"Значит, не помнит, - решил я. - Может, и мне всё приснилось". Выходя из комнаты, подёргал рога. Они держались на стене крепко.
Возле душа собрались в очередь все наши, кроме Ленки. Похоже, это она сейчас плескалась за дверью, обитой затейливой лакированной рейкой.
Маринку шёпотом утешал Славка:
- Ну, может, это ерунда, не обращай внимания, да и всё!
Маринка хмурила брови над припухшими глазами:
- Нет, не ерунда! Сама видела!
- Что случилось? - влез в дела влюблённых Сёва.
- Отвали, - грубовато ответил Славка.
Видно, у парочки не всё сложилось ночью.
- Случилось то, что Славик уговаривает меня быть дурой и не верить своим глазам. А я не стану! Ещё и у этого Евсеича спрошу!
- Мара... да сон это, сон, понимаешь!
- Ни хрена себе сон! - обозлилась Маринка и с присущей ей прямотой вывалила на нас причину её раздора со Славиком: - Вчера после настойки Славик быстро притомился. А у меня сна ни в одном глазу. Провалялась чуть не полночи, считая барашков. Потом на улице послышались голоса. Я - к окну. Этот Евсеич куда-то собрался, а повариха за ним увязалась, то за руку его хватала, то умоляла о чём-то. А потом и вовсе на колени бухнулась. Он её оттолкнул так, что бедная тётка упала. Она поднялась и побежала за ним. И вдруг погасла иллюминация.
- Так-так... - ввернул своё слово Сёва. - Что-то здесь всё же происходит.
- Да ничего не происходит! - обозлился Славик. - Люди здесь не один год живут, у них свои отношения. Ссорятся, Евсеич всех прижимает.
- А ещё люди пропадают... - снова влез Славик. - Зуб даю, этой поварихи мы больше не увидим.
Похоже, все успели поесть до нас. Обслужила нас Тая, наша горничная-официантка. Маринка злобно спросила, где повариха. Тая шмыгнула носом и спросила:
- Так она приготовила всё и отпросилась домой. Несчастье у неё: муж-алкаш в ручей упал, поломался. По пьяни.
- Угу, сочувствуем ей, - всё так же злобно сказала Маринка. - Наверное, мы больше её не увидим.
- Почему же? - спросила Тая. - Отправит своего в районную больницу, к обеду вернётся.
- А Колчины, стало быть, нашлись? - поинтересовался Сёва.
Тая, похоже, растерялась и отчего-то побледнела.
- Они и не терялись, - это ответил за неё вездесущий Евсеич. - Сейчас в холле отдыхают. А вы, молодые господа, не хотите ли прогуляться до Лютикового распадка? Я травниц туда поведу. Полюбуетесь на местные красоты.
Мы переглянулись. Я остро ощутил, как Евсеич подчинил нас своей воле. Хотелось совсем другого, главным образом, свободы, но мы неуверенно согласились. Этот управляющий точно сойдёт за злобного духа турбазы.
Проходя холл вслед за всеми, чтобы собраться в поход, я чуть не споткнулся. Со спинки дивана были видны головы сидевших Колчиных, а сами они отражались в большом зеркале у входа. Это была пара лет сорока, вроде обычная... но с лицами трупов, тронутых тлением. И не только - рука мужчины не лежала на колене, а была поднята над ним; у женщины отвисла нижняя челюсть. В полуоткрытых глазах - неживая тусклость. И вдруг Колчины разом моргнули.
"Короче, больше мне фирменной настойки не предлагайте, - решил я. - То оленьи бошки мерещатся, то моргающие трупы".
Во дворе нас весело поприветствовали травницы. Они чем-то с первых слов увлекли девчонок, а Евсеич покритиковал нашу обувь:
- Лучше бы резиновые сапоги надели. Жалко дорогие обутки о камни обдирать. Хотите, принесу со склада?
Мы отказались и следом за управляющим вышли за ворота. Устыын показался отвратительной заплаткой на величественных просторах тайги. Она поднималась по левую руку сплошным полотном, край которого лизал белейший пласт тумана. Над ним лес казался уже чёрным и переходил в смутно видневшиеся серые горы.
А справа всё оказалось наоборот: ярко-зелёная тайга, спускавшаяся вниз, тонула в мутно-серой дымке, чью пелену пронзали тёмные верхушки елей.
Мы замерли от такой красоты. Евсеич довольно улыбнулся и сказал:
- Чудесный край! - а потом добавил, как всегда, ворчливо: - Здесь спуска нет. Пройдём через село. А дальше - натоптанная тропа вниз. У ключей свернём к распадку.
Пока мы шагали по единственной улице Устыына, узнали от Евсеича о полуторастолетнем прошлом села, о жалкой участи стать упразднённым из-за бесперспективности и больших затрат на энергоснабжение горстки населения.
- Но пока держимся! - сказал в завершение управляющий. - Вот и спуск. Давай, Алёна Даниловна, действуй. Не верю я в эти штучки, но вот поди ж ты - они работают.
Сначала мы ничего не поняли. Но потом, когда одна из травниц вытащила из кармана пучок сухих растений, подожгла его и стала окуривать нас дымом, решили, что она отгоняет гнус. Зря, впрочем, старалась: мы знали, куда едем, и прихватили репелленты. Травница Алёна ещё что-то нашептала, перемежая слова посвистыванием.
- Можно идти, - улыбнулась она. - Ни одной змейки не увидим.
- Змейки?! - завопила Ленка.
Девчонку можно понять: кто-то из её дальней родни погиб от укуса щитомордника. Правда, много лет назад, на острове, где рыбачил. Ленка боялась змей до одури.
- Змеек, девонька, не страшись, - стала уверять её Алёна. - Они сами тебя боятся. Только будь осторожна, чтобы случайно не наступить на них.
- Зверь вокруг Устыына тоже пуганый, близко не подходит, - добавил Евсеич. - Главное, держитесь вместе. А я присмотрю за вами.
Спуск, или нахоженная тропа, был крутизной, примерно, как детская зимняя горка. Камни, выступающие из серого таёжного грунта, мешали просто сесть на задницу и съехать вниз. Если честно, то через пять минут я уже перестал обращать внимание на красоты. Не расшибиться бы...
Словно в ответ на мои мысли Евсеич сказал:
- Да не застревайте вы на одном месте. Любой из села с закрытыми глазами по тропе пройдёт. Если трезв, конечно.
Алёна вдруг ойкнула, но я даже не посмотрел на неё, потому что подошвы предательски заскользили.
- Софа, Катя, гляньте-ка! Похоже на ведьмину метку, - взволновалась Алёна.
- Какую ещё метку? - недовольно повысил голос Евсеич. - Нет здесь ведьм. Шаманы когда-то были. А ведьм не завезли, уж очень места труднодоступные.
Мы сгрудились вокруг Алёны. Она показывала на что-то из травинок, волосков и перышек, прилепленное к стволику юной ёлочки-красавицы. Нечто напоминало фигурку или куколку. Сёва потянулся снять её, но Софа хлопнула его по руке - нельзя, мол, трогать.
- Птичье гнездо сорвало ветром. Вот оно и застряло в хвое, - авторитетно заявил Евсеич.
- Ой, не скажите, Иван Евсеич, - возразила Алёна. - Ни одна птаха не сделает столько перетяжек, чтобы получились голова, ручки-ножки.
- Кто-то из местных ребят-балбесов пошутил, - заупрямился Евсеич.
Травницы значительно переглянулись, спорить не стали и продолжили спуск.
Вскоре мы почуяли острую свежесть воды, услышали журчание. Перед нами возникла площадка из скальных пород. Кое-где между ними ухитрились вырасти травы. А возле замшелых истоков трёх маленьких ключей возвышались резные листья с набравшими цвет метёлками. Тонкие струйки звонко стучали о воду в лужицах, которые изливались в робкие ручейки, стекающие вниз.
- Лабазник! - восхитились растениями травницы.
- Этого добра в распадке полно, - буркнул Евсеич. - Хоть косой коси.
- Этот особенный, розовый, - чуть ли не шёпотом сказала Софа. - И он поднялся там, где его не должно быть!
Травницы снова переглянулись. Я увидел, что их взгляды сильно обозлили Евсеича, но он не произнёс ни слова. Однако молчал не долго. Не хватило сил сдержаться, когда Катя попыталась поймать струйку в аптечную бутылочку.
- За водой нужно спускаться ниже, ещё метров на пятьсот. Можно найти и минеральный источник. Мы же в распадок хотели? - сказал он, поднимаясь с плоского камня. - Там вообще широкие и глубокие ручьи.
Катя потрясла бутылочку и посмотрела её на свет, с придыханием сказала:
- Розоватая!.. Кровь камня!
Евсеич не выдержал и прикрикнул на неё:
- Железо, марганец или медь в породе, а никакая не кровь! Ну так мы идём или здесь застрянем лужами любоваться? Нам туда!
И он указал на ели, позади которых высились шикарные кедры. Травницы взвизгнули и ломанулись вперёд по едва заметному ответвлению тропы, на которое указывали обломанные почерневшие ветки елей.
- Здесь люди десятилетиями шишку бьют. Только не будет нынче такого урожая, как всегда. Жрёт кедры какая-то дрянь, - обрадовал их вслед Евсеич.
Уже можно было идти не гуськом, а толпой. Подул ветер, который разогнал душноватый, густой запах хвои. Стало заметно холоднее, и Славик обнял Маринку.
Травницы точно сошли с ума. Они бросались на стволы кедров, стучали по ним кулаком, потом прикладывали ухо.
- Кедры поют при ветре, который в десять раз сильнее, чем сейчас. Такие у них ветви. Сосны тоже поют, но больше похоже на шум, - поправил Евсеич.
- Ну вот, девоньки, трава-красава! - объявила Алёна, показывая на кустики, похожие на нашу грушанку. - Если личики умыть - ни один прыщик не вскочит. Отёки из-под глаз уйдут, кожа засияет. Про женское здоровье не говорю. Правда, собирать её не время. Но это больше корней касается.
- Зимолюбка это, - привычно влез в чужие речи Евсеич. - Так называют, потому что вечнозелёная. Так и зимует под снегом. В городе её достать и вправду трудно, а здесь...
- Хоть косой коси, - ввернул Сёва.
Он был очень задумчив и всё рыскал глазами то по нашей группе, то по лесу.
Девчонки бросились к траве-красаве, или зимолюбке, но Алёна сказала:
Маринка и Ленка послушно замерли.
Алёна вытащила из кармана ветровки пакетик, потрясла над землёй, пробормотала что-то и громко, важно сказала:
Потом махнула девчонкам: мол, приступайте. Мне стало ясно, какая тема с первых слов знакомства сблизила травниц с нашими подругами!
Мы присели, ожидая, пока они затарятся травой-красоткой. Сёва спросил:
- Евсеич, дальше ведь пологий спуск?
- А почему мы корячились на горке? Проще разве нельзя было?
Евсеич указал рукой в сторону и вверх.
Вот это неожиданность! Над зелёной стеной леса возвышалась каменная гряда. Возле неё ещё не растаяла дымка. Зрелище было суровым, но завораживающим
- Это плато, на котором стоит Устыын, - сказал он. - Подъехать можно за два часа только по той дороге, по которой вас привезли. За турбазой - альпийский луг, который тоже обрывается скалами. А сейчас мы скоро будем в распадке. Его называют Лютиковым, потому что в это время года он сплошь жёлтый от этих цветов, которых... - Евсеич посмотрел на Сёву и продолжил: - Хоть косой коси. Если пройти вдоль ручья, можно добраться до Дорогомиловки. Из неё народ поднимается к нам, орех добывает. Устыынцы в Дорогомиловку спускаются, в ней два магазина. Этот путь короче в два раза. И без всякой тряски по колдобинам.
Но добраться до долины распадка не удалось. Девчонки набили рюкзачки травой-красавой, а травницы с пустыми сумками из мешковины уже наобнимались с кедрами. Но вид у них был довольный. Похоже, они выполнили свою программу-максимум на этот день.
Обратная дорога показалась каторгой. На верх горки мы влезали уже на четвереньках, держась за камни, которые были выше. Даже неутомимые травницы покряхтывали. Евсеич то и дело отдувался, его лицо и шея приобрели багровый оттенок.
Мы отказались от обеда, только заказали ужин поплотнее. Увидели живую-здоровую горничную Любу и узнали новость: Колчины внезапно съехали. Нет, на турбазе творились чудные дела, и неплохо бы в них разобраться.
Снимая берцы и растирая огнём горевшие ноги, я сказал Сёвке:
- Странно, что эти Колчины уехали. Сегодня же четверг, так?
- А транспорт с базы здесь по средам. Заезд потому что. Поселковый - по воскресеньям.
- И что? - спросил Сёва, но глаза его заблестели.
- На чём уехали Колчины?.. И ты это... как относишься ко всякой чертовщине?
- Я к ней не отношусь, - усмехнулся Сёва. - Я нормальный человек из плоти и крови. И не хочу раньше времени потерять ни то, ни другое. Поэтому выкладывай, что ты узнал такое тревожное и непонятное.
- Я с тобой согласен, что обслуга и Евсеич боятся исчезновения кого-то из гостей. Заметил, что управляющий ещё и инструктор? Так ему удобнее всех контролировать. Но Колчиных он, видно, упустил...
- Почему?! - радостно изумился Сёва.
- Да потому, что сегодня я видел их отражение в зеркале, когда они сидели ко всем спиной. Это были неживые люди. В стадии трупного окоченения. Но почему-то моргали.
Сёва издал то ли писк, то ли звук восхищения.
- Их быстро с базы вывезли. Для чего? Чтобы другие гости не разглядели, кто находится рядом с ними.
- Би-би! Мы все здесь в опасности! И я не уверен, что Евсеич старается защитить гостей.
- Сёва, ты ж отличник, а не разгильдяй. Включи мозги. Славик говорил, что Евсеич - отец погибшего друга его бати. Может, он много лет ждал возможности отомстить. И наконец-то заполучил в качестве гостей его сына с друзьями.
- Ерунда! - отмахнулся друг.
- Может, и так. В любом случае нужно что-то делать. А это будет трудно. Рация только у Евсеича. Как добраться до другого населённого пункта, ты сегодня видел. Специально наблюдал, так ведь?
- Короче, включай свои знаменитые мозги. И да... после настоечки Евсеича я видел, как рога оказались не на стене, а на оленьей голове, и чучело посмотрело на меня. Заметь: чучело, которого нет! Ну что, ржать надо мной будешь?
- Не буду ржать. У меня есть занятие поинтереснее. Буду спать.
И Сёвка плюхнулся на кровать, отвернулся к стене. Через миг засопел. Вот они какие, ранний подъём, физическая нагрузка и свежий горный воздух, - с ног валят посреди белого дня.
Проснулись мы часов в пять.
- Нужно ребятам рассказать, - с места в карьер начал Сёва, будто мы продолжали беседу без перерыва на сон.
- У меня есть занятие поинтереснее - пойду набью брюхо чем-нибудь вкусненьким, - съязвил я.
- Да ладно тебе, - примирительно произнёс Сёва.
Но девчонки и Славик куда-то словно провалились. Я и Сёва бросились вниз - а вдруг товарищи пропали? Конечно, мы не признались в своей панике друг другу - ещё чего! Но отчётливо понимали, что здесь может случиться всё, даже самое плохое.
Друзья оказались в холле. Тая выделила им теневой угол, и они раскладывали на газеты и бумагу траву-красаву.
- Подвялится, потом на ветру досушим, - заявила наша Мара с видом заправской травницы.
Люба, важно прошествовавшая мимо, заметила:
- Сразу нужно было разложить. От влаги листочки потемнеют.
- Ужин на плите. Меня Евсеич отпустил. Травницы усвистали на луг, а сам он пошёл в село договариваться насчёт баранины.
- Счастливо! - бросила ей вслед Тая и сказала:
- Пойдёмте, накормлю вас пораньше. Колька рано утром такого тайменя приволок! Пальчики оближете.
Я впервые попробовал тайменя. Он был восхитителен! Ленка с Маринкой, несмотря на все свои диеты, второй день ели так, что за ушами трещало.
- Куда пойдём? - спросил Славик и с надеждой уставился на свою Мару: может, никуда, а в номер?
Но девчонки предложили осмотреть луг. Сёвка кивнул. Я тоже одобрил ещё один поход, только удивился нашему поведению. Приехали побухать, но почему-то стали таскаться по окрестностям.
Миновав ягодные кустарники за турбазой, мы вышли на луг. Вид оказался потрясающим. Волнистые перепады холмов, покрытые высокими травами, напомнили море. А вот идти было сложно. У нас таки ноги в обуви, которая вязла в сырой земле, а не копыта овец, пасшихся в низинке.
- Стоять, братва. Разговор есть.
И изложил все наши наблюдения в нескольких словах, чётко и точно, как умел только он. Славик пришёл в отчаяние. Он орал, что управляющего вот с таких лет знает, что покойная жена Евсеича с ним водилась до школы, что безопаснее нет места, потому что оно на хрен никому не нужно. И что мы спятили, скоро глянем в зеркало и увидим вместо своих рож оленьи морды.
Если честно, то он меня почти убедил. Да и Сёвка выслушал его внимательно. Мара прижалась к Славке и сказала примирительно:
- Поживём - увидим. А сейчас пойдёмте дальше, может, травниц встретим.
Сёвка предложил не переть лугом, а пробраться кустами, которые щетинились по краю. Тому краю, которым обрывалось плато. Там, наверное, посуше. Так оно и оказалось, только мы ободрались о колючки.
Наша компания угрюмо ломилась вперёд. Я ощущал, как назревала ссора. Даже Славка убрал Марину руку со своего плеча.
Вдруг Сёвка остановился и поднял вверх указательный палец. Мы замерли. В ветряных шепотках трав и листьев, в посвисте каких-то птах мы расслышали пение. Довольно невнятное. Наверное, потому что его относило движением воздуха, свободно гулявшим над плато.
Мы осторожно высунулись из кустов.
- Звёзды эстрады, - буркнул Сёва.
Травницы образовали странный хоровод, держась за руки. А четвёртой "участницей" стала палка с привязанной к ней фигуркой из травы, которую Алёна нашла утром. Тётки тихонько и заунывно пели, кружились, кланялись внутрь круга и наружу. Потом сошлись, подставили руки Алёне. Постояли так и поплелись к турбазе.
Славик выразительно покрутил пальцем у виска и удостоился гневных взглядов девчонок. Но все мы поняли: сейчас на лугу произошло какое-то таинство, обряд или как там называют подобные чудачества. От этого стало особенно неприятно. Может, потому что мы ощутили себя инородными не только травницам, но и всему этому месту.
И только потом Ленка прерывающимся шёпотом сказала:
- А там ещё кто-то есть...
И в самом деле, неподалёку стоял кто-то серый, кряжистый и толстый. Судя по тому, что его макушка всего на полметра возвышалась над зонтиками, метёлками и листвой трав, то незнакомец был невысок. Шли минуты, а он не двигался. И ещё мы физически ощущали его пристальный, тяжёлый взгляд. Факт, незнакомец наблюдал за нами. На его макушку опустилась птичка...
- Тьфу ты! - во весь голос сказал Сёва. - Это камень!
И мы побежали к нему, увязая по щиколотку.
Рядом с валуном, формой действительно напоминавшим человека, серела россыпь камней. Некоторые из них были плоскими, с отверстием посередине. Как у тех, что таскали на шеях старенькие супруги. Другие поражали сходством с шарами. Камни объединяло одно: их поверхность явно когда-то отшлифовали.
- Э! Да я знаю, отец мне рассказывал, что рядом с турбазой есть каменная баба! - радостно гаркнул Славик. - Это точно она.
- Какая ещё баба? - недовольно спросил Сёва, наверное, потому что его кто-то обошёл в сообразительности и знаниях.
- Да тут раньше то ли сто, то ли двести лет назад были кочевья народа карагасы. Вот они и поставили. Поклонялись, видать.
- Читал, знаю, - буркнул Сёва.
- И наши травницы пришли сюда поклониться, - сказала Лена. - Могли бы и нас пригласить.
- Не могли бы, - авторитетно заявил Сёва. - Они не истукану поклонялись, а собственный обряд совершали.
Славик стал обходить истукан и вдруг сказал:
- Здравствуйте, Тамара Алексеевна!
"Значит, здесь сегодня полно народу, даже похожая на пациентку психушки бабка притащилась. С чего бы такое столпотворение?" - подумал я.
Привалившись к нему спиной, сидела Тамара Алексеевна. Но она уже не выглядела такой, как при первой встрече. Её платок лежал на плечах, и коротко стриженные волосы потеряли седину, блестели медью, словно она только что из парикмахерской. Кожа приобрела нормальный цвет и уже не походила на брюхо дохлой рыбы. Исчезли резкие морщины, судорожные подёргивания мышц лица.
- Что вы здесь делаете? - потребовал объяснений Сёва.
- А я лечусь древней силой этого места.
- Поздравляем, сегодня вы выглядите очень хорошо, - искренне сказала Маринка.
- Выглядела бы лучше, если бы не эти... ведьмы... Встать вот не могу, - сказала Тамара Алексеевна.
Девчонки вперёд нас подскочили к ней и легко подняли сухонькую невысокую тётку. Бабкой её уже нельзя было назвать.
- Какие ведьмы? - насторожился Сёва, а Славик закатил глаза, мол, дурдом какой-то.
- Эти, что сейчас здесь пели свои бесовские заклинания... - вымолвила Тамара и заковыляла прямо по лугу.
Девчонки её поддержали под локти, а мы пошли впереди, прислушиваясь к разговору.
- Они не ведьмы, а травницы. Народные целительницы, - возразила Маринка. - Показали нам траву-красаву.
- А я говорю: ведьмы. Городские. Приехали сюда вредить, - продолжила гнуть своё Тамара. - Бедные Колчины, попались им здесь. Горе своё полечить захотели, а последнее здоровье отдали.
Сёва было развернулся к женской компании, но Славик жёстко перехватил его локоть.
- А что лечат супруги, которые на шее носят такие же камни, как те, возле истукана? - спросила Лена.
- Да на производстве болезнь лёгких заработали. Только чую, что не вылечат.
Тут их разговор прервал Славик, который воскликнул, глядя себе под ноги:
- Ничего себе! Да на траве кровь!
- Знаю! - завопил Сёва. - Это кровь травниц! Всё думал: а что это они делали после своего чудного хоровода? Руки резали, чтобы какой-то обряд закрепить!
Вдруг произошло неожиданное. Тамара рванулась к нам, споткнулась и шлёпнулась ничком прямо на то место, где была окровавленная трава. Девчонки взвизгнули, с причитаниями бросились к ней. Мы с Сёвкой взяли за руки эту бедолагу, Славик потянул её за куртку, но вот незадача: лёгкая Тамара показалась неподъёмной. Но через минуту возни всё-таки вздёрнули её вверх. Вся одежда тётки оказалась в грязи. И лицо тоже.
Сёвка выглядел разочарованным, потому что падение уничтожило кровавые следы. Девчонки снова захотели поддерживать тётку под локти, но она отстранилась. Падение не навредило Тамаре, так как она зачапала по лугу совсем уже бодренько.
После возвращения на турбазу мы основательно почистились, стали ожидать десятичасовой поверки. Кому как, а мне очень хотелось посмотреть на супругов, которые лечили болезнь лёгких камнями. И на травниц тоже.
- Итак, что мы выяснили? - сказал Сёвка, заваливаясь на кровать.
Похоже, ему лучше думалось в лежачем положении. И сам же ответил на свой вопрос:
- Евсеич, по ходу, ни при чём. Ну, самодур, ему все кланяются из-за работы, которой в селе практически нет. Но он беспокоится о безопасности гостей, подозревает врага на базе. И кое-какие вредители всё же есть. Тамара их назвала - это любимые травницы наших девчонок. Недаром же Евсеич присматривал за ними.
- Ага, и потащил в распадок и нас тоже, - заметил я.
- Это частности, - авторитетно заявил друг. - А главное - то, что ведьмы почти лишили жизни Колчиных, и Евсеич был вынужден их вывезти. Они помешали Тамаре излечиться. Нужно ждать следующего события.
- Ждать? - возмутился я. - А ничего, если этим событием станет кто-нибудь из нас? Или мы все вместе?
- Ничего. - Сёвка уселся на кровати и холодно посмотрел мне в глаза. - Кто бы ни пострадал: ты, я, девчата или обслуга, Евсеич, другие гости - всё это будет в равной степени плохо. Пока мы даже не имеем оснований надавить на управляющего, чтобы он вызвал полицию из района. И помни: "иногда совы не то, чем они кажутся".
И "событие" не заставило себя ждать. В холле оказались только травницы и мы. Евсеич вошёл, глянул на нас и побледнел. К нему подскочила Тая и что-то прошептала на ухо. Евсеич помолчал, потом сказал:
- Женя и Вика Ивановские почувствовали себя плохо. Тамара Алексеевна утомилась после прогулки. Прошу всех быть очень осторожными. Желательно не покидать номеров.
Травницы покивали, защебетали вполголоса о чём-то своём, потом Алёна спросила:
- Иван Евсеич, а можно ли нам завтра к Ведьминой челюсти сходить? Хочется водицы набрать.
Управляющий вперил в них жёсткий взгляд из-под бровей и сказал:
- Конечно. Это наша достопримечательность. Мы с ребятами составим вам компанию. Так, ребята?
Мы снова попали под магнетизм его властности и согласились.
- Ну, теперь расклад ясен. Врагами можем быть или мы, или ведьмы-травницы. Мы отпадаем, остаются они. Нужно предупредить девчонок.
В их комнате мы застали встревоженного Славика. Лена и Марина внезапно почувствовали себя плохо.
- Голова трещит. Даже при гриппе такого не было. А ещё мушки перед глазами, руки трясутся, - сказала Мара.
Лена с компрессом на лбу даже не открыла глаз.
- Пособирали траву под руководством ведьм, - ядовито сказал Сёва, за что удостоился гнева Славика.
- Иди отсюда! Видишь, плохо им. Сходи за какими-нибудь таблетками к Евсеичу. Нет уж, я лучше сам схожу, - сказал он.
- А ещё лучше обойтись без него, - заявил Сёва. - Мне мама сунула что-то из аптечки: бинты, пластыри, мазь от зуда. Может, и таблетки есть. Будьте все здесь, никуда не ходите.
"Ещё один контролёр выискался, - подумал я. - Нам Евсеича было мало...".
К нашей радости, девчонкам помог обычный аспирин. Через полчаса даже Лена сказала, что прошла головная боль и в глазах посветлело. А Мара разворчалась:
- Спать хочу. Валите отсюда, а?
Славка попытался проявить заботу и бдительность:
- Нет уж, одних я вас не оставлю. Вдруг что-нибудь понадобится.
Но Мара, совсем как здоровая, нагрубила ему.
В коридоре мы увидели Евсеича с подносом и настойкой, замахали руками: не нужно! А Славик вообще высказался резко, мол, девчонкам плохо, и не дай бог они разболеются, тогда здесь всем не поздоровится.
Управляющий вздохнул, развернулся и направился прочь. Он был корпусным, бодрым и сильным стариканом, но, глядя на его опущенные плечи, слушая шаркающие шаги, я почувствовал нечто вроде укола жалости.