?
- От каких болезней? Не болтай глупости! У меня все здоровенькие, крепенькие.
- Значит, от голода?
- Нееет, ты что, он питаются лучше меня.
- Тогда от старости?
- Да нет… Они у меня ещё не старые.
- Так значит всё-таки от болезней!
- От каких болезней?
"Позаботиться о ребёнке", "вырастить ребёнка", "воспитать ребёнка" для папы всегда означало только одно: "побольше накормить ребёнка". "Сытенький" - значит здоровый и счастливый. Успешно обкатав на мне эту педагогическую систему, он применил проверенную методику и к своим новым детишкам. Какие вакцины? Зачем? Это же денег стоит. Они же всё равно дома сидят. Что им будет? "Тот, кто нам мешает, тот нам поможет", - глупость папы расплодила животных, глупость папы их и погубила. Когда-то бактерии и вирусы помогли беззащитным уэллсовским землянам отразить нашествие марсиан, теперь они спасали меня от котов.
Именно в это время я уехал из России. И вот тут-то всё и посыпалось. Через пару месяцев папа попал-таки на неделю в больницу с ужасной слабостью и головокружением. За животными смотрел знакомый собачник. Мне впервые начали звонить с жалобами замученные соседи. А ещё через несколько месяцев управляющая компания, вняв соседским заявлениям, подала на нас в суд за антисанитарию, мешающую жить нескольким этажам. Суд вынес решение: привести квартиру в надлежащее состояние и выплатить шесть тысяч на возмещение судебных издержек. Отец погасил штраф (тогда ещё я не знал, откуда он берёт деньги), побрызгал по углам перекисью водорода, попшикал в комнатах освежителем воздуха для туалета и с лёгким сердцем пригласил комиссию проверять его законопослушность. На Госуслугах мне пришло письмо, сообщающее, что решение суда исполнено не было. На этом всё и закончилось. Больше нас никто не трогал.
Но параллельно с судебными делами случилось самое страшное - папу всё же выгнали с работы. Его доходы тысяч с пятидесяти разом упали до двадцати трёх. Отныне он с чистой совестью отказался от оплаты коммунальных счетов и стал просить у меня деньги на всё, что не могли съесть кошки. Через полгода я догадался проверить его кредитную историю. На нём висело шесть кредитов из трёх банков в общей сложности тысяч на 300. Причём четыре кредита он взял задолго до моего отъезда и своего увольнения, а два кредита получил уже будучи безработным. При этом около 9 тысяч ежемесячных платежей он вносил регулярно и задолженностей не имел. Откуда он брал деньги, я узнал совсем скоро.
Уезжая из России, я оставил дома около 2000 долларов и сдуру показал отцу место, где они лежат. Просто на всякий случай, ну, мало ли что. Тогда у него ещё был ключ. Через год я попросил приехавшую проверить квартиру маму пересчитать заначку. Но денег уже не было.
Отец пытался меня успокоить:
- Ты поторопился! Подожди ещё неделю, одну неделю. Я всё верну, у меня уже всё на мази. Через неделю я бы всё тебе вернул, ты бы и не заметил. У меня всё на мази.
Эту поганую фразу, слова алкашей, наркоманов и игроманов - "у меня всё на мази" - я не забуду никогда.
Что именно было у него "на мази"? Здесь мы переходим ко второй отцовской шизе. Дело в том, что мой папа - графоман. Но графоман не от литературы, а от изобретательства. Уже минимум тридцать пять лет он одержим идеей изобрести что-нибудь очень нужное людям, продать и в одночасье получить миллионы долларов. Все эти годы он беспрерывно проектировал, строил и патентовал различные аппараты. Сперва это был многозарядный арбалет, на него он даже получил патент в начале 90-х. Потом он долго вынашивал идею многозарядного лука. Но в начале 2000-х решил не увеличивать сумму зла в мире, а переключиться на служение противоположной стороне. И начал клепать "сверхсекретные" "невскрываемые" механические замки. На них он получил несколько патентов, одна беда - эти замки оказались никому не нужными. Все предприятия, куда он обращался, говорили одно и тоже: "Мы не можем перестраивать всю нашу производственную линию под ваш замок, он слишком сложен". Из-за общей неупорядоченности головы, отец не мог завершить почти ни одно изобретение. А те, что всё-таки доводил до патентования, тут же начинал улучшать и переделывать. Новые исправления уже не подпадали под старые патенты, так что нужно было патентовать заново. Работа продвигалась очень медленно, сквозь титаническую прокрастинацию и бытовые заботы. Но у отца была цель и он неизменно верил в свою удачу. Он виртуозно научился прятаться от неустроенной жизни в скорлупку своих фантазий. Последние лет 20, и даже прямо сейчас, он живёт с железобетонной установкой: "Через полгода я стану миллионером". И это очень скорое миллионерство для него такая же реальность, как для нас предвкушение майской поездки на шашлыки.
Каждый год в январе-марте он брал на заводе отпуск с одним и теми же словами:
- Этот месяц я потрачу на походы по "презентациям" (словечко, выуженное им в 90-е из тогдашних представлений о жизни успешных людей).
На третьей неделе отпуска я спрашивал:
- Ну, как там твои "презентации"?
- Ещё не ходил, я сейчас активно дорабатываю аппартат. На следующей неделе поеду встречаться с покупателями.
Наступала последняя неделя. Допустим, понедельник.
- Как дела?
- Всё нормально. В среду еду демонстрировать.
- Договорился?
- Нет, завтра договорюсь.
- То есть ты ещё никому не звонил?
- Чего звонить раньше времени? Завтра договорюсь, в среду поеду.
- То есть ты уверен, что тебя сразу же примут? Ты не допускаешь, что нужные тебе люди могут быть в отпуске, в командировке, на больничном. Ты уверен, они ничем не заняты?
- Да чем они могут быть заняты? А в отпуска летом ходят.
- Но так дела не делаются.
- Много ты понимаешь.
В итоге в последние дни отпуска отец наконец-то звонил на фирму, которая, по его мнению, должна была с руками оторвать уникальное изобретение. Там его просили оставить номер и обещали перезвонить. Не перезванивали, кажется, никогда. Через год всё повторялось. Очень редко ему всё же как-то удавалось напроситься на встречу. Встречи эти заканчивались ничем. За все годы финансовую выгоду от отцовских изобретений получали лишь патентные бюро.
Накануне эпидемии один добрый друг посоветовал ему обратиться к китайцам. Они, дескать, берутся буквально за всё. Но тут границы закрылись. Это было очень удобно для моего папы. Вот сейчас всё закончится и я тут же продам замок китайцам, а пока всё равно ничего не сделаешь, будем спокойно сидеть и ждать. В таких приятных мыслях можно просидеть долго. Он и просидел до 2023 года, а когда ситуация стала критической, высмотрел в интернете адрес, кажется, Китайско-Русской Торговой Палаты и отправился туда. Я не хочу даже представлять, как он добирался до неё на еле идущих ногах, как он со своим внешним видом и запахом престарелого бомжа стоял на пороге, бормоча лютую ахинею, и что там было дальше. По показаниям отца, у них состоялся перспективный диалог и его замками всерьёз заинтересовались. Судя по всему, его вежливо попросили оставить телефон и сказали: "Мы вам перезвоним". Шизоиды, если ты прямо не посылаешь их к чёрту, всегда думают, что ты на их стороне. Вот эта-то поездка и дала папе все основания утверждать, будто у него уже "всё на мази".
Я спешно вернулся в Россию. И это был ад. За год отец постарел лет на десять. Я оставлял пожилого мужчину с плохой походкой, но вполне ещё самостоятельного и разумного, а сейчас передо мной был древний старик с бессмысленным лицом маразматика и передвигался он, наклонившись вперёд, держась за стенки и шаркая в стороны коротенькими кривыми ножками мелко и суетно. Как будто игрушечного шагающего бычка из стихотворения Агнии Барто поставили на наклонную плоскость и подтолкнули по зад. Казалось, что отца двигают вперёд не ноги, а сила гравитации и в любую секунду она перевесит шаркающее сопротивление ножек, они подломятся и человек рухнет.
- Пристройство кошек - наименьшая из бед. Ваша главная проблема - это папа, - сказали мне в соцсетях несколькими месяцами ранее. И только теперь до меня дошло, насколько были правы эти люди. Прежде астрономическое число кошек затмевало мне всё остальное.
Я вызвал отцу психиатра из районного ПНД. Тот не смог побороть брезгливость и зайти в квартиру, так что беседовали они в коридоре. А я в это время впервые за много лет осмотрел отцовское жилище. Кошек я насчитал и впрямь не больше пятнадцати. Отец предупреждал, что за год без меня их поголовье сократилось ещё на пять штук, но я не очень-то верил в эти радужные цифры. Оказалось, здесь он не врал. Но всё остальное было ужасно.
- Вы согласны отправиться на лечение?
- Нет, не согласен.
- Ну, на нет и суда нет.
Примерно так протекала беседа с психиатром. Отец не агрессивен, поэтому без его согласия сделать ничего нельзя. А какое может быть согласие, если он Воин Света и через неделю-другую сможет купить нас всех с потрохами?
- Нет-нет-нет, я всё преодолею, я всё перетерплю, - бормотал он в полузабытьи, прижавшись к стенке, чтобы не упасть.
Мечты о богатстве, которые смолоду были обычной безобидной придурью, какие есть у каждого из нас, в старости стали тяжкой болезнью, наглухо перекрывшей для человека всякую возможность к спасению.
- Его бред полностью кристаллизовался и лечить это уже бесполезно, - сказал мне врач.
От двух тысяч долларов за год не осталось и следа.
- Я у тебя не украл, а одолжил. И скоро всё отдам. Я же не на карты и вино просадил, я на жизнь потратил, - оправдывался он. - Ты слишком рано приехал. Тебе надо было через месяцок.
- Папа, давай животных, пристроим, пока ты ещё ходишь. Ну пожалуйста, тебе же кормить их нечем.
- Нет, я всё выдержу, я со всем справлюсь. Подожди.
- Чего ждать? Ты молодеть начнёшь?
- Да подожди ты! У меня всё на мази! На кой чёрт ты припёрся!
- Чтоб ты сдох, гнида поганая! Я твоих кошек сейчас придушу нахер! А тебе череп вскрою!
- Это тебе психиатр нужен! А ты помнишь, у Стругацких, щиты Джян бен Джяна из семи драконьих шкур, скреплённых желчью отцеубийцы? Только самый фантастический мерзавец способен на убийство отца.
- Да пошёл ты!
(Дальше 30000 символов не хватило)
В Питере шаверма и мосты, в Казани эчпочмаки и казан. А что в других городах?
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
Черный список
Человек находится в черном списке и прекрасно это знает, но звонит по 30-50 раз в день. Иногда с периодичностью в пару минут. Я вижу это в детализации оператора, отображается как вызовы по несколько секунд. Становится жутковато. Что может быть в голове у такого человека?
Опять
Телеграм - https://t.me/roflemem/2642
Катя Лель наладила связь с жителями 200 цивилизаций
Ранее певица неоднократно заявляла, что время от времени встречается с неопознанными летающими объектами и вступает с ними в контакт (напомним, исполнительница даже как-то утверждала, что у неё были изъяты зубы для генетических экспериментов). В опубликованном видео Лель вновь делится своими познаниями в области НЛО.
А куда у вас весной кукуха улетает?
Сосед сверху. Часть 2 из 2
Медленно подходя к ведущему наверх лестничному пролету, женщина судорожно хватала ртом воздух. Появись перед ней сам черт или какая другая страшилка, Галина не испугалась бы ее так сильно, как увиденной площадки с цветком на подоконнике, банкой из-под кофе, имитирующей пепельницу, и цилиндром мусоропровода.
«Я что же… схожу с ума? Надо… надо разбудить соседей. Пусть они что-то скажут. Надо… надо вернуться за телефоном. Надо… это сфотографировать. Я же знаю, что не сплю».
Несмотря на разумные мысли, Галина медленно, шаг за шагом, поднималась по лестнице, которой не могло существовать. Она ощупывала ногой каждую новую ступеньку, прежде чем перенести на нее вес, трогала стену, перила и не могла найти чего-то неправильного в этой лестнице, кроме самого факта ее наличия. Чем выше она поднималась, тем холоднее становилось и тем сильнее менялся страшный шум. Громкие удары все чаще перетекали в мерзкий скрежет, а потом и вовсе исчезли. Скрежет же делался более протяжным и менее мучительным для слуха, вначале став похожим на визг пилы, потом на вой ветра, и с каждой секундой приобретая явную мелодичность.
Когда Галина стояла перед дверью несуществующей квартиры, находившейся над ее собственной, она слышала лишь игру флейты.
Зажмурившись, женщина толкнула легко поддавшуюся дверь и сделала шаг в неизвестность. Она не хотела открывать глаза. Боялась, что если сделает это, то окажется не у себя в постели под раздражающий писк будильника, а где-то, где она уж точно никак не могла бы оказаться.
К флейте добавилось пение птиц, потеплело, и даже с закрытыми веками становилось ясно, что в помещении, где она теперь находилась, очень светло.
Галина открыла глаза и охнула. Все, что она могла видеть перед собой, занимали две горизонтальные полосы: ярко-голубая и до рези в глазах белоснежная. По шву, разделяющему два цвета, искусной оборкой шла балюстрада. Ноги будто сами продолжали идти вперед, а мозг подмечал разные детали, будучи не в силах собрать их в единую цепочку мыслей: «это балкон из белого мрамора», «ясное голубое небо», «на полу золотые прожилки», «но сейчас же ночь, да и весь день было пасмурно», «невероятно огромный балкон», «на перилах кто-то сидит».
Страстно желая оказаться дома и забыть обо всем случившемся, женщина почему-то была не в силах перестать приближаться к краю балкона, но смогла заставить себя обернуться. Сзади, закрывая небо, находилась такая же белая, как пол, стена, на которой бездонной чернотой резко выделялся проем высокой узкой арки, украшенной странной резьбой.
«Я пришла точно отсюда, но никакой двери нет».
Ощутимый удар поперек живота – «перила» – заставил женщину вновь смотреть перед собой. Вернее, вниз. Ведь там, очень далеко внизу, – «Это двадцатый? Тридцатый этаж?» – раскинулась панорама самого чудесного города, который она только могла вообразить.
Старинные здания из белого камня с красными черепичными или золочеными крышами, узкие улочки, многочисленные речушки, пересекаемые маленькими ажурными мостиками, роскошные, но запущенные сады. Завороженная неповторимым видом, женщина забыла о том, что всего этого просто не могло происходить.
– Прекрасное место, не правда ли? Этот город настолько хорош, что, поговаривают, даже некоторое время являлся обителью земных Богов, – раздался тихий хрипловатый голос – почти шепот – справа.
Галина с трудом оторвалась от изумительного пейзажа и повернула голову в сторону звука. На широкой балюстраде из белого мрамора сидел печально знакомый блондин и выжидательно смотрел на нее. Не выдержав взгляда, слишком тяжелого для юноши его возраста, женщина уставилась на руку блондина, ласково опускающую на перила серебряную флейту. У Келвина были блестящие, отполированные ногти просто неприемлемой для мужчины длины.
– Я рад, что ты услышала мой зов и смогла добраться сюда так быстро. Рад… и удивлен.
Растерянность и тревога накинулись на Галину с прежней, если не с большей, силой. Но страх не возвратился, оставшись где-то на несуществующей лестнице в сумерках подъезда. Женщина, не придумав ничего лучше, больно ущипнула себя: в кино всегда так делали, чтобы проверить, реально ли происходящее. И, как и неизменно случалось в фильмах, ничего не поменялось.
– Чушь какая-то. Этого не может быть, – зашептала она, будучи не в силах повысить голос. – Я что, сплю? Это что, мой сон?
– О, нет, – улыбнулся Келвин. Хотя Галина все еще смотрела на его тонкие бледные пальцы, в выражении чужого лица можно было не сомневаться: уж слишком явно ощущалась проскользнувшая в тихом голосе насмешка. – Это одно из моих любимых мест в Мире Грез. Я нахожу этот город идеальным для прогулок и размышлений.
– Да что ты несешь?! – не выдержала женщина и принялась нервно расхаживать по балкону. – Наверно, у меня случился инсульт, и я сейчас в коме. Или я умерла и на том свете. Или, – она повернулась и указала дрожащим пальцем на Келвина, – это все ты, богатый проходимец! Киберманьяк! Я читала в газетах об этом вашем даркнете! Вы накачали меня какой-то дрянью, подключили к очкам виртуальной реальности и транслируете это на каком-то запрещенном сайте! Наверняка, когда я отдавала якобы уроненный телефон, твой дружок спустился с крыши и украл запасные ключи. Хотя нет! Постой-ка! Мне тогда уже привиделось, что ты ушел по лестнице вверх, а этажей-то надо мной нет! Мы это и с Анастасией Николаевной, и с Катькой обсуждали! Значит, твой друг со спины меня как раз тогда-то наркотиками и накачал. Шоу они тут устроить хотят! Вот вам! Выкусите! – Галина Олеговна принялась показывать во все стороны средний палец.
Несмотря на малую вероятность описываемых событий, они куда больше соответствовали мироощущению Галины Олеговны Красновой, чем постинсультные видения или странный вариант загробной жизни. Пока она произносила уличающую тираду, лицо Келвина было совершенно невозмутимым, он смотрел на нее скорее с усталым сожалением, чем с какой-либо другой эмоцией, но на последних предложениях его голубые глаза расширились, а светлые брови поползли вверх.
– Ты обсуждала с кем-то нашу первую встречу? В реальности? Я поражен. Обычные сноходцы, просыпаясь, забывают произошедшее. Мир Грез ревностно хранит свои тайны. Очень редкие способны воспроизводить единичные и чаще всего чувственные воспоминания и уж почти никто – досконально запомнить сон.
– Ну хватит уже нести этот бред! – взмолилась Галина, но вдруг осознала, что верит Келвину.
Она не поняла, что конкретно имел в виду молодой человек, но его последние слова не показалось ей чуждыми и противоестественными. Будто юноша очень заумно сказал, что Земля круглая или что существует четыре времени года.
От осознания правдивости пускай и очень необычных, непонятных вещей сразу стало спокойнее, но одновременно женщина отчетливо ощутила нарастание какой-то новой, не связанной со странностью происходящего тревоги. Словно она забыла что-то важное: выключить утюг или закрыть на ключ входную дверь.
Как и коварный, кажущийся прекрасной сказкой город внизу, который на деле являлся лишь пожираемыми лесом руинами, все вокруг словно пропиталось липкой, вязкой опасностью, ничем не выдающей своих мотивов и от этого еще более зловещей. Сестра-близнец лжи, она сияла вместе с белоснежным мрамором на солнце, скользила в голубом небе и ни капли не боялась быть обнаруженной, скрываясь на самом видном месте.
Этих смешанных чувств хватило, чтобы в сердце женщины вернулся страх. Ведь ей в принципе были не свойственны как такие сложные эмоции, так и яркие художественные образы. Во рту резко пересохло, а ладони вспотели.
«Да что же происходит? Здесь… И со мной».
– Я находил многих, – вновь подал голос блондин. Поглощенная внутренними переживаниями Галина вздрогнула от неожиданности, чудом не вскрикнув. – Проникал в чудесные, красочные сны, звал их создателей за собой, показывал им Мир Грез, путешествовал с ними, раскрывал тайны Вселенной, рассказывал, где искать карты к другим мирам и ключи, способные открывать двери иных времен. И всегда все было одинаково: они шли за мной, готовые слушать. Знающие, что им всю жизнь чего-то не хватало, страдающие взаперти одного-единственного доступного мира, стремящиеся изучать и создавать. Ученые, писатели, художники, мечтатели – юные творцы, способные привлечь меня в свой сон. И вот я нашел тебя. Тебя, сумевшую каким-то образом дойти до Мира Грез в первую же ночь. Но при этом такую старую, почти лишенную воображения, не готовую и не способную слушать, примитивную, глупую, жалкую…
– Следи-ка за языком, сопляк! – закричала Галина, пытаясь не дать слезам обиды прыснуть из глаз. – Да, я институтов не заканчивала и пока еще не понимаю, что здесь, черт возьми, происходит, но не смей говорить со мной в таком тоне, Келвин!
Юноша резко спрыгнул с балюстрады, подскочив к женщине, обхватил ее голову холодными ладонями и притянул к своему лицу. Наверно, со стороны это выглядело картинкой с обложки романа, где пылкий любовник вот-вот должен был «слить» свои губы в поцелуе с невинной девой, нежно запустив руки ей в волосы. Однако Галине казалось, что Келвин сейчас раздавит ее череп или оторвет голову от шеи. Но до того как, ошеломленная нападением, она успела начать сопротивляться – вдарить козлу между ног – молодой человек отпустил ее и медленно, шатаясь, словно пьяный, попятился.
– Ты что творишь, припадочный?! – завопила Галина.
Сердце колотилось как бешеное, из глаз прорвались-таки слезы, а выставленные перед собой – чтобы защититься, если мужчина опять на нее накинется, – руки предательски дрожали. В голове испуганной женщины, где в калейдоскопе мелькали ужасные вещи, которые мог с ней сотворить блондин, вдруг возникла странная мысль: «Она ляпнула чушь, которой здесь совершенно не место».
К счастью, Келвин, похоже, ее не услышал: он застыл, уставившись вдаль совершенно пустым взглядом. Галина испытала явное облегчение, ведь ей не хотелось подтверждать чужие слова о собственной глупости. Потому что блондин не был подростком, попавшимся ей на лестничной клетке с сигаретой в зубах, или школьником, залезшим на лавку прямо в грязной обуви: у него были причины так себя повести, а вот у нее не было никакого права кричать на него или же отчитывать.
Келвин, вопреки внешности, был намного старше нее. И очень умным. Не как Катькин сын – терапевт – или внук Алены Михайловны, подавшийся в политику, – а еще умнее. Женщина знала это, как знала его имя. Ей неожиданно стало стыдно за то, какой ничем не интересующейся, погрязшей в быте, необразованной буфетчицей она была. Руки Галины Олеговны безвольно опустились.
«Ну сколько можно плакать!»
– Как интересно… Такая примитивная форма… Я бы и не заметил... – пробормотал Келвин. Его глазам вернулся живой блеск, и теперь молодой человек откровенно разглядывал женщину, как некую диковинку. Через несколько унизительных секунд он обратился уже к Галине, а не к собственным мыслям: – Ты обо мне знаешь, потому что помнишь. Мы раньше встречались. До того, как ты… эм… спряталась. Да, это подходящее слово.
Он улыбнулся, а женщина вдруг поняла, что должна вернуться к себе. В свою квартиру. Через арку. Немедленно. Ведь там безопасно. Никто не сможет войти туда без приглашения. Даже такой могущественный сукин сын, как Келвин Арчер.
Сбросив мешающиеся тапки, Галина Краснова побежала к арке. Чувствуя, как стучит кровь в висках, как горят требующие воздуха легкие, ожидая в любой момент удара, она не могла не проклясть архитектуру заброшенного дворца в дебрях леса Мигда-ала с его практически тридцатиметровой смотровой площадкой.
Когда же до черного зева арочного проема оставалось всего несколько шагов, к ней навстречу из темноты вышел все также неприятно улыбающийся блондин.
– Уже уходишь, Грета?
В неудавшейся попытке то ли отпрянуть от непонятно как оказавшегося здесь мужчины, то ли просто затормозить Галина не удержала равновесие и плюхнулась на пятую точку.
Келвин рассмеялся. Даже расхохотался. Его смех был громким, басовитым и пробирающим. Он шел прямо из глубины груди, и казалось очень странным, что в таком худом теле прятались настолько могучие легкие. Галина видела человека с похожим голосом в каком-то из многочисленных шоу талантов по телевизору: тот был настоящим оперным певцом.
«Да, подобные голоса есть только у лучших певцов и наисильнейших жрецов, так как при проведении ритуалов важны не только правильные слова, но и особая подача».
Галина Олеговна коротко вскрикнула, испугавшись мыслей в своей голове. Арчер перестал смеяться и выжидательно посмотрел на нее, сидящую перед ним на полу, закрывшую рот руками и выпучившую глаза.
– О, несмотря на в целом ничтожный вид, в твоем пустом взгляде появляется намек на разум, – произнес жрец с издевкой. Он уже не прятал свой глубокий, пробирающий голос за шепотом. От такого невольно бежали мурашки: неудивительно, что Келвин предпочитал скрывать его в начале знакомства. – Ну же, Грета! Что ты уже вспомнила?
Память ощущалась толстым, полным ярких рисунков фолиантом, страницы которого слишком быстро перелистывались. За одни иллюстрации взгляд едва успевал зацепиться, но другие воспроизводились в мельчайших деталях.
Жрецы, оккультисты, алхимики, астрологи, колдуны, ведуны, гадалки, предсказатели, шаманы, целители, еретики, некроманты, святые, ученые, гении, безумцы, чудаки, пророки, убийцы – в разные времена в разных краях по-всякому называли людей, по крупицам собирающих тайные знания об искусствах и науках, что пришли в их мир Извне. Опьяненные полученной силой они объединялись, искали последователей, образовывали культы, религии, становились у власти целых народов и никогда не останавливались в своих исследованиях. В поисках начала, первоосновы, подобной христианскому Господу или Большому Взрыву, такие люди часто приписывали эту роль Древним, пытаясь в своих трудах связать Великих в единый пантеон и с каждым новым «открытием» все дальше уходя от истины. У них попросту не было шанса понять суть вещей, о которых они узнавали по буквам и рисункам, изредка встречая странные предметы или существ, напуганных чуждым миром и оттого агрессивных.
Но были и другие. Сноходцы. Те, кто умел покидать свои собственные сны и находить путь в Мир Грез, через который проходило множество дорог в самые удивительные из реальностей. Странствующим, меняющим тела от мира к миру сноходцам доводилось общаться с существами из плоти и крови, которые владели недоступными земному царству технологиями; вступать в контакт с загадочными разумными газами, обладающим психическими свойствами светом или чем-то даже более удивительным, подчиняющимся совершенно особым законам логики, физики и самого мироздания. Умелый сноходец мог прожить несколько жизней во время послеобеденного сна. Лучший сноходец – принести в свой мир знания, которые он накопил во время странствий.
И Келвин Арчер был угрозой для каждого из них.
Блондин обошел Галину и направился в центр белоснежной площадки, демонстративно посмеиваясь. Женщина, все еще оставаясь на полу, неловко развернулась: она не собиралась упускать мужчину из виду. Навалившийся поток мыслей и образов словно обладал физическим весом, не давая ей встать. Или таковой была воля единственно истинного жреца Древнего?
Древние, или Великие, были созданиями, превышающими возможности человеческого восприятия и понимания. Были ли они сгустками космической энергии, обладали ли разумом и эмоциями, имели ли какую-то цель: сноходцы знали достаточно, чтобы не пытаться искать ответы на эти вопросы. Попытки мастеров тайных искусств, никогда не видевших Мира Грез, связаться с Древними часто приводили к разрывам ткани реальностей, появлением на Земле пришельцев Извне и ложно трактовались в качестве ответа на мольбы или даже принимались за нисхождение самого Великого. Попытки некоторых упрямых сноходцев постичь суть Древних заканчивались исчезновением непокорных и всех следов их существования в любом из миров. Единственное, что от них оставалось, – это воспоминания в Мире Грез. Но однажды одному из сноходцев удалось.
Галина Краснова затрясла головой, чтобы отогнать образы, мешающие думать. Она чувствовала, что времени мало, и понимала, что ей нужно вернуться в свою квартиру – в свой сон – куда не сможет проникнуть этот подонок. Там у нее будет время во всем разобраться и решить, что делать дальше. Через несколько минут она вспомнит больше, и воля жреца уже не сможет ее сдерживать. Женщина знала это так же ясно, как свое собственное имя.
Грета Хейккиннен.
Арчер одним движением сбросил пиджак на пол и, развязывая шарф, кинул на женщину насмешливый взгляд. Словно читая ее мысли – «Лишь словно?» – он кивнул на башню у нее за спиной, а затем выразительно покачал головой. На его лице все это время царила мерзкая улыбка.
Обернувшись, Галина-Грета увидела сплошную гладкую стену. Сердце рухнуло куда-то вниз, а по дряблому старому телу одна за одной побежали мелкие волны дрожи. Арка исчезла. Путь к отступлению был отрезан. Женщина разрыдалась, потому что не была готова сразиться с Келвином Арчером. Сейчас она боялась его больше всего на свете.
Вспышка эмоций закончилась так же резко, как и началась, и взявшей себя в руки женщине удалось вновь сосредоточить внимание на жреце: тот к этому времени уже избавился и от рубашки. Галина Краснова уставилась на голый поджарый торс, почти такой же белый, как окружающий мрамор. Она не могла знать намерений мужчины и вдруг испугалась за свою честь. Память, как назло, преподнесла тошнотворные образы с жертвоприношениями, извращенными половыми актами, и какими-то немыслимыми омерзительными существами. Ее вырвало, и… ей полегчало.
Страх быть опороченной Келвином теперь казался смехотворным, а собственная брезгливость перед ритуалами – примитивной. Ведь жертва чаще всего уже готова уйти и жаждет этой чести, граница смерти легко пересекается в обе стороны, а иногда физическое воздействие на тело – единственный способ достигнуть необходимого психического и эмоционального состояния. Перекроенные личность и память восстанавливались, а низведенная жажда к познанию оживала: поставленный барьер стремительно разрушался. В нем больше не было необходимости, ведь она сама возвела его много лет назад. Для защиты от Келвина Арчера.
Громогласный голос жреца разнесся над брошенным городом. Ни в одной стране Мира Грез не говорили на этом языке, и даже там, где была рождена эта проклятая речь, ее почти забыли. Правую руку Келвин резко поднял над головой, выгнув кисть ладонью вверх, словно изо всех сил упираясь в невидимый потолок, чтобы не дать тому упасть. Левой рукой блондин медленно, раз за разом проводил по хорошо очерченной вертикальной борозде на животе. В какой-то момент его длинные ногти до крови расцарапали бледную плоть. Движение многократно повторялось, и с каждым разом пальцы все глубже вонзались в тело, превращая глубокую царапину в страшную рану. Из глаз жреца текли слезы, его лицо искривилось от муки, но хорошо поставленный голос ни разу не дрогнул.
Небо над мужчиной стремительно чернело.
Грета с трудом поднялась на ватные ноги. Она еще не вспомнила, а возможно, и никогда не знала всех произносимых жрецом слов, но перевела «ключ» и «путь», часто повторяемые хвалы и мольбы. Всем нутром Грета ощущала неповторимый ритм ритуала призыва. А потом мужчина произнес имя, от одного звука которого его ноги подкосились, а тело содрогнулось. Женщина же и вовсе рухнула ничком на мрамор, а ее сердце замерло, неуверенно затрепыхавшись лишь через несколько полных боли секунд.
Такова была мощь истинного имени Вечно Голодного Зверя, Живущего Меж Мирами.
Судорожно хватающая ртом воздух Грета Хейккиннен поняла, что настоящей причиной ее страха все это время был Древний. Что она никогда не боялась жреца и до последнего считала, что обезумевшему ублюдку нужно дать бой. Вспомнила, как ее долго уговаривали согласиться с этим глупым, не сработавшим планом. С дурацкими, бесполезными прятками. Не она первая перестала доверять Арчеру, но именно ей много раз повторяли, что не стоит его недооценивать.
Наступила режущая слух тишина. Прекративший разрывать небеса древней речью жрец стоял неподвижно и тяжело дышал. Вдруг его правая рука рванула вниз и с омерзительным хлюпающим звуком вошла в брюшную полость по самое запястье. Келвин согнулся и упал на колени в лужу собственной крови. Несколько невероятно долгих мгновений его скрюченное взмокшее тело издавало вскрики и стоны, а потом он вынул из себя кулак, сжимающий Ключ, и поднял его над головой. Похожий на анх плоский предмет из красного кристалла застывшей крови блестел, словно от солнечных лучей, хотя небо давно заволокли черные тучи. Самоповреждение было воспринято благосклонно, а приглашение услышано.
Женщина вскочила. Действовать надо было немедленно. Рванув к стоящему на коленях мужчине, она отметила возвращение своего привычного для Мира Грез облика. Келвин поднял заплаканное лицо, блеснули голубые глаза, и ее просто отшвырнуло! Несколько раз перекатившись по полу, Грета сразу вскочила – двадцатилетнему телу подобное было нипочем, – но жрец уже замахнулся Ключом, как кинжалом, и вонзил его в белый мрамор с золотыми прожилками, сокрытый под растекающейся черно-бордовой лужей.
– Нет! – только и успела вскрикнуть Грета.
Словно в замедленной съемке она видела, как твердый камень натянулся под давлением Ключа будто резиновый, а потом граница реальностей лопнула со звуком, напоминающим и бой набата, и удар грома. Ключ исчез. Ритуал был завершен.
Келвин тихо рассмеялся и, приложив невероятные усилия, встал. Вот таким – согнутым, красным, мокрым, дрожащим, зажимающим огромную рану на животе, – он все равно чувствовал себя победителем, все равно одаривал ее гадкой улыбкой.
– Всегда готова действовать… – прохрипел жрец. – Хотя твоя истинная личность не вернулась даже настолько, чтобы помнить, на каких этапах еще возможно вмешаться в ритуал. Я восхищен твоей страстью к борьбе и рад, что именно тебе выпала честь стать первой из вашего тесного кружка, кого мне удалось найти… Ты надолго насытишь Его, – Арчер снова засмеялся, но смех быстро превратился в приступ кашля.
В воздухе сильно пахло озоном. Едва уловимые шепотки, звучащие словно лишь в голове, становились то тише, то громче; легкие иллюзорные тени скользили по белому мрамору, будоража фантазию своими очертаниями: так размывались границы миров.
– И это даже немного печалит, – продолжил жрец, кое-как выровняв дыхание. – Я предпочел бы побыстрее разделаться и с твоими друзьями.
За чужими словами потянулись образы, за образами – идеи и суждения, а за ними – гнев.
– Как ты смеешь? Ты, предавший себе подобных, – тихо начала та, чьей последней личиной стала небогатая приземленная россиянка. – Ты притворялся наставником, советником. Подталкивал людей исследовать сны, тайны, а затем раз за разом пересекать границы миров. Делая нас более ценными, хранящими больше знаний, впечатлений и отпечатков многих реальностей, времен и событий. Просто выращивал, как свиней на убой… Неужели ты не понимаешь, что не можешь знать Его истинных желаний и мотивов? Неужели ты настолько безумен, что не предполагаешь, что твои действия могут привести к катастрофе?
Балкон, башня, небо – все заколыхалось крупными и мелкими волнами, будто каждая плоскость была лишь рисунком на флаге, что вот-вот сорвется ветром.
Женщина повысила голос, стараясь скрыть растущий страх:
– Мы верили, что Вечно Голодный Зверь сожрет своего раба, когда тот не сможет приносить ему ценную добычу! Как ты смог выжить?! Неужто несчастных юнцов, едва изучивших Мир Грез, хватало твоему хозяину, чтобы он не избавился от тебя?! Как ты нашел мой сон?! Тот предмет… верно? Тот, что, повинуясь правилам моего примитивного и бытового сна, стал телефоном. Ты отыскал меня с его помощью? Что это за артефакт? Отвечай, раб Зверя!
Раздражающая улыбка на окровавленных губах расширилась:
– Раб? Ты разочаровываешь меня, Грета Хейккиннен, Ведьма Истока Кристальной Реки. Нуждается ли человек в раболепстве муравьев? Разумеется, нет. А я… Я всего лишь пытаюсь привлечь к себе немного внимания. Зверь щедр на дары и знания, а на его могучей спине можно добраться до мест, что не снились ни одному из людеее-аааоооооох!
Поддавшись настрою собственной высокомерной речи, Келвин начал горделиво выпрямляться, но, закричав, вновь согнулся. Проскальзывающие между пальцами алые капли на несколько секунд слились в миниатюрный водопад, низвергающийся в бордовое озерцо.
Женщина злорадно усмехнулась. Как бы ей хотелось, чтобы сукин сын страдал вечно. Или хотя бы истек кровью прямо здесь и сейчас. Но Ведьме Истока Кристальной Реки было хорошо известно, что с телом жреца в их реальности все в порядке. А эта оболочка вернется в норму во время следующего путешествия. Пришельцы не могли умереть в Мире Грез, они лишь просыпались.
Женщина резко кинулась к краю балкона, готовая спрыгнуть вниз. Память и знания возвращались быстро, но намного медленнее, чем хотелось бы.
Она не успела. Врата раскрылись прямо перед ней.
Грета упала на спину, перевернулась на живот и в панике отползла назад, пока не нашла в себе сил встать. Она никогда бы не заставила себя обернуться, чтобы своими глазами увидеть Великого: к такому невозможно подготовить разум. Всем естеством ощущая приближение Живущего Меж Мирами, растущий безумный страх, течения межпространственных материй и волн межвременной тьмы, в которых плавал Вечно Голодный Зверь, Грета Хейккиннен сжала кулаки и до боли закусила губу. Под тяжестью навалившихся чувств ей приходилось буквально заставлять себя осознавать и воспринимать что-то еще. Например, Келвина, в исступленном экстазе глядящего ей за спину.
Но прозванная Ведьмой Истока Кристальной Реки больше не чувствовала себя беспомощной: она вспомнила самое главное. Слова.
Когда-то и в мире людей слово обладало весом, силой творить и разрушить. Но одни слова забывались, другие коверкались, а третьи входили в повседневность, теряя хоть какую-то власть. Ныне в том мире само понятие власти слова имеет лишь метафорический смысл. Но это вовсе не значит, что подобных слов не осталось. Просто самые могущественные носители тайных знаний однажды решили спрятаться от того из них, кто пошел на страшную сделку. А новые… новые не успевали узнавать достаточно. Но здесь и сейчас с этим можно было покончить.
Выставив руку вперед, Ведьма Истока Кристальной Реки стала произносить заклинание и схватила Арчера за запястье, несмотря на то, что между ними было не меньше трех десятков шагов. Рывками она начала тянуть его к себе.
Не в силах отнять вторую руку от изувеченного живота, шипя от боли, Келвин, скрюченный почти пополам, медленно приближался к ней, не собираясь делать и шага без сопротивления. Хотя внешне хранители тайных искусств не соприкасались, Грета Хейккиннен чувствовала под своими пальцами чужое запястье, мокрое от пота и крови, и едва не нарушила вскриком вязь древних слов, когда на ее предплечье выступили пять глубоких царапин-полумесяцев: Арчер запустил в нее свои длинные острые ногти.
Притягиваемый ей он тоже пытался подобрать правильные слова, от некоторых из них виски Греты словно пронзали раскаленные гвозди, но Келвин явно был не в том состоянии, чтобы давать отпор. Истощенному ритуалом и духовно, и физически, ему не хватало ни сил, ни сосредоточенности, ни воли. Его дыхание то и дело сбивалось, а плетение заклинания ломалось от непроизвольных стонов. Жрец паниковал, прекрасно понимая, что могущественное существо не будет сдерживать свои аппетиты ради какого-то «муравья». Все, что он действительно мог, – это царапать чужую руку в жалких попытках освободиться.
Тьма достигла ног женщины. Не приносящая ничего, кроме холода, отчаяния и сосущего ощущения пустоты, не имеющая постоянной формы она то закручивалась в щупальца, то взбиралась по ее телу десятками человеческих рук, то стекала вниз шипастыми волокнистыми стеблями. Теперь конец был неизбежен.
Галина Олеговна Краснова, рожденная семьсот сорок восемь лет назад под именем Грета Хейккиннен, прозванная Ведьмой Истока Кристальной Реки, не тешила себя верой, будто внутри Зверя может ждать что-то еще, будто ее человеческая суть объединится с его внепространственным естеством и сможет постичь тайны нового удивительно бытия. И не надеялась она, что огромная пасть Живущего Меж Мирами являлась лишь вратами к чему-то новому, к обратной стороне известной им Вселенной. Она не могла вообразить, что именно ждало ее в скором времени, но ужас, который читался на лице Келвина, когда тот таращился ей за спину, был лучшим доказательством самой страшной из возможных участей. Жрец уже изодрал ее предплечье до костей, но так и не смог заставить ее ошибиться хоть в одном слове заклинания и не смог вырваться.
Черные шипы-щупальца потянулись к Арчеру откуда-то из-за ее спины. И пусть они больше напоминали неспешно плывущих морских змей, чем совершающих смертельный бросок гадюк, до вытянутой руки жреца им было меньше метра.
Ведьма Истока Кристальной Реки вдруг поняла, что победила. Что своей жертвой она спасла не только двадцать шесть других сноходцев, но и всех новых, кому еще только суждено родиться. Что творцы и мечтатели, многие из которых в реальности даже не помнили бы рокового знакомства с Келвином Арчером, теперь будут в безопасности.
Последним, что женщина увидела перед тем, как все окутала тьма, был рот жреца, искривившийся в ненавистной улыбке.
Последним, что Галина Краснова услышала, был смешок. Краткий, громкий и унизительный – как пощечина.
Последним, о чем Ведьма Истока Кристальной Реки успела подумать, прежде чем соприкоснуться с Вечно Голодным Зверем, было то, что она упустила шанс проснуться. Ведь с возвращением памяти и мастерства одного ее желания было бы достаточно для пробуждения. Но Ведьма даже не подумала об этом: Келвин Арчер умело провоцировал ее, играл с чужим желанием избавить от него миры и ни на секунду не дал усомниться, что расправа над ним возможна и уже близка.
Последним, что Грета Хейккиннен почувствовала, было то, как горячая, скользкая от пота и крови рука жреца исчезла.
Где-то в пригороде Бостона в очень старом, но добротно отремонтированном особняке, просторные комнаты которого закрывались тяжелыми портьерами от лучей полуденного солнца, богатый мужчина, о котором почти ничего нельзя было найти в медийном пространстве, проснулся.
Рассказ опубликован в сборнике "Истории, в которых точно кто-то умрет".
Сосед сверху. Часть 1 из 2
Было ровно два часа ночи. Сон не шел. Галина в целом чувствовала себя странно: она явно не была бодрой, готовой встать с постели и занять себя чем-нибудь до утра или до тех пор, пока глаза не начнут слипаться. Но каких-то причин вроде боли в суставах, тяжести в сердце, тревоги или еще чего-то, мешающего погрузиться в сон, тоже не было. Безуспешно проворочавшись, казалось бы, целую вечность, попив воды и на всякий случай сходив в уборную, женщина, вернувшись в постель, вновь посмотрела на время. Два часа четыре минуты. Ситуация становилась невыносимой.
Лежа «солдатиком», Галина Олеговна Краснова, у которой за все неполные шестьдесят лет жизни не было проблем со сном, с ненавистью уставилась на белую спираль энергосберегающей лампочки. Она не знала, что могло ее разбудить, и не понимала, что теперь делать.
– Раз, овца, – с раздражением обратилась к темной квартире женщина. Она где-то слышала, что счет овец помогает при бессоннице. – Два, овца. Три, овца. Четыре, старая овца, которая не может заснуть.
Издав невеселый смешок, Галина повернулась на бок и, глядя на задернутые шторы, хотела уже продолжить бесполезный счет, но осеклась: сквозь тонкий хлопок проступало свечение. У него могли быть сотни причин, поэтому думать о его источнике смысла не было, следовало просто закрыть глаза и попытаться заснуть. Но женщину почему-то заворожил этот свет. И чем дольше она смотрела на загадочный голубоватый ореол по ту сторону штор, тем больше причин отметала, и тем неспокойнее становилось у нее на душе. В конце концов, она зажмурилась.
Галина понимала, что бояться глупо, что в темноте может многое почудиться, что существуют всякие там зеркально-световые явления и что ей просто показалось, что свечение исходит с ее подоконника. Ведь оно наверняка шло из квартиры этой возмутительно близко отстроенной многоэтажки напротив. Убедив себя, что бояться открывать глаза – смешно и нелепо, женщина вновь посмотрела на окно, после чего резко перевернулась, уткнувшись лицом в подушку, и натянула на голову одеяло. Свет точно был на ее подоконнике. Прямо за шторой, самое дальнее – сразу за стеклом на «внешнем» подоконнике.
Галина была почти уверена, что источник света – небольшое работающее устройство, да вот только ее телефон лежал рядом с ней, а других подобных штуковин у нее не было.
«Там кто-то есть! Он снимает меня на камеру. Но кто? Зачем? Как он там висит?»
В голову начала лезть совсем какая-то чертовщина, когда наверху неожиданно хлопнула дверь, заставив женщину вскрикнуть. Послышались шаги на лестнице. Сердце, и без того колотившееся как иступленное, начало ощутимо покалывать. В дверь постучали. В дурацкую дверь из тонкой фанеры, которую, наверно, можно было бы пальцем проткнуть. О, сколько Катька говорила, что ей нужно поставить хорошую железную дверь, а она только отшучивалась, мол, «кому я сдалась»! Дура.
Галина вцепилась в подушку. Стук повторился настойчивее.
Закричав для храбрости, женщина рывком откинула одеяло и, на бегу щелкнув выключателями в комнате и прихожей, грузно врезалась во входную дверь. Мутная линза глазка открыла ей лестничную клетку. Страх отступил. Может, из-за того, что квартира больше не была погружена во тьму, а может, потому что незваный гость оказался щуплым светловолосым пареньком лет от силы двадцати пяти.
– Чего надо? Ты знаешь, который час?!
– Простите ради бога! – раздался неожиданно хриплый голос. Несмотря на доставляющую хлопоты слышимость в доме, речь молодого человека с трудом проникала за тонкую дверь. – Мне ужасно неловко. Я телефон уронил. И он сейчас каким-то чудом держится на самом краю водоотлива на вашем окне.
Несколько секунд Галина Олеговна переваривала услышанное, а потом рассмеялась. Попросив смутившегося юношу подождать, она вернулась в комнату и смело раздвинула шторы. Свисая наполовину с «внешнего» подоконника, названного юношей как-то по-другому, явно дорогой смартфон призывно светил экраном, словно посылая сигнал о помощи.
– Радуешься, что напугал меня, маленький негодяй? Вот сейчас как скину тебя, – женщина погрозила пальцем технике и открыла окно. Ворвавшийся в квартиру воздух был невероятно холодным для майской ночи, а корпус телефона промерз настолько, что на ощупь показался ледяным: от прикосновения к нему все тело Галины покрылось мурашками, и она едва не выронила дорогую игрушку. Женщина не сомневалась, что от неуклюжего соседа даже «спасибо» не дождешься, а сломай она телефон – тут же начнется скандал с вымогательством. Нынешние дети абсолютно уверены, что все окружающие им должны.
Скорбя о потерянном поколении, женщина вернулась к входной двери и уже взялась за замок, но что-то ее остановило. Она знала почти всех жильцов подъезда, пусть не по именам, но в лицо. Молодого человека за дверью она не помнила. Да и странно он был одет: приталенный длинный пиджак, обтягивающие брючки и лиловый шелковый шарф. У них так не ходили. И таких дорогих игрушек уж точно не имели. Вдруг это какой-то психопат, и он специально все подстроил? Выследил от автобусной остановки одинокую пожилую женщину и вбил себе в голову черт знает что.
В бесящихся с жиру, поехавших малолеток Галина Олеговна уж точно верила больше, чем в привидений или пришельцев, поэтому она сказала следующее:
– С твоим телефоном все в порядке. Я оставлю его у вахтерши по пути на работу. Утром заберешь.
– Нет. Он мне нужен сейчас. Это так сложно?
«Вот вам и «простите» и «ужасно неловко». Тьфу!»
– Я тебе не открою.
– Да ты совсем…
– Сам уйдешь, или мне милицию вызвать? – перебила Галина, не желая выслушивать оскорбления от малолетки.
За дверью стало тихо, и женщина вновь прижалась к глазку. Светловолосый молодой человек стоял, прижав кулак к губам. Прочитавшая не один десяток детективов, Галина Олеговна подметила отсутствие перчаток и была очень довольна как своей внимательностью, так и тем, что потенциальный убийца перед ней неважный.
– Простите… – и без того тихий голос сейчас стал едва слышен. – Я вел очень важную переписку с людьми из Америки. Я готов заплатить вам за помощь. Я не могу позволить себе ждать до утра.
Галина поджала губы. Скандала из-за проваленной сделки от этого «мамкиного бизнесмена» ей уж точно не хотелось.
– Спустись на восьмой этаж, – сказала женщина, кое-что придумав.
– Что?
– Я услышу, что ты ушел достаточно далеко, а ты услышишь, как я захлопну дверь, оставив телефон на пороге.
Конечно, видимость в глазке была паршивой, но Галина не сомневалась, что лицо сопляка полностью соответствовало лицу человека, который проглатывает фразу вроде: «Как ты с такой паранойей на улицу выходить не боишься, карга старая?»
Некоторое время паренек переминался с ноги на ногу, а потом принялся спускаться на два этажа вниз, как было велено. Слыша постепенно удаляющиеся шаги, женщина почувствовала мрачное довольство: ей всегда хотелось сбить с Келвина спесь.
«Точно, Келвин!»
Вспомнив имя соседа сверху, Галина испытала некоторую неловкость за то, что просто не передала телефон из рук в руки. Но менять свое поведение было бы глупо, поэтому женщина слегка приоткрыла дверь и, быстро положив телефон за порог, громко захлопнула ее. Наблюдая в глазок за тем, как молодой человек подбирает и внимательно осматривает дорогую игрушку, а потом кладет ее во внутренний карман пиджака и поднимается к себе, Галина хмыкнула. Разумеется, ни платы за помощь, ни даже «спасибо».
Радуясь благополучному завершению странного события, в котором не участвовали пришельцы, привидения или маньяки, женщина уснула, едва ее голова коснулась подушки.
Весь следующий день Галина Краснова летала как на крыльях, рассказывая всем и каждому о ночном происшествии. Последней благодатной аудиторией на маршруте «дом-работа-магазин-дом» была восьмидесятипятилетняя старуха, которую сын с трудом уговаривал выходить дышать воздухом хотя бы к подъезду. Это в их семье называлось вечерним променадом.
– Здрасьте, Анастасия Николаевна! – поздоровалась Галина, подходя к лавочке и ставя пакеты на асфальт. – Что читаете?
– Да не вижу я ни черта, чтоб читать, – сварливо ответила старуха, сворачивая газету. – Развлечешь меня, пока мой дурак обсуждает со своей стервой, как от меня лучше избавиться? Что у тебя, Галюня, нового?
– Да случай вот забавный ночью приключился.
Старуха похабно усмехнулась.
– И страху, кстати, я натерпелась немалого, – продолжила Галина, нагнетая обстановку. – А все из-за этого малолетнего Келвина.
– Коли?
– Нет. Келвина.
– Ужас какой. И надо было мальчику жизнь портить. Коленька звучит намного лучше.
Затем последовало продолжительное обсуждение того, как же убого сейчас называют детей. Галина так увлеклась, вспоминая совершенно нелепые имена, что даже не пыталась вернуться к рассказу о ночном событии, пока Анастасия Николаевна неожиданно не заявила:
– Только я не знаю никакого Келвина.
– Да как не знаете-то? Блондин такой щуплый и неприятный. Надо мной живет.
– Эх, старой я, верно, стала. Подросших не узнаю, а малых забываю. Но я была уверена, что ты на последнем этаже живешь! В маразме я, видимо. Прав с…
– Да нет же, – перебила Галина, – все правильно. Я живу на десятом, а Келвин, – женщина осеклась. По телу пробежала дрожь.
– Мне надо идти. Не сидите тут долго. Сегодня ветер холодный.
До лифта добралась быстро, но кнопку своего этажа не нажимала долго, смотря на два верхних прямоугольника, венчающих кнопочные столбики. «9» и «10». Нет. Она не сошла с ума. Последние сорок лет она жила в этой десятиэтажке на десятом этаже. Поднимаясь на лифте, Галина уже представляла, что увидит на своей лестничной клетке: то же, что и сегодня утром, и в течение всей жизни.
Вот четыре двери. Лифт и лестница. Закрытая на замок, тяжелая металлическая решетка и сетка сбоку, ограждающие ступени, которые ведут на крышу. Но она же слышала, как хлопнула дверь сверху! И шаги… Долгие с разворотом, как с другого этажа. Да и видела она в глазок, как Келвин поднимался по лестнице! И решетки никакой не было!
«Келвин… Такое имя, да в наших краях? Неужели мне все это приснилось? Но я же знаю, что не спала».
Вместо привычного чтения или просмотра сериалов Галина Олеговна Краснова посвятила вечер попыткам разобраться в произошедшем. Помогали ей в этом три рюмки коньяка и Катька на телефоне. Коллективными усилиями загадка была решена. Молодой человек, видимо, лазил по чердаку или крыше, снимая какую-то программу для интернета. А то, что он ее сосед с таким странным именем, Галине лишь придумалось спросонок, из-за чего она и не обратила внимания на привычные решетки: тем более что глазок мутный, а юноша все равно поднимался наверх.
Несмотря на то, что всему нашлось логическое объяснение, женщина ложилась спать с ощущением смутной тревоги. Впрочем, это не помешало ей, как всегда, быстро и крепко заснуть.
Проснулась она резко. Галине понадобилось около минуты, чтобы сообразить, что за жуткие звуки ее разбудили: в квартире сверху двигали мебель. Судя по грохоту и скрежету, там просто таскали туда-сюда какой-то огромный шкаф, диван или еще что, задевая им все косяки и другие предметы обстановки, периодически пытаясь поднять, но все время роняя, да так, что побелка сыпалась с потолка и все стены ходили ходуном. На часах было два пятнадцать.
– Да что вы там совсем с ума посходили?! Или они думают, что раз под ними живет одинокая женщина, то она и ругаться не будет?!
Натянув джинсы, Галина накинула прямо на ночнушку с утятками спортивную куртку и уже собиралась выходить из квартиры, чтобы выяснять отношения с этим в край обнаглевшим Келвином, когда пришло осознание: наверху никто не жил, а блондина, возможно, даже не существовало.
Стоя перед закрытой дверью в полной растерянности, Галина начала неосознанно сцарапывать краску с замка.
«Что происходит? И откуда эта дурацкая уверенность, что всему виной странный тип, которого совершенно точно зовут Келвин? Почему никто из Семеновых не выходит на лестничную клетку? Уж они-то, живущие через стенку, должны слышать этот кошмарный шум, от которого трясется весь дом! Вызвать пожарную? Милицию? А вдруг все кончится, когда они приедут? Может, это какая-то ночная ремонтная работа, объявления о которой я не прочитала? Что-то с трубами, поэтому и кажется, что звук идет сверху».
«А вдруг дом падает?! – неожиданно подумалось Галине. – С этими новостройками вечно какие-то трагедии случаются. А эту построили слишком близко. Может, земля осела, и теперь наш дом рушится? И кренится какая-то балка именно рядом с моей квартирой, поэтому никто и не проснулся!»
Перепуганная женщина выскочила за дверь с твердым намерением будить Семеновых, а если придется, то и весь подъезд. Но, оказавшись на лестничной клетке, Галина замерла и громко рассмеялась, а из глаз ее потекли слезы: решетки, перекрывающей путь на крышу и чердак, не было. Обычное продолжение дома, как если бы за спиной осталась квартира Алены Михайловны, живущей на шестом.