Лига историков

Спасибо @Maggnnus и @user9067772 за донаты, отправленные в поддержку моего блога!

Есть несколько версий о том, кто скрывался под личиной вдруг ожившего царевича Дмитрия. Большинство историков сходится на том, что это был Григорий Отрепьев, дьяк Чудова монастыря в московском Кремле. Согласно версии следствия, проведённого правительством Годунова, Гришка работал в качестве писца в «государевой Думе», где ему и пришла в голову идея выдать себя за царевича. По свидетельствам монахов, он расспрашивал их о подробностях смерти мальчика, а также о правилах и этикете придворной жизни. В дальнейшем Отрепьев и вовсе начал хвалиться тем, что когда-нибудь займёт царский престол. О поведении Григория донесли Годунову, и он приказал сослать дерзкого монаха в отдалённый монастырь, однако будущего самозванца кто-то предупредил о грядущей каре. Григорий успел покинуть в Москву и бежать в Речь Посполитую, где вскоре он объявил себя «чудесно спасшимся царевичем».

  Также существует версия и том, что Лжедмитрий был никаким не Лже, а самым настоящим царевичем Дмитрием. Много крупных историков XIX — начала XX века придерживались этой теории, утверждая, что Дмитрий был подменён и увезён в Польшу, где воспитывался монахами-иезуитами. На его же место был приведён некий мальчик, которого и убили в последствии в Угличе. Однако у данной версии сейчас мало сторонников и принято считать, что Лжедмитрием был все же Гришка Отрепьев.

  В 1603 году Григорий объявился в городе Брагине (нынешняя Беларусь), где поступил на службу к православному литовскому князю Адаму Вишневецкому. Есть несколько версий о том, каким образом он объявил себя выжившим царевичем. По одной из них, Гришка притворился тяжело больным и потребовал себе священника, которому во время исповеди открыл свое «царское имя». Духовник передал его слова князю, который поспешил к умирающему и прямо спросил о его подлинном имени и происхождении. Молодой человек показал Вишневецкому золотой наперсный крест, якобы переданный ему матерью, и особые приметы царевича — большую бородавку на щеке, родимое пятно выше кисти и разную длину рук.

Чтобы проверить подлинность его личности, после излечения "царевича" доставили в Брагин, где служил московский перебежчик по кличке Петрушка, уверявший, что он когда-то состоял на службе в Угличе при особе царевича. Легенда утверждает, что претендент немедленно узнал Петрушку в толпе челяди и обратился к нему — после чего, отбросив всякие сомнения, Адам Вишневецкий окружил царевича соответствующей его положению роскошью.

  Вторая версия гласит о том, что Вишневецкий как-то раз разгневался на чересчур нерасторопного слугу и ударил его по лицу, на что слуга упрекнул князя, что тот не знает, на кого поднял руку и раскрыл свое имя. Согласно третьему варианту, Лжедмитрий открылся Константину Вишневецкому (родственник Адама Вишневецкого), когда увидел в его свите панну Марину Мнишек. Воспылав к ней любовью, он якобы положил на ее подоконник признание в своём «царственном происхождении». Марина немедля донесла об этом отцу, тот сообщил Константину Вишневецкому, и в конечном итоге весть о том, что спасённый царевич появился в Польше, стала всеобщим достоянием...

  Какая из этих версий верная досконально не известно. Как бы то ни было, весть о «чудесном спасении» достигла наконец Москвы и сильно встревожила царя Бориса, который пытался уговорить Вишневецкого выдать "царевича", обещая в обмен пойти на территориальные уступки, однако литовский князь отказался. В марте 1604 года Вишневецкие доставили Дмитрия к Сигизмунда в Краков. Король Речи Посполитой, видя возможность с помощью самозванца урвать себе кусок земель соседней страны, признал его наследником Ивана Грозного, назначил ежегодное содержание в 40 тысяч злотых и позволил вербовать добровольцев на польской территории. Дмитрий же после вступления на престол обещал передать Польше Смоленск и Чернигово-Северскую землю.

Также царевич заручился поддержкой папы римского, которому обещал если не обратить Московскую Русь в католичество, то предоставить западной вере свободу наравне с другими христианскими течениями. В довершении Дмитрий сделал официальное предложение руки и сердца Марине Мнишек. Оно было принято, но свадьбу отложили до воцарения Дмитрия на московском престоле. "Царевич" заключил договор с отцом невесты Юрием Мнишеком, по которому обязывался уплатить последнему 1 млн злотых, не стеснять Марину в вопросах веры и подарить ей Псков и Новгород. Самому Мнишеку была обещана Чернигово-Северская земля без 6 городов, которые передавались Сигизмунду, а Смоленская земля разделялась между королём и Мнишеком. Мнишек же, в свою очередь, собрал для будущего зятя войско численностью около 4000 человек, с которым был начат поход на Москву.

Поход начался с пропагандийской подготовки. Первым городом на пути войска был Моравск и за некоторое время до подхода основныйх войск, лазутчики Дмитрия, подплыв к городу на лодке, разбросали по берегу грамоты с увещеванием переходить на сторону законного царевича. Неизвестно поверели ли этому горожане или просто испугались подходящую армию , как бы то ни было жители Моравска связали городских воевод и выдали их захватчикам. 21 октября Лжедмитрий с триумфом въехал в город после чего отправился на Чернигов. Черниговцы встретили наступающее войско выстрелами из городской артиллерии, однако, услышав о том, что Моравск сдался, также открыли ворота и присягнули Дмитрию.

  Первым серьёзным препятствием на пути войска самозванца оказался Новгород Северский, где заперся отряд воеводы Годунова Петра Басманова численностью около 1500 человек. Басманов приказал сжечь городской посад, чтобы полякам не было где укрыться от осенних холодов. 11 ноября 1604 года началась осада города, а уже в ночь на 18 ноября последовал генеральный штурм, однако осажденные сумели его отбить. В это время царь Борис направил на помощь осаждённым большую армию под командованием князя Фёдора Мстиславского. Численность войска составляло около 40 тысяч человек, что более чем в два раза превышало силы Лжедмитрия (с учётом присоединившихся к нему сил из покоренных городов его войско насчитывало около 1500 человек).

21 декабря 1604 года состоялась Битва под Новгородом-Северским, ставшая первым крупным сражением Смутного времени. Несмотря на численное преимущество противника, польские гусары сумели опрокинуть правый фланг русской армии во главе с воеводой Дмитрием Шуйским. Шуйский не сумел организовать грамотный отход, и русские отряды, отступая, смешались с центром собственной армии, оголяя врагам тыл. Одна из гусарских рот, следуя за отступавшими, повернула вправо и неожиданно оказалась в расположении ставки Мстиславского. В начавшемся бою гусары сбили князя с коня и нанесли ему несколько ударов по голове, однако в этот момент подоспели стрельцы во главе с Михаилом Шеиным, отбили нападение поляков и захватили большую часть гусар в плен. Однако порядок в царском войске был нарушен и русские полки поспешно отступили к своему обозу, стоявшему у леса. Победу в сражение одержала армия Дмитрия, который, по словам очевидцев, прослезился, увидев на поле боя убитых соотечественников.

Данный успех, однако, не принес серьёзных плодов "царевичу", так как у него кончались деньги и было не чем платить наемникам. 1 января 1605 года в его армии вспыхнул мятеж и наёмное войско кинулось грабить собственный обоз. Дмитрий самолично объезжал рыцарей, падал перед ними на колени и уговаривал остаться с ним, на что в ответ получал оскорбления и пожелание быть посаженным на кол... По воспоминаниям очевидцев, Дмитрий, не выдержав оскорблений, ударил одного поляка в лицо, но на него тут же налетели другие воины и стащили с "царевича" соболью шубу, которую позднее пришлось выкупать.

2 января большая часть наёмников ушла по направлению к границе. В тот же день самозванец сжёг лагерь под Новгородом-Северским и отступил к ранее захваченному Путивлю. 4 января войско покинул Юрий Мнишек, который и организовал данный поход. Он объявил о своём отъезде в Речь Посполитую на сейм и забрал с собой около 800 поляков, однако обещал, что пришлёт из Польши новые подкрепления. В конечном итоге в войске Дмитрия осталось всего 1500 польских рыцарей. Однако молва о том, что царевич Дмитрий жив и уже наступает на Москву, быстро разлеталась по округе, и вскоре ему присягнули города Рыльск, Курск, Севск, Кромы. Потерю польских воинов немедленно восполнили 12 тысяч донских казаков, под охраной которых Дмитрий укрепился в городе Севск.

21 января 1605 года недалеко от деревни Добрыничи состоялось новое сражение армии Миославского с войском Лжедмитрия. Используя опыт, полученный в прошлом сражении, поляки вновь решили нанести главный удар всей массой конницы по правому флангу русских. Манёвр вновь принес успех, и противник отступил со своих позиций. Польская конница повернула к селу и пошла в атаку на центр войск, где находилась пехота. Однако русские стрельцы открыли по ним огонь из пушек. Поляки обратились в бегство, а вместе с ними и Дмитрий, лично возглавлявший конницу. Русские войска перешли в контрнаступление и вскоре обратили войско самозванца в беспорядочное бегство. В результате сражения Лжедмитрий потерял примерно половину своей армии.
Правительственные войска на освобожденных территориях развязали жестокий террор, уничтожая всех без разбора — мужчин, женщин, стариков и даже детей, как сочувствующих самозванцу, чем еще больше очернили имидж царя Бориса.

Войско Дмитрия же вновь отступило в Путивль, где "царевич" окончательно пал духом и пытался бежать в Польшу, однако сотоварищи сумели уговорить его остаться. Вскоре ряды самозванца пополнились ещё 4 тысячами казаков. Во время вынужденного сидения в Путивле до Дмитрия дошли вести о смерти Бориса Годунова, что кардинально меняло весь расклад сил. После смерти царя на сторону "царевича" перешло войско Петра Басманова, который в дальнейшем стал одним из самых близких его сподвижников. Причиной измены Басманова стала обида на нового царя Фёдора Борисовича. Опираясь на свои заслуги перед прежним царем, Петр пытался добиться назначения главным воеводой над царским войском, однако на эту должность был назначен князь Телятевский. Басманова же назначали вторым воеводой войск, осаждавших город Кромы, которые были захвачены силами Дмитрия. Петр увидел в таком поступке смертельную обиду и 7 мая во всеуслышание заявил, что настоящий царь сидит в Путивле и зовут его Дмитрием. Он направил ему покаянное письмо и отрекся от Годуновых. Вместе с ним в стан самозванца перешла и большая часть царской армии, сидевшей под Кромами. Путь на Москву был открыт. После таких новостей на верность Дмитрию присягнули многие города, в том числе Орел, Тула и Рязань. В Москву же в это время было направлено «прелестное письмо», в котором Лжедмитрий назвал себя царём, а наследника Бориса Годунова Фёдора своим изменником.

1 июня 1605 года в столицу прибыл гонец Дмитрия Гаврила Пушкин и, стоя на Лобном месте, прочёл письмо самозванца, адресованное боярам и простому люду. Москвичи, поверившие, что царевич Дмитрий действительно жив, приступили к погромам. Ворвавшись в кремль, разгневанная толпа арестовала Фёдора II, его мать и сестру Ксению. Наследник царя Бориса сумел просидеть на троне всего лишь 47 дней, что является самым скоротечным правлением среди всех мужчин на российском престоле. 5 июня 1605 года тело бывшего царя Бориса Годунова было «ради поругания» вынесено из Архангельского собора. Перед тем как выдвинуться в Москву из ставки царевича, было направлено письмо, чтобы из столицы были устранены все враги «царевича». После этого низложенный царь и его мать были задушены или зарезаны в своем доме, в котором содержались под стражей.

Все другие близкие родственники Годунова были либо убиты, либо отправлены в ссылку. Наконец, 20 июня 1605 года под праздничный звон колоколов и приветственные крики толп Дмитрий торжественно въехал в Кремль. Оставался последний шаг - венчание на царство. Перед этим Дитрий хотел встретиться с матерью Марией Нагой, сосланной ранее в монастырь, чтобы та подтвердила, что он не самозванец. 18 июля бывшая царица прибыла из ссылки в подмосковное село Тайнинское, где на глазах огромного количества народа произошла ее встреча с сыном. По воспоминаниям очевидцев, Дмитрий соскочил с коня и бросился к карете, а Мария приняла его в объятья. Оба рыдали, и весь дальнейший путь до Москвы Дмитрий проделал пешком, идя рядом с каретой. Царица была помещена в Кремлёвском Вознесенском монастыре, где Дмитрий навещал её каждый день и спрашивал благословения после каждого серьёзного решения.

  Спустя несколько дней после воссоединения "сына" с матерью в Москве был раскрыт заговор, направленный на свержение и убийство Дмитрия. По доносу одного купца стало известно, что против "царевича" начал плести интриги князь Василий Шуйский, распространявший по Москве слухи, что претендент на престол на самом деле является расстригой Гришкой Отрепьевым и замышляет разрушение церквей и искоренение православной веры. Шуйский был схвачен и приговорен к смертной казни. 25 июля князь был возведён на плаху, но приказом «царя Димитрия Ивановича» помилован и отправлен в Вятскую ссылку.

  Вскоре после этого Дмитрий короновался «венцом» Годунова, приняв его из рук нового патриарха, а бояре поднесли ему скипетр и державу. На престол Российского государства взошел новый царь Дмитрий Иоаннович...

Продолжение следует...

По воспоминаниям «товарищей по оружию», любимец Гитлера и командующий 6-й танковой армией СС Йозеф «Зепп» Дитрих был чрезвычайно храбрым и на редкость тупым человеком. Многие отмечали, что сделавший быструю карьеру в СС Дитрих в культурном, образовательном и профессиональном отношении так и не поднялся выше уровня провинциального бюргера, мелкого лавочника и фельдфебеля.

Как писал генерал СС Вилли Битрих: «Как-то я потратил целых полтора часа, пытаясь объяснить Зеппу Дитриху обстановку при помощи штабной карты. Это было совершенно бесполезно. Он совсем ничего не понимал…»

Здесь, правда, следует сделать оговорку, что часто немецкие карты выглядели далеко не шедевром штабной культуры. Так, в книге Пауля Кареля «Восточный фронт» приведены фотокопии оперативной карты Германа Гота, по которой генерал воевал на Курской дуге – как говорится, действительно без «поллитры» не разберёшься.

При этом Дитрих был из тех военачальников, которые предпочитали проводить большую часть времени вдали от штаба, в передовых войсках. Как вспоминали эсэсовцы:

«Как только «Зепп» приезжал в расположение части, сразу поднимался радостный переполох, на столах появлялись тарелки с сыром, салом, колбасой, деревянные дощечки в форме дубовых листьев с сырым мясным фаршем - «тартаром» и целые батареи бутылок с русской водкой, шнапсом, кюммелем, французским коньяком. Громогласный Дитрих неустанно сыпал своими солеными шуточками, известными всей армии, пил, ел, хлопал женщин по заду, но при этом не забывал вникать во все дела части, и ничто не укрывалось от его голубых зорких глаз.»

В такой ситуации требовалось оставлять на хозяйстве толкового начальника штаба, который и будет осуществлять грамотное руководство войсками в отсутствие командира. И вот здесь в Ваффен СС возникала большая проблема – среди эсэсовцев не было толковых профессиональных штабистов. Причём основной провал находился на полковом и дивизионном уровнях, где штабы полностью состояли из эсэсовцев. Это были хорошие полевые командиры, но как штабистам им не хватало опыта и способностей.

Как отмечал фельдмаршал Вальтер Модель: «…решающей слабостью дивизий СС была выучка и профессионализм их штабных и старших офицеров.» «….Шестая танковая армия не имела достаточного количества опытных офицеров, способных превратить общие планы в отдельные детали боя, как это было в 1940 году.»

Интересные замечания по этому поводу высказывает генерал Гейнц Гудериан, описывая назначение рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера («полного профана в военном деле» – по мнению самого Гудериана) командующим группы армий «Висла»:

«Гитлер приказал, чтобы Гиммлер сам подобрал себе штаб. Начальником штаба он назначил бравого бригаденфюрера СС Ламмердинга, который до этого командовал танковой дивизией СС. Этот человек не имел никакого представления о тяжести штабной работы в формируемой группе армий. Та скромная поддержка, которую я смог оказать этому новому штабу, прикомандировав к нему офицеров генерального штаба, не могла полностью компенсировать крупных недостатков в работе как командующего, так и его начальника штаба. Гиммлер собрал вокруг себя ряд офицеров СС, большинство из которых не было подготовлено к выполнению своей задачи.»

Естественной реакцией военного организма на проблему стало назначение (либо откомандирование) в Ваффен СС, качестве своеобразной подпорки командирам различных уровней, профессиональных штабистов из армейских структур – офицеров прошедших долгий путь обучения от кадетского корпуса до генерального штаба. Например, у «Зеппа» Дитриха роль «костыля» играл бывший армеец начальник штаба генерал Фриц Кремер. В феврале 1945 г. в качестве «военспеца» к Гиммлеру был таким же образом приставлен генерал Вальтер Венк, на которого фактически и было возложено полное руководство операцией «Солнцестояние». Впоследствии Венка заменил профессиональный штабист генерал Ганс Кребс.

Здесь возникает справедливый вопрос: Почему Ваффен СС, в своей среде не смогли обеспечить появление военспецов, способных заниматься серьёзным планированием? Ответ очень прост – время и человеческий ресурс. Созданная буквально с нуля и существовавшая немногим более десяти лет военная организация не имела возможности выращивать стратегов, тем более, что отбор в её офицерские училища осуществлялся, прежде всего, с учётом верности НСДАП и физического развития. Всё, на что хватало СС - подготовка инициативных, технически грамотных офицеров и солдат, способных освоить современную тактику ведения боя и новейшие образцы военной техники.

Подытожить можно брошенной вскользь фразой Гитлера, в конце войны проявившего здравый скепсис в отношении эсэсовских генералов: «СС не выдвинула из своей среды никаких особо даровитых стратегов. Все кто есть – это преданные храбрецы, а действительно масштабной фигуры среди них нет…»

В ночь на 24 августа 1572 г. по Парижу прокатилась волна массовых убийств гугенотов, устроенных католиками в канун дня Святого Варфоломея. Расправы осуществлялись под руководством католических вождей французской феодальной знати. По различным оценкам в Париже в этот день погибло около трёх тысяч человек. Как правило, на стороне истинных сынов церкви были два фактора решавшие исход дела – внезапность и численное превосходство. Там же, где этого по каким-то причинам достичь не удавалось, нападавшим приходилось сталкиваться с яростным отпором. Зачастую, по накалу страстей, схватки можно было сравнить с лучшими сюжетами европейского эпоса. Так, трём боевым гугенотам в гостинице «Три короля» («Les Trois Rois») пришлось выдерживать осаду отряда численностью в несколько десятков человек.

Гостиница «Три короля» располагалась недалеко от набережной Орсэ на острове Ситэ, в окрестностях Собора Парижской Богоматери. Из литературы о ней мало что известно, но следует отметить, что подворья того времени предоставляли постояльцам не только крышу над головой, но и безопасность. Многие гостиницы были похожи на опорные пункты, в которых предпринимались серьёзные меры против нападения.

В качестве наглядного примера можно привести дошедшую до наших времён практически в неизменном виде парижскую гостиницу Де Сенс («Hotel De Sens») на улице Прево, дом № 8, где останавливалась и та самая королева Марго. Постоялый двор был построен между 1474 и 1519 годами. Интересной особенностью здания являются угловые башенки, предназначенные как для повышения престижа владельца, так и для ведения фланкирующего огня из узких окон, больше похожих на бойницы. В арке главных ворот и внутри над лестничными пролётами обустроены каналы для слива кипящих жидкостей. Высокие узкие окна-фрамуги с витражными стёклами в мощной свинцовой оправе обеспечивали освещение внутренних пространств, при этом первые этажи, как правило, оборудовались слуховыми окнами. Уже с первого взгляда на гостиницу становится видна суровая военная архитектура.

Гостиница Де Сенс ("Hotel De Sens"), Париж. Фото из открытых источников.

Когда в ночи раздался грохот и крики открыть дверь, кабатчик отказался выполнять требования. Дверь пришлось выносить, что и разбудило трёх гугенотов, спавших на втором этаже. По всей видимости, первый натиск нападавших был отбит протестантами с применением пистолетов (возможно аркебуз). После чего католики несколько поумерили пыл. Было непонятно, сколько гугенотов засело в темноте гостиницы, а узкие окна, не до конца выбитая дверь и возможно завалы мебели перед входом не давали возможности туда проникнуть.

Кроме того, значительная часть католиков была вооружена пиками и алебардами. Можно было попробовать оттеснить протестантов от двери (и при этом получить в упор заряд картечи), но действовать длиннодревковым оружием на узких лестницах и в тесных помещениях всё равно было крайне неудобно. Здесь надо было полагаться на шпаги, кинжалы и ножи. Стрелять в темноту гостиницы тоже было бессмысленно. При этом, не нужно забывать, что и сами осаждающие были ограничены в средствах. Никто бы не дал в центре Парижа применить самый испытанный метод – выкурить гугенотов, запалив здание. Оставались только лобовые атаки.

Взять гостиницу удалось только 8 штурмом, одновременно зайдя с окон, дверей и крыши. Общее число осаждающих к последнему штурму достигло 200 человек. При этом нападавшие потеряли 12 человек убитыми и 18 ранеными и это против трёх протестантов, у которых практически закончились порох и пули.

На работе отпескоструен вот такой двигатель.
В канун Великой Победы видимо поисковики попросили почистить сей агрегат. Вопрос в следующем. Где этот агрегат мог находиться?
Кубань, окрестности Новороссийска.

Фредерик герцог Йоркский и Олбани родился 16 августа 1763 г. Он был вторым сыном английского короля Георга III и принцессы Мекленбургского дома Шарлоты Мекленбург-Стрелицкой. С самого детства у него открылись необычайно развитые дарования. Уже в возрасте 6 месяцев герцог был избран курфюрстом-епископом Оснабрюкским, став самым молодым епископом в истории христианства! В 16 лет подающий большие надежды епископ отправился в Берлин, где обучался военному делу под надзором самого Фридриха Великого. По всей видимости, слава учителя не давала ему покоя и герцог решил проявить себя на военном поприще.

Разразившиеся на континенте революционные войны предоставили августейшему отпрыску удобный случай стать великим полководцем. Но проклятые якобинские генералы, бывшие пекари, красильщики и торговцы, никак не хотели признавать военных авторитетов.

Войска под прославленным руководством герцога Йоркского постоянно терпели жестокие поражения. Единственное, в чем неизменно черпала утешение английская армия, это в том, что её августейший командующий всякий раз возвращался домой цел и невредим. «Ваша свита, их кареты и большой обоз в безопасности, но рядовые пали смертью храбрых», - докладывали штабные офицеры герцогу Йоркскому о состоянии армии.

Несмотря на то, что с ратными подвигами несколько не задалось, за время походов герцог очень хорошо освоил область финансов. Спасительные пожары на складах раз и навсегда приводили в порядок строгую армейскую отчётность.

3 апреля 1795 года, за «выдающиеся заслуги», герцог Йоркский получил чин фельдмаршала и был назначен главнокомандующим Британской армией, оказавшись во главе ведомства, обходившегося казне в 23 млн. фунтов стерлингов ежегодно и дававшего ему полную, контролируемую лишь королем власть.

Заняв столь важную должность, герцог Йоркский, с головой, погрузился в дела вверенного ему ведомства. Он очень любил принимать посетителей и буквально часами выслушивал различные прожекты (большей частью фантастические!), переустройства Британской армии.

Однако вскоре кабинетная служба наскучила августейшему отпрыску. В 1808 году, движимый чувством бесстрашия и патриотизма, со всей присущей ему энергией, Фредерик стал добиваться командования британскими войсками в Пиренеях. Однако все его попытки возглавить действующую армию постоянно натыкались на каменную стену непонимания. Причём в этом вопросе постоянно конфликтующие парламент, правительство и оппозиция выступали единым фронтом: - Англия не может себе позволить в тяжёлые времена рисковать жизнью величайшего полководца Империи!

Сам «величайший полководец» в то же самое время не упускал случая запустить руки в казну вверенного ему ведомства. Для оплаты своих частных долгов, он, под видом займа, ухитрился выжать из Военного Министерства 54 тыс. фунтов стерлингов. Самое интересное, что, несмотря на предоставленный государственный кредит, долги он так и не удосужился оплатить.

Однако самым монументальным эпизодом его непростой жизни являлся получивший широкую огласку скандал, участниками которого стали сам герцог и его любовница Мэри Энн Кларк.

В результате грандиозной ссоры на свет всплыли факты, что за счет британской армии сиятельный герцог содержал не только себя и свою пассию, но также и её резиденцию, множество экипажей, целый штат из лакеев, певцов, актеров, плясунов, прихлебателей.

Кроме того, герцог Йоркский отдал на откуп своей любовнице производство во все воинские чины, распоряжение перемещениями и назначениями в армии и даже наделил её правом увеличивать вооруженные силы страны.

В Сити была организована контора по продаже воинских чинов по самым демократичным ценам. Так, например, чин капитана при установленных 1500 фунтов стерлингов отдавали за 700, майора при установленных 2600 фунтов стерлингов отдавали за 900. Причём от счастливых приобретателей чинов даже не требовали отбытия в армию. Не довольствуясь военными чинами, дуэт развернул бойкую торговлю назначениями в сан епископов и настоятелей.

В 1809 году под давлением общественности, он был вынужден сложить с себя полномочия главнокомандующего, после чего палата лордов приняла резолюцию, гласящую, что

«поскольку его королевское высочество герцог Йоркский отказался от командования армией, палата не считает нужным продолжать расследование. Занести заявление герцога об отставке в протокол заседания палаты с целью отметить, что герцог навсегда лишился доверия страны и, следовательно, не должен надеяться когда-либо вернуться снова к занимаемому им положению».

Удивительно, но мае 1811 года непотопляемый Фредерик герцог Йоркский и Олбани, несмотря на сопротивление оппозиции, снова вступил в прежнюю должность и оставался в ней до самой смерти.

Интересно, что и после ухода из жизни ему удалось высосать деньги из военного ведомства. Когда герцог скончался в 1827 году, всей британской армии пришлось отказаться от однодневного денежного содержания, чтобы оплатить установку памятника своему выдающемуся полководцу.